На следующий день в сторожевых башнях неизвестно почему поднялась суматоха. Замечено это было утром, а ближе к полудню, когда Рентелл вышел из гостиницы, чтобы повидаться с миссис Осмонд, непонятная деятельность была в разгаре. По обеим сторонам улицы люди стояли у открытых окон и на балконах, взволнованно перешептывались и показывали на небо.

Обычно Рентелл старался не обращать внимания на сторожевые башни – у него вызывали возмущение любые разговоры о них, – но сейчас, укрывшись в тени стоявшего в начале улицы дома, он принялся рассматривать ближайшую. Она как бы парила метрах в шести над Публичной библиотекой. Впечатление было такое, что застекленное помещение в нижнем ярусе полно наблюдателей – они возились, как показалось Рентеллу, вокруг полусобранного огромного оптического механизма, то закрывая, то открывая при этом окна. Рентелл посмотрел по сторонам – башни, отстоящие друг от друга метров на сто, как бы заполняли собой небо. Во всех, судя по вспышкам света, возникавшим, когда на открываемое окно падал солнечный луч, кипела аналогичная деятельность.

Старик в потрепанном черном костюме и рубашке апаш, обычно слонявшийся около библиотеки, пересек улицу, подошел к Рентеллу и встал рядом с ним в тени.

– Не иначе как они что-то там затевают. – Он приложил ладони козырьком к глазам, озабоченно глядя на сторожевые башни. – Никогда раньше такого не видел.

Рентелл внимательно посмотрел на него. Как бы ни был старик встревожен, все же он явно испытывал облегчение при виде начавшейся в башнях суеты.

– Я бы не стал беспокоиться попусту, – заметил Рентелл. – Хорошо, что там вообще хоть что-то происходит.

Не дожидаясь ответа, он повернулся и зашагал прочь. Через десять минут он дошел до улицы, где жила миссис Осмонд, и все это время упорно не поднимал глаз от мостовой и не глядел на редких прохожих. Над улицей, прямо по центру, нависали четыре сторожевые башни. Примерно из половины домов уже выехали их обитатели, и нежилые здания постепенно, но неотвратимо ветшали. Обычно во время прогулки Рентелл внимательно рассматривал каждый частный дом, прикидывая, не снять ли ему его и не переехать ли из гостиницы, но сейчас движение в сторожевых башнях вызывало у него беспокойство, какого раньше он и предположить не мог, а посему на этот раз мысли его были далеки от жилищного вопроса.

Дом миссис Осмонд находился в глубине квартала, распахнутые ворота покачивались на ржавых петлях. Рентелл, помедлив у росшего рядом с тротуаром платана, решительно пересек садик и быстро вошел в дом.

В это время дня миссис Осмонд обычно загорала на веранде, но сегодня она сидела в гостиной. Когда Рентелл вошел, она разбирала старые бумаги, которыми был набит небольшой чемоданчик.

Рентелл даже не обнял ее и сразу подошел к окну. Шторы были приспущены, и он их поднял. Метрах в тридцати возвышалась сторожевая башня, нависая над опустевшими домами. Наискосок за горизонт уходили рядами башни, полускрытые яркой пеленой.

– Ты считаешь, что тебе обязательно надо было приходить? – беспокойно осведомилась миссис Осмонд.

– Почему бы и нет? – спросил Рентелл. Он рассматривал башни, засунув руки в карманы.

– Но если они станут следить за нами, то заметят, что ты ходишь ко мне.

– На твоем месте я бы меньше верил разным слухам, – спокойно ответил Рентелл.

– Что же тогда все это значит?

– Не имею ни малейшего представления. Их поступки могут быть в той же степени случайны и бессмысленны, как и наши. Возможно, они и в самом деле собираются установить за нами надзор. Но какое имеет значение, если они только смотрят?

– В таком случае тебе вообще не нужно больше приходить! – воскликнула миссис Осмонд.

– Но почему? Не думаю, что они могут видеть сквозь стены.

– Не так уж они глупы, – бросила миссис Осмонд. – Они скоро сообразят, что к чему, если уже не сообразили.

Рентелл отвел взгляд от башни и терпеливо посмотрел на миссис Осмонд.

– Дорогая, в твоем доме нет подслушивающей аппаратуры. Потому им неизвестно, чем мы занимаемся: теологической беседой или обсуждением эндокринной системы ленточного червя.

