– Я знаю про Эми, Джилл сказал мне.

– Я рад. Мне хотелось, чтобы вы знали.

– От нее никаких известий?

– Я и не жду. Она предупредила, что какое-то время писать не будет.

– Могла бы хоть дать знать, где она сейчас.

– Могла бы, – согласился Руперт. – Но не сообщила. А я не берусь давать советы.

– Может быть, она как раз этого хочет.

– Чего именно?

– Найти место, где ей не будут диктовать. Я тоже не прочь бы пожить так парочку недель.

Хелен просмаковала эту идею, полузакрыв глаза. Затем отбросила ее и вздохнула:

– Послушайте, Джилл лезет на скандал. Я решила предупредить вас.

– Что за скандал?

– Я не уверена... Притворите получше дверь. Если уши мисс Бартон уловят, что я скажу, она взлетит при первом сильном ветре.

– У меня нет секретов от мисс Бартон.

– Ну, так у меня есть, – отчеканила Хелен. – А у вас могут появиться.

Руперт затворил дверь.

– Что это значит?

– Джилл вообразил...

– Что же?

– Будто у вас и мисс Бартон...

Руперт гневно расхохотался:

– Ох, ради всего святого!

– Мне это тоже кажется нелепым. Только я не смеюсь. Потому что Джилл чертовски серьезен. Он готов убедить себя, будто вы не хотите возвращения Эми по кое-каким причинам.

– Чего это он вздумал? Что за чушь?

– У мисс Бартон ключ от вашего дома.

– Естественно. Я дал ей ключ, и она приходит два раза в день кормить Мака, пока я в отъезде.

– Джилл утверждает, что обычно вы сажали Мака в конуру.

– Последний раз, когда мы посадили его в конуру, он там подхватил чесотку.

– Вот видите? Все объясняется логически просто. Но Джилл ничему не верит. По сути, он совершенно иррационален, когда дело касается семьи. Потому я предпочитаю об этом не думать, все равно тут ничего не поделаешь.

– А я часто думаю об этом, – заметил Руперт.

– Да, по правде, я тоже думаю. Только зря. Надо признать раз навсегда: "Джилл славный парень. Но помешан на всем, что касается Эми". И пусть так и будет.

– Согласен.

Хелен глубоко вздохнула, как бы говоря, что тема закрыта, но за ней следует другая.

– Еще о губной помаде.

– Какой губной помаде?

– На бокале в кабинете. Джилл утверждает: она в точности того же оттенка, что и помада мисс Бартон.

– И у тридцати миллионов других американок. Это модный цвет, предложенный прошлой весной. Какой-то шербет...

– Мандариновый шербет?

– Точно. Я подарил ее Эми на Пасху, в одном из этих причудливых футляров. Ну, все теперь?

– Не совсем.

Руперт в беспомощной ярости всплеснул руками:

– Разрази меня Бог! Что еще?

– Перестаньте богохульствовать. Вы меня нервируете. Я, того и гляди, выйду из себя, и одному небу известно, что может тогда стрястись. Ведь до сих пор одна я сохраняю спокойствие во всей нашей компании. Так вот, значит... что я хотела сказать?

– Дураком буду, если пущусь на отгадки, – мрачно заявил Руперт. И сел за письменный стол в ожидании, когда Хелен наведет порядок в мыслях, как навела его в мешке, натыкаясь на мелочи, казалось, потерянные навсегда.

– Надо было записывать, – бормотала она. – Но я не могла. Ведь Джилл верил, что говорит со мной доверительно. Я хочу сказать, ему и в голову не приходило, что я пойду сюда и расскажу вам... У него случилась бы истерика, если бы...

– Вы уже сказали об этом.

– Разве? Ну и что? Это для того, чтобы показать... Ох, вспомнила наконец. Окурки в кабинете.

– Там не было никаких окурков.

– В том-то и дело. Эми – завзятая курильщица. Это одна из немногих привычек, какими она не пожертвовала ради Джилла. А так как она в тот вечер была особенно взвинчена, Джилл говорит, что все пепельницы должны были быть полны окурков.

– Если бы Джилла потренировать лет эдак пятьдесят, он мог бы стать сыщиком.

– Ну, и что? Он действительно замечает всякие вещи, – защитила мужа Хелен. – Даже если потом выходит совсем не то, что ему казалось.

