Через Дверь, которая медленно поворачивается на своих огромных петлях и издает ужасный скрип. Вперед по ступенькам, над которыми возвышается лицо Бога, широкое, как: мир. Изрезанное складками и испещренное морщинами, созданными природой на поверхности стены. Можно было бы подумать, что оно из мрамора, если бы не дыхание, с оглушительным ворчанием и шипением вырывающееся из его губ. Ресницы лица так медленно смыкались и размыкались, что казалось, за это время день успевает смениться ночью, и наоборот.

Серебристый калабаш: странное видение, скорее похожее на призрак, чем на осязаемый предмет. Плывущий в пространстве.

Чье-то лицо: его отца, да, он совсем было уверился в этом, но в следующую секунду оказалось, что оно принадлежит имперскому солдату, а затем оно исчезло в фонтане кровавых брызг.

Крошечные капельки усеяли кожу Тигхи. Роса с листьев платанов Сетчатого Леса.

Тело юноши забила мелкая дрожь, и он проснулся. Мулваине был здесь, рядом с ним, он дышал часто и неровно. Пелис пригоршнями запихивала в рот листья и, пережевывая, высасывала из них влагу. Спавший Равилре храпел.

Тигхи чувствовал боль в животе. Он был голоден. Чтобы его не сдуло с мира рассветным штормом, юноша забрался в расщелину, образованную двумя стволами платана, росшими из одного корня – ни у кого из беглецов не осталось ни поясов, ни одеял. Тигхи задрал рубашку и посмотрел на свой живот. Его нижняя часть была покрыта сплошными кровоподтеками, которые переходили и на спину.

– У нас нет еды, – сказал Ати, спрыгивая с большого сука, на котором сидел. – Я подумал, что мы могли бы пойти и насобирать насекомых, однако здесь нет никаких насекомых.

– Мы должны раздобыть пищу, – произнесла Пелис, вытирая рот.

Тигхи протянул руку вверх и, сорвав несколько листьев с веток, росших над головой, запихнул их в рот. Влага немного смягчила и успокоила сгоравший от сухости рот, однако привкус был невыносимо горьким, и юноша вскоре выплюнул плохо пережеванную массу.

Мулваине застонал.

– Тигхи, – начал Ати, усаживаясь на тот же сук, на котором сидел его друг. – Что будем делать?

– Да, что нам делать? – словно эхом отозвалась Пелис.

Тигхи переводил взгляд с одного лица на другое. Он не знал, что делать. Равилре осунулся и вообще не похож на самого себя. Смерть Бел выбила из него жизненный стержень, и теперь он, казалось, старел с каждой минутой. Его глаза ушли далеко в глубь черепа. Снизу их окаймляли большие складки серой кожи, а сверху нависали резко очерченные надбровья. На бледном лице Пелис красовались многочисленные царапины, а длинные спутанные волосы торчали в разные стороны, придавая девушке вид старого, облезлого пса. Все выглядели донельзя изнуренными. Если у кого-то и осталось хоть немного прежней энергии и отваги, в которых не было недостатка ни у одного флатара платона еще пару недель назад, то этим человеком был Ати.

Память Тигхи начала быстро прокручивать картины вчерашнего дня: хаос сражения, появление диковинного серебристого калабаша, некий голос, который, казалось, принадлежал самому Богу, произносивший его имя. Все это оставляло впечатление нереальности. Словно утренний туман, сначала плотный и непроницаемый, а затем легкая дымка, тающая на глазах.

Он глубоко вздохнул. Нужно было что-то сказать.

– Сначала мы найдем пищу, – проговорил он.

Ати и Пелис пытливо посмотрели на Тигхи.

– Мы будем искать пищу и найдем ее. У вас есть с собой фляжки? Для воды?

Ати и Пелис отрицательно покачали головами.

– Ладно, тогда мы должны идти от источника к источнику. Или найти источник и остаться у него. Найти пищу. – Он сделал жест в сторону Мулваине. – Сначала он должен выздороветь, и только потом мы сможем пройти через Сетчатый Лес на запад. Правильно? Мы сможем вернуться домой.

– Домой, – сомневающимся тоном произнес Ати.

– Пелис, а где твой дом?

– В Имперском Городе, – ответила девушка. – Равилре – мой земляк. Он тоже оттуда.

– Значит, ты вернешься туда. Ати, а твой дом внизу стены?

Ати утвердительно кивнул.

– Ты отправишься туда. Я вернусь и поговорю с Папой, – пообещал Тигхи.

Эта мысль вызвала в нем такой прилив чувств, что у него даже закружилась голова. Собственная решимость пьянила и восхищала юношу. Он отправится в Имперский Город, явится к Кардинелле, который посетил его, когда он лежал в госпитале, явится к одному из самих Пап и убедит их поднять его вверх по стене в калабаше. Он вернется в деревню героем. Ему будет что рассказать.

– Говорить с Папами? – недоверчиво переспросил Ати. По его лицу пробежала скептическая усмешка. – Ты безумный варвар! С какой стати Папы захотят разговаривать с тобой?

– Они будут говорить со мной, – упорствовал Тигхи.

– Военный Папа принял меня за того парня, который свалился откуда-то сверху стены! – заявил Ати.

Его разобрал смех. Пелис тоже захихикала. Шум разбудил Равилре, который закряхтел и заворчал во сне.

– Прекрати! – приказал Тигхи, хотя и сам уже начал заражаться смехом.

Он старался выглядеть суровым и непреклонным, но губы уже искривились в улыбке против его воли. Тигхи попытался поджать их и не терять серьезности, однако ничего не получилось. Неудержимый хохот вырвался у него изо рта, и, подавшись вперед, Тигхи принялся лупить Ати по голове. Обессиленный смехом Ати с трудом парировал удары друга.

– Что вы ржете? – спросил проснувшийся Равилре.

Внезапно раздался громкий крик Мулваине. Его тело начали колотить сильная дрожь. Все разом перестали смеяться. Тигхи, Ати и Пелис обступили обливающегося потом друга. Тяжелый сон по-прежнему не отпускал его из своего плена. С плотно сомкнутыми веками и крепко сжатыми кулаками Мулваине метался из стороны в сторону. Прошлым вечером друзья положили его в своеобразную колыбель – выемку в очень плотной массе маленьких сучьев и веток, но теперь он дергался так сильно, что запросто мог вывалиться оттуда.

– Он упадет, – сказала Пелис.

Тигхи положил руки Мулваине на плечи. Тряска начала передаваться через суставы по рукам в верхнюю часть туловища Тигхи, и у юноши застучали зубы.