Он быстро обернулся и увидел старуху, идущую к берегу с ведром. Марк Себастьян попытался остановить её энергичным жестом руки.

И тут же в него полетели острые ледяные стрелы. Одной из них, нацеленной в шею было достаточно, чтобы пронзить яремную вену. Но, не долетев, они растаяли, упали шипящими капельками.

В следующее мгновение стальная и плотная, словно кольчуга, холодная рубашка сковала тело Марка Себастьяна. Сковала, но ненадолго! Поморщившись от жгучей боли, Марк Себастьян сбросил её с себя, и она скукожилась, словно подожжённая кожа, упала вниз.

Марк Себастьян в великом гневе пронзил старуху суровым, острым, испепеляющим взглядом. Та как-то отшатнулась, уменьшилась в размерах, стала таять в воздухе и последнее, что увидел Марк, это была её едва заметная хищная улыбка и злобный смешок.

Обернувшись, старик всё понял. С реки были слышны крики.

Оказывается, как он узнал позднее, ребята затеяли было соревнование, чтобы объезжать снежки по одному. И Эвелина, изящно ехавшая на одной ноге, вдруг упала набок.

Из кармана у неё выпала и заскользила по льду чёрная свечечка. Закрутившись на месте, она вдруг возгорелась злым ало-зелёным пламенем. Синеватый лёд тут же пошёл трещинами - зигзагами и лопнул! Образовалась мерзкая холодная полынья и сквозь дым и пар, к ужасу, все увидели, как красная курточка Эвелины уходит под воду.

И тут же к ней бросился Лёня! Уже в обжигающей воде он подхватил съёжившееся тельце девочки. Держа её за куртку, он грёб одной рукой к краю льда, пытаясь выбраться на него. Но ледяная кромка проваливалась под тяжестью его тела.

Ребята пытались бросать шарфы, но Лёня даже не мог ухватиться за кончик!

- Уходите оттуда! - во всё горло закричал старик и что есть мочи побежал к ближайшему дому. Распахнул калитку и, не обращая внимания на неистовый лай собаки, схватил приставленную к крыше деревянную лестницу и понёс её к реке.

Лёня ещё барахтался в ледяной воде, а Эвелина уже уходила под воду, жадно дыша, виднелась лишь её шапочка. Смерть смотрела им в глаза холодно и беспощадно.

Старик, разогнав ребят, лёг на лёд.

- Дышите глубже, медленнее, - кричал он. - Шевелите ногами, не останавливайтесь!

И начал осторожно подползать к проруби, толкая впереди себя по льду лестницу.

- Хватайтесь за край! Осторожнее, не резко! Не наваливайтесь на лестницу!

И вот за край ухватились мокрые руки, и старик стал тянуть лестницу на себя.

***

Антонина Эрнестовна, мама Лёни Градова, стояла у окна, и слёзы струились по её лицу. За окном виднелся больничный сад, покрытый ослепительно белым, будто алебастровым, снегом и, казалось, что он творит свои чары и здесь, и именно от него в больничной палате светло, чисто, и бело.

На койке, тяжело и часто дыша, лежал Лёня. Ещё вчера он жаловался на боли в груди, особенно при кашле. Ему казалось, что не хватает воздуха. Быстро поднялась температура. Его тут же госпитализировали, и врач констатировал пневмонию. Началась борьба с болезнью, которая пока, увы, не приносила необходимых обнадёживающих результатов.

Нахмуренным и печальным уходил из больницы старик. Нужно было принимать решительные меры, но теперь многое зависело уже не от него.

Выйдя из автобуса, старик решительным шагом направился к дому, где жили Белевичи.

Шёл, и в груди у него теплилась надежда на лучшее.

Эвелине уже было намного легче. Согретая и отпоенная горячим чаем, она уже казалось достаточно бодрой. Но сильное волнение не оставляло девушку. Она знала о состоянии Лёни и очень переживала за него. Перед её взором стоял неизменный образ юноши - рыцаря, совершившего мужественный поступок и спасшего её жизнь.

В полудневный час Эвелина вместе со стариком пришла в больницу и долго умоляла врачей, чтобы они дали возможность увидеть Лёню.