– "Даже если" – вот именно! В этот раз выходит совсем не то. Эми не пробыла в кабинете и пяти минут. Что ж он не потрудился проверить весь остальной дом? Посоветуйте ему в следующий раз прихватить микроскоп.

– Вы беситесь. Разве не так?

– Вы чертовски правы: бешусь. Он-то что хочет доказать?

– Ничего определенного. Думает, что вы скрываете правду.

– Правду о чем?

– Обо всем. Я предупредила вас, он просто не в себе.

– Странная деликатность. Он маньяк.

– Только в том, что касается Эми.

– Разве этого мало? – Руперт ударил кулаком по столу, невольно имитируя Джилла. – С тех самых пор, как мы с Эми поженились, он старался поломать наш брак. Все вертелся около, в надежде, что я прибью ее или буду волочиться за другими женщинами, стану пьяницей или наркоманом. Все что угодно, лишь бы Эми бросила меня и залезла назад, в семейное гнездышко, эдакий паршивый птенчик. Что ж, он наполовину преуспел. Она покинула меня. Но в гнездышко не устремилась.

– Она не покинула вас, Руперт. Не всерьез. Я... я читала письмо. – Она слегка покраснела и стала крутить одно из колец, украшавших ее пухлые пальцы. – Джилл попросил меня прочесть.

– Зачем?

– Хотел узнать, что я думаю о смысле письма (о женском смысле, как он выразился) и ее ли это почерк.

– И что же?

– Разумеется, я сказала Джиллу, что почерк наверняка ее. Только...

Она замолчала и принялась опять крутить кольцо, словно оно сузилось и причиняло боль. Это бриллиантовое кольцо Джилл подарил ей двадцать лет назад. Эми все еще была тогда в гнезде, птенчик Эми, еще не оперившийся, бесформенный, с постоянно разинутым ртом, – не от голода, в птичьем стиле, а из-за аденоидов.

Аденоиды убрали, перья выросли, крылья развернулись, но некуда было лететь, пока не появился Руперт. Хелен вспоминала свадьбу Эми гораздо яснее и счастливее, чем свою. Прощай, маленький черный дрозд.

– "Только" что? – спросил Руперт.

– Он не доверился моему мнению. Вчера отправился с письмом к эксперту по почеркам, частному детективу по имени Додд.

Руперт подался вперед, онемев от шока. Из соседней конторы Боровица раздался спазматический кашель счетной машины. Обычная работа, подумал Руперт. Боровиц запускает в машину цифры и получает ответ. И за несколько кварталов отсюда, в другой конторе, Джилл тоже получает ответы, только что-то случилось с его машиной, разболталась какая-то деталь.

– Что же, на его взгляд, случилось с Эми? – спросил он.

– Он не знает определенно, но чувствует. Неужели вам непонятно? Бредовые идеи, без всякого смысла. Потому я и пришла предупредить вас. И потому еще, что беспокоюсь. Смертельно беспокоюсь. Все эти идеи бьют по здоровью Джилла.

– По-моему, очевидно, тоже. Скажите хоть что-нибудь об этих его идеях.

– А вы не станете опять беситься?

– Не могу себе позволить. Ситуация слишком серьезна.

– Тогда ладно. Вчера вечером он сказал, что не уверен, возвращалась ли Эми домой вообще.

– Где ж она в таком случае?

– Все еще в Мехико.

– Что она там делает?

– Ничего не делает. Он подозревает – нет, не подозревает, а чувствует. Он чувствует, что она мертва.

Руперт не выразил удивления. Сюрпризы кончились! Он понял: Джилл способен на что угодно.

– Психиатр поплясал бы над таким материалом. А как она умерла, он тоже почувствовал?

– Нет.

– Или когда?

– В ту неделю, что вы были там.

– Словом, я поехал в Мехико и убил жену. – Голос Руперта звучал совсем отрешенно. – Были у меня на то причины?

– Деньги и мисс Бартон.

– Я хотел унаследовать деньги Эми и жениться на мисс Бартон, не так ли?

– Да.

Хелен умудрилась стянуть с пальца кольцо. Теперь она сидела, держа его на коленях, но на него не смотрела, лишь смутно сознавая, что оно там.

– Право, Руперт, по-настоящему он не верит в это. Он обижен, что Эми не поделилась с ним, и зол на вас за то, что вы позволили ей уехать.