Наивысшей степени предвзятость авторов английских и французских хроник достигла в эпоху Столетней войны. В условиях острого и бесконечно долгого военно-политического конфликта в трудах хронистов стали проявляться зачатки национального самосознания, связанные с завершением формирования народностей и появлением предпосылок для возникновения национальных государств. По мере обострения борьбы между Англией и Францией они становились все более яркими, углубляя предвзятость хронистов в передаче и освещении фактов. Так, аббат монастыря св. Марии в Йорке Томас Бертон, живший в конце XIV – начале XV в., попытался представить англо-французскую войну как исключительно оборонительную со стороны Англии. Его предшественники Уолсингем и анонимный монах того же монастыря в XIV в. были и сдержаннее и объективнее [167]. Откровенно пристрастно излагали и оценивали события заключительных десятилетий войны французские хронисты, находившиеся под впечатлением высокого подъема освободительной борьбы во Франции [168]. Сопоставление данных английских и французских хроник позволяет внести поправки на проявление такого рода субъективности, отбросив крайние преувеличения и откровенные искажения.
Важный отпечаток на качество содержащейся в хрониках информации налагают социальное происхождение и общественное положение авторов. Это сближает содержание официальной французской хроники монастыря Сен-Дени и труда Томаса Уолсингема, возглавлявшего скрипторий Сент-Олбанского аббатства в Англии. При всей своей пристрастности обнаруживают большое внутреннее сходство в оценках и подходе к характеру происходящих событий автор «Хроники Англии» Джон Капгрейв и такие французские хронисты, как Тома Базен и Гийом Кузино или бургундский придворный хронист Ангерран Монстреле. Это люди одного круга, сходного общественного положения и единых, по существу, взглядов, хотя их оценки диаметрально противоположны вследствие их принадлежности к разным государствам. Капгрейв – видный церковный деятель и придворный, друг герцога Глостерского – брата английского короля Генриха V; Базен – епископ, известный политик; Кузино – секретарь, а затем канцлер французского короля Карла VII; Монстреле – приближенный герцога Филиппа Доброго. Все это сближает их позиции в основных вопросах внутренней и внешней политики, делает сходными их по существу. [169]
Принципиально отличаются от них по своим взглядам анонимный автор «Хроники первых четырех Валуа» и хронист Жан де Венетт [170]. Не имея данных о биографии первого из них, мы можем получить довольно полное представление о его личности. Она проявилась на страницах хроники. По всей видимости, он происходил из городского сословия и сохранил горячую симпатию к «добрым горожанам» Франции. Показательно, что в его сочинении патриотические чувства прозвучали гораздо раньше и отчетливее, чем в официальных придворных хрониках. Выходец из крестьян, Жан де Венетт горячо сочувствовал испытаниям, выпавшим на долю народа Франции в первые десятилетия Столетней войны. В силу этого именно он наиболее ярко отразил обострение социальных противоречий, вызванное военными поражениями и предательским поведением правящей верхушки. По той же причине труд Жана де Венетта – один из наиболее полных и ценных источников по истории массового освободительного движения во Франции во второй половине XIV в.
При всей важности фактора социального происхождения хрониста он не всегда играет определяющую роль. Яркий пример этого – Жан Фруассар [171]. Выходец из мелкого нидерландского бюргерства, он полностью оторвался от своих социальных корней. Придворная служба и страстная привязанность к куртуазной поэзии сделали Фруассара восторженным певцом рыцарских добродетелей и подвигов. История англо-французской войны представляла для него неоценимый материал. Фруассар одинаково пылко восхищался подвигами рыцарей любой страны. Это отнюдь не означает, что его хроники беспристрастно рисуют борьбу между Англией и Францией. Напротив, в их разных редакциях проступает сначала яркая проанглийская, а затем профранцузская окраска. Она, однако, не имеет ничего общего с ростками национального самосознания. Фруассар строго ориентировался на интересы своих покровителей и служил сначала при английском дворе, а затем во Франции.
При всех отмеченных слабостях труд Фруассара представляет большую ценность при изучении истории борьбы английской и французской монархий. Прежде всего его огромным достоинством является основательная источниковая база. Известно, что Фруассар активно собирал свидетельства очевидцев и даже документы в нескольких европейских странах. В силу любви к рыцарству он придавал в своей хронике большое значение чисто военным вопросам: вооружению, тактике, численности войск и т. п. При изучении истории конфликтных отношений между Англией и Францией это представляется существенным. Заметим, что подобные данные почти полностью отсутствуют в трудах большинства хронистов – служителей церкви.
Возвращаясь к вопросу о влиянии социального происхождения авторов хроник на содержание их произведений, следует отметить «отступление от правила» в трудах еще двух известных французских хронистов XV в. – Робера Блонделля и Жака де Бувьера, по прозвищу Берри [172]. Блонделль – рыцарь из Нормандии, Берри – герольд Карла VII. Под впечатлением высокого накала массового освободительного движения во Франции оба автора описали историю освобождения Северной Франции в манере, нетипичной для рыцарей. Страницы их хроник пронизаны горячим патриотическим чувством и презрением к англичанам, не исключая и английских баронов, – например, главнокомандующего Тальбота. Еще большим отступлением от рыцарской идеологии является внимание Блонделля и Берри к простым людям Франции. Горожане и даже крестьяне показаны как помощники Карла VII и его армии в деле освобождения Нормандии. Все это превращает записки Блонделля и Берри в источники неодноплановые:
помимо богатого фактического материала, основанного у Берри на личном участии в Нормандской кампании, в них ценно свидетельство особой духовной атмосферы во Франции середины XV в. Они помогают воссоздать то, что называют «духом армии» – фактор, имеющий решающее значение в массовых освободительных движениях.
При всей ценности источников нарративного характера их данные недостаточно полны и надежны для воссоздания истории международных отношений. Они нуждаются в корректировке с помощью других материалов. Государственные акты заинтересованных стран, международные договоры, официальная переписка служат самым естественным источником относительно объективной информации. Договоры о мире, тексты соглашений о временных перемириях, инструкции послам, журналы переговоров, заключения по итогам третейских судов – таков основной видовой состав этой группы документов. Наиболее важны универсальные издания первой половины XVII в., такие, как собрание мирных договоров европейских государей, опубликованное Бернаром Жаком, или известное многотомное издание дипломатических документов английской короны Фомы Раймера [173]. При всех недостатках археографического характера эти издания отличаются важным достоинством: состав документов в них позволяет исследователю максимально приблизиться к работе с архивным фондом, в котором не произведен тематический отбор под углом зрения той или иной конкретной темы. Среди современных документальных публикаций такой подход почти не встречается. В качестве исключения можно отметить издание дипломатических документов из Государственного архива в Лондоне. [174]
Начиная с конца XIX в. среди изданий документов по истории международных отношений абсолютно преобладают тематические сборники и подборки документов, посвященные отдельным событиям или межгосударственным связям. Как правило, их отличает высокий уровень археографической работы: подробные комментарии, содержательные предисловия и т. п. [175]В работе с этими весьма ценными источниками приходится постоянно иметь в виду возможную предвзятость издателей, вследствие которой самый отбор документов может повлиять на освещение событий. Например, английские публикации по истории англо-шотландских отношений или союза Шотландии и Франции желательно корректировать с помощью данных шотландских или французских изданий и т. д.
