Он кивнул, похоже, поняв на этот раз. Мы быстро прошли вдоль длинного внутреннего перехода — миновали тиры, салоны тату, обмен денег, палатки с сахарной ватой, затем проскочили через двойные стеклянные двери и прямо по газону спустились вниз по склону к стоянке, где нас поджидала Красная Акула.
— Ты поведешь, — сказал он. — Сдается мне, что со мной что-то не так.
7.
Параноидальный террор…
И жуткий призрак содомии…
Сверкающие ножи и зеленая вода
Когда мы подкатили к «Минту», я припарковался на улице напротив казино, за углом от стоянки. «Бессмысленно подвергать себя риску в вестибюле, — думал я. — Ни один из нас не сойдет за пьяного. Мы оба чересчур напряжены». Вокруг нас пульсировали слишком устрашающие вибрации. Прошмыгнув через казино, мы поднялись наверх в служебном лифте.
Никого не встретив, добежали до номера, но ключ решительно не открывал дверь. Мой адвокат отчаянно ломился в нее изо всех сил. «Эти мерзавцы успели сменить нам замок, — простонал он. — Скорее всего, они пасли этот номер. Господи, нам крышка».
Неожиданно дверь распахнулась. Мы опешили, затем ввалились внутрь. Никакого повода для беспокойства. «Наглухо ее запри, — приказал адвокат — Используй все цепочки». Он с удивлением рассматривал в своей руке два ключа от номеров Отеля «Минт». «А этот хер откуда?» — спросил он, показывая мне ключ с номером 1221.
— Это комната Ласерды, — просветил я его. Адвокат ухмыльнулся.
— Ах да, правда. Я подумал, что он может нам пригодиться.
— Зачем?
— Давай поднимемся к нему. Вышвырнем из постели и окатим водой из пожарного шланга.
— Нет, — сказал я. — Мы должны оставить бедного ублюдка в покое. У меня такое чувство, что он нас почему-то избегает.
— Не обманывай себя. Этот португальский сукин сын опасен и следит за нами, как коршун. — Он подозрительно покосился на меня. — Вы что, сговорились?
— Я говорил с ним по телефону, пока ты ходил смотреть, как вымыли машину. Он сказал, что рано завалится спать. чтобы поспеть на трек на рассвете.
Адвокат не слушал. Он издал душераздирающий крик и замолотил по стене обеими руками.
— Этот грязный подонок! — орал он. — Я знал это! Он увел мою женщину!
Я рассмеялся: «Эту маленькую блондинку-группиз из команды киношников? Думаешь, он трахнул ее в задницу?».
— Да, конечно, тебе смешно — продолжал кричать адвокат. — Вы, чертовы белые уроды, все одинаковы!. — Это не помешало ему открыть новую бутылку текилы и залпом опрокинуть ее в глотку. Потом он схватил грейпфрут и разрезал его пополам Гербер Мини-Магнумом — охотничьим ножом с нержавеющим лезвием, напоминавшим остро отточенную опасную бритву.
— Где ты раздобыл этот нож? — спросил я.
— Прислали из обслуги номеров. Мне надо было чем-то порезать плоды лайма.
— Какие плоды лайма?
— Все равно у них не было ни хрена. Они не растут здесь в пустыне.
Адвокат яростно покромсал грейпфрут на четвертинки, восьмушки… на шестнадцатые… потом начал бесцельно долбать ножом по остаткам этого крошева. «Мерзкая гадина, — стонал он. — Я знал, что с ним надо разобраться, пока была такая возможность. А теперь он имеет ее во все дыры».
Я вспомнил эту девочку. Мы застремали ее в лифте несколько часов назад
— мой адвокат выставил себя на посмешище.
— Вы, должно быть, гонщик, — сказала она. — Вы в каком классе?
— Классе? — раздраженно переспросил он. — Что за хуйню вы несете?
— На чем вы ездите? — спросила она, кокетливо улыбаясь. — Мы снимаем фильм о гонках для телепередач: может, мы задействуем вас.
— Задействовать меня?
«Матерь божья, — подумал я. — Ну вот началось». Лифт был битком забит гонщиками и полз от этажа к этажу как черепаха. К тому времени как мы остановились на Третьем, адвоката уже понесло не в ту степь. Оставалось еще пять…
— Езжу на самых больших! — неожиданно выкрикнул он. — На настоящих больших гондонах!
Я рассмеялся, пытаясь превратить все в шутку. «Винсент Блэк Шэдоу. — сказал я. — Мы представляем команду производителей».