– Только не ты, Чарлз, – захихикала миссис Осмонд. – Только уж не ты. – Явно довольная своим ответом, она смягчилась и взяла сигарету из шкатулки на столе.

– Возможно, они меня не знают, – сухо произнес Рентелл. – Более того, я совершенно уверен, что не знают. Если бы знали, то не думаю, что я еще находился бы здесь.

Он почувствовал, что начал сутулиться, – верный признак волнения.

– Будут сегодня в школе занятия? – спросила миссис Осмонд, когда он уселся на диване в своей любимой позе, вытянув длинные ноги.

– Трудно сказать, – пожал плечами Рентелл. – Хэнсон утром пошел в Таун-холл, но там, как всегда, ничего не знают.

Он расстегнул куртку и вытащил из внутреннего кармана старый, аккуратно свернутый женский журнал.

– Чарлз! – воскликнула миссис Осмонд. – Где ты его достал?

– Дала Джорджина Симоне, – ответил Рентелл. С дивана можно было видеть сторожевую башню. – У нее полным-полно таких журналов.

Он встал, подошел к окну и задернул шторы.

– Чарлз, не надо! Я же ничего не вижу.

– Потом посмотришь, – ответил Рентелл, опять устраиваясь на диване. – На концерт сегодня идешь?

– Разве его не отменили? – спросила миссис Осмонд, неохотно откладывая журнал.

– Конечно, нет.

– Мне что-то не хочется, Чарлз. – Миссис Осмонд нахмурилась. – А что за пластинки собирается проигрывать Хэнсон?

– Чайковский и Григ. – Рентелл старался заинтересовать ее. – Ты должна пойти. Мы же не можем целыми днями сидеть дома, плесневея от скуки.

– Я все понимаю, – протянула миссис Осмонд капризно. – Но у меня нет настроения. Давай сегодня не пойдем. Да и пластинки мне надоели – я их столько раз слышала.

– Мне они тоже надоели. Но, по крайней мере, это хоть какая-то деятельность. – Он обнял миссис Осмонд и начал играть завитком волос за ухом, позванивая ее большими блестящими серьгами. Когда он положил руку ей на колено, миссис Осмонд встала и отошла, поправляя юбку.

– Джулия, да что с тобой? – раздраженно спросил Рентелл. – У тебя голова болит?

Мисс Осмонд стояла у окна, глядя на сторожевые башни.

– Как ты думаешь, они выйдут оттуда?

– Разумеется, нет! – бросил Рентелл. – С чего ты взяла?

Внезапно он почувствовал, что злится и ему все больше хочется скорей уйти из этой тесной и пыльной комнаты.

Он встал и застегнул куртку:

– Встретимся сегодня в Институте, Джулия. Начало концерта в три.

Миссис Осмонд рассеянно кивнула, открыла дверь и мелкими шажками вышла на веранду, не задумываясь, что ее видно с башен, с отрешенным выражением молящейся монахини на лице.

Как Рентелл и предполагал, на следующий день занятия в школе были отменены. Послонявшись после завтрака по гостинице, он с Хэнсоном пошел в Таун-холл. Единственный чиновник, которого им удалось отыскать, ничего не знал.

– До сих пор мы не получили никаких распоряжений, – объяснил он. – Но можете быть спокойны: как только что-то прояснится, вам сразу сообщат. Правда, насколько я слышал, произойдет это не скоро.

– Таково решение школьного комитета? – спросил Рентелл. – Или это очередная блистательная импровизация секретаря муниципального Совета?

– Школьный комитет больше не функционирует, – сказал чиновник. – А секретаря, боюсь, сегодня нет на месте. – Прежде чем Рентелл смог что-либо вставить, он добавил: – Жалованье вам, конечно, будет продолжать идти. Если хотите, на обратном пути можете заглянуть в финансовый отдел.

Выйдя из Таун-холла, Рентелл и Хэнсон решили выпить кофе. Найдя открытое кафе, они уселись под тентом, поглядывая на сторожевые башни, нависшие над крышами. Деятельность в башнях по сравнению с вчерашним днем существенно уменьшилась. Ближайшая башня находилась в пятнадцати метрах от них, прямо над пустым зданием конторы на противоположной стороне улицы. Окна в наблюдательном ярусе оставались закрытыми, но Рентелл заметил за стеклом мелькавшую время от времени тень.