При виде больного бледность покрыла лицо Эвелины, глаза наполнились слезами, которые орошали её платочек.

Он лежал в беспамятстве, когда она бережно и нежно взяла его руку и, прижав к своей груди, отчего сильнее застучала в сердце кровь, зашептала дрожащим голосом: «Я люблю тебя. Пожалуйста, выздоравливай, победи болезнь!»

А над нею под потолком качалась грозная тень. Но под таким проявлением любви даже она отступала. Полыхали далёкие молнии и громовые раскаты, будто на время среди зимы воцарилось лето.

Старик в коридоре успокаивал Антонину Эрнестовну, уверяя, что всё будет хорошо. Он один здесь знал всю истину происходящего, но ничего не мог сказать.

Антонина Эрнестовна горячо благодарила его, вытирая горькие слёзы:

- Спасибо вам, Марк, за ваше сочувствие, за заботу. Если бы не вы, то ребята бы погибли! Вы умеете успокаивать, как никто другой.

И она прислонилась головой к его плечу.

Она осталась дежурить на ночь, а старик вечером ушёл проводить Эвелину, которой не разрешили долее оставаться в больнице. Он знал - то, что должно произойти, состоится в два часа ночи, у него ещё было время.

- Страдай, моя милая девочка, страдай. Страдай и люби! От твоей любви сейчас многое зависит. Лёне станет легче от твоей любви. До скорой встречи, милая.

И старик, говоривший сегодня такие странные слова, поцеловал её в лоб.

Когда он вернулся домой, то увидел Петра Игнатьича, сидевшего в его кресле.

- Как ты попал сюда? - спросил было старик, а потом хлопнул себя по лбу и пошёл готовить кофе.

- Ну, ты готов, Себастьян? - спросил лениво и как-то буднично Пётр, слабо зримым призраком явившийся на кухню.

Марк Себастьян обернулся, какое-то время строго и снисходительно смотрел в глаза ангела и ответил:

- Сегодня ночью.

Эвелина забросила уроки и сидела, прислонясь к зимнему окну. Там светили фонари, и пришедшая с севера вьюга разбрасывала снежинки. Слёз уже не было, было какое-то чувство родившейся, будто младенец, любви. Любви мучительной и прекрасной. В душе её рождалось что-то новое, будто зажглась звезда, и это новое вместило в себя душу возлюбленного, приняло его целиком.

Когда часы пробили двенадцать, она легла, но не спала. Долго смотрела на заснувшие игрушки, школьные тетради, книги. Взяла одну с полки и прочла:

В дни листопада он грустит и умолкает,

Весной его надежды оживают вновь.

Осенней ночью снова ветки отряхает

Его несчастная и страстная любовь.

Под ветром буйным гроздьями трясутся звёзды,

И вьётся вновь рыжеволосая листва.

Волшебным вихрем снов его опять уносит,

Сквозь пену облака глухая синева.

Бредёт один ночным тенистым шумным садом

И вот - её венецианское окно

Она в ночи меняет пышные наряды

И ждёт блистательного принца своего.

Влюблённого в неё не распознать сквозь слёзы.

А может это капли стылого дождя?

В тревожный вихорь снов его опять уносит,

Сквозь пену облака глухая синева.

***

Мой юный друг о том печалится не стоит,

Грустить и плакать о потерянной любви -

Весна опять шумит за этою рекою

Ты лёгкое её дыхание улови.

***

Он с листопадом вновь грустит и умолкает,

В весну свою поверив - оживает вновь!

Осенней ночью снова ветки отряхает,

Его несчастная и страстная любовь.

Она отложила книгу и замедленно, словно автомат, выключила лампу.

Из окна сочился серо-белый свет, тени плясали в углах и на потолке. Так она долго лежала в темноте без сна, слёзы алмазными капельками катились из глаз, и лишь ветер да снег стучали в окно.

И вдруг яркий луч молочно-белого цвета проник в спальню.

Эвелина в изумлении поднялась и увидела в снопе света фигуру. Она совсем не испугалась. Это был старик, ангел - Марк Себастьян.

Его выразительное, слегка удлиненное лицо было напряжено, в глазах горел нездешний свет.

- Пошли. Будем спасать твоего возлюбленного.