Это заявление вызвало приглушенное, но грубое несогласие окружающих. «Чушь собачья», — пробормотал кто-то позади меня.
— Минутку! — закричал мой адвокат и снова обратился к девице: «Прошу извинить меня, леди, но, по-моему, сюда затесалась какая-то недоношенная дрисня, которая качает права и хочет, чтобы ей располосовали морду». Он сунул руку в карман своего черного пиджака и повернулся к людям, стоявшим у задней стенки лифта.
— Ну вы, ничтожные белые пидоры, — прорычал он. — Кто хочет, чтобы его порезали, в натуре?
Я не отрываясь смотрел вверх на определитель этажей. Дверь открылась на седьмом, но никто не двинулся с места. Стояла мертвая тишина. Дверь закрылась. Вверх на Восьмой… Снова открылась. И все еще ни звука или движения в переполненном лифте. Как только дверь начала закрываться, я выскочил и выдернул адвоката, схватив его за руку в последний момент. Двери плавно захлопнулись, и вскоре на панели прозвенел Девятый.
— Быстро! В номер! — сказал я. — Эти козлы натравят на нас легавых!
Мы бегом завернули за угол. Мой адвокат хохотал как сумасшедший. «Обосрались! Обосрались! — орал он. — Ты это видел? Они обосрались. Как крысы, угодившие в крысоловку!» Как только мы заперли за собой дверь, он перестал смеяться и сказал: «Твою мать. Вот теперь дело серьезное. Эта девочка все поняла. Она в меня влюбилась».
И сейчас, много часов спустя, он был убежден, что Ласерда — так называемый фотограф — каким-то образом снял ту девицу.
— Пойдем туда и кастрируем эту скотину; — предложил он, поигрывая у лица своим новым ножом. — Это ты ее под него подложил?
— Послушай, — бросил я. — Ты бы лучше убрал это чертово перо и привел свою голову в порядок. Я должен загнать машину на стоянку.
Медленно пятясь, я осторожно двинулся к двери. За много лет общения с нарколыгами постигаешь в том числе, что абсолютно все серьезно. Ты можешь повернуться спиной к человеку, но никогда не поворачивайся спиной к наркотику — особенно когда он размахивает у тебя перед глазами остро отточенным охотничьим ножом.
— Прими душ, — сказал я. — Вернусь минут через двадцать.
Я быстро юркнул за дверь, запер ее за собой, прихватив ключ от комнаты Ласерды, украденный ранее моим адвокатом. «Не повезло бедному мудаку, ох не повезло». — думал я, спускаясь в лифте. Они прислали его сюда выполнять вполне пристойное и осмысленное задание: сделать всего несколько снимков мотоциклов и «вседорожников», раскатывающих по пустыне, и не успел он оглянуться, как, даже не сознавая этого, угодил прямо в пасть некоего мира за пределами его понимания. Даже приблизительно представить себе. что же все-таки произошло, он был не в состоянии.
А вот что мы здесь делаем? Каков смысл этого путешествия? Может, и нет в действительности никакого большого красного Шевро с открытым верхом, стоящего на улице? Катаюсь ли я в лифтах Отеля «Минт» в каком-то наркотическом исступлении или на самом деле приехал в Лас-Вегас делать репортаж?
Я порылся в своем кармане и извлек ключ. На нем было написано «1850». Это хоть по крайней мере реально. Задачей номер один было разобраться с машиной и вернуться в эту комнату— затем по возможности привести себя в нормальное состояние, чтобы достойно встретить любую неожиданность, поджидающую нас на рассвете.
Теперь из лифта в казино. У игральных столов было по-прежнему столпотворение. Кто все эти люди? Что за лица! Откуда они только взялись? Выглядят как карикатуры на торговцев подержанными машинами из Далласа. Но они реальны. И, дорогой Иисус, их было здесь до хуя — и их вопли раздавались за столами в полпятого утра в воскресенье. Все еще тискают Американскую Мечту, этот образ Большого Победителя, умудрившегося сорвать куш в последние минуты предрассветного хаоса в занюханном казино Вегаса.
Знатный отрыв в «Серебряном Городе». Обставить крупье и вернуться домой богатым. Почему бы и нет? Я остановился у Колеса Удачи и поставил на Томаса Джефферсона — двухдолларовая купюра. Торчковый билет прямо в рай, — полагаясь, как всегда, на врожденный инстинкт ставки, способный перевернуть все вверх тормашками.