Сато тоже услышал это, но выражение его лица не изменилось. Он, наоборот, наклонил голову. Помощник капитана, плотный темнокожий туземец подался вперед и пристально вгляделся в Кейтане мигающими глазами, расположенными на толстогубом лице.

Капитан Сато кивнул этому человеку.

— Его принадлежать Ктулху… — сказал он.

Затем вся команда столпилась вокруг Кейта; они стали хватать его липкими руками, чтобы поднять его и бросить в зияющий дверной проем, похожий на пасть демона, откуда что-то поднималось и приближалось.

Кейт не осмеливался взглянуть на то, что кралось внизу; его глаза были закрыты, когда он падал в темноту.

То, что он увидел в последний раз — это члены команды, на лицах которых были рыбьи глаза. Было слишком поздно, когда он распознал иннсмутскую внешность.

Боюсь, в этом нет никаких сомнений, — сказал Дэнтон Хейзингер. — Он мертв.

Кей Кейт не ответила. Она сидела в офисе банковского менеджера, который наблюдал за ее реакциями. Кей чувствовала пронизывающий холод от кондиционера, резкий запах сигары Хейзингера, косой взгляд его астигматичных глаз, скрытых за толстым барьером бифокальных линз, слышала шуршание бумаг, лежащих на столе, которые он перебирал.

Ее чувства были в полном порядке — слуховые, осязательные, обонятельные, зрительные.

И только что полученное известие о смерти Альберта Кейта не произвели никакой ощутимой реакции.

Вот отчеты из консульства, — говорил Хейзингер. — свидетельские показания капитана и нескольких членов его команды. Их, каждого по отдельности, допрашивала полиция и французские правительственные чиновники, и их рассказы совпадали во всех деталях! — Хейзингер пододвинул к ней ксерокопии документов. — Если вы хотите познакомиться с ними…

Кей помотала головой. — Я верю вам на слово. Но напиться пьяным и свалиться за борт с корабля в самом центре Южного Тихого океана — это весьма непохоже на Альберта. А там уверены, что опознание правильное?

Абсолютно, — Хейзингер затушил окурок сигары в пепельнице к большому облегчению Кей. — Они прослеживали его передвижения все время, начиная с момента, когда он купил здесь авиабилет.

Кей покачала головой, затем отбросила назад светлые локоны неловким движением растопыренных пальцев. — И все-таки, это не похоже на то, что входило в его привычки. Пуститься в путешествие незнамо куда. Я не могу представить себе Альберта, действующего импульсивно.

Хейзингер пожал плечами. — Честно говоря, я тоже. Ваш бывший муж всегда поражал меня своей методичностью.

Значит, должна была быть какая-то причина…

И я в этом уверен, — Хейзингер кивнул. — Но все дело в том, что мы никогда не узнаем, какова была эта причина. Он ничего не говорил мне перед отъездом. Единственное, что я могу вам сказать, так это то, что он пришел ко мне и объявил об отъезде сразу же после землетрясения. Он распорядился снять двадцать тысяч долларов в дорожных чеках и попросил банк помочь ему, чтобы не было обычных бюрократических проволочек, связанных с продлением паспорта. Мы также помогли ему найти фирму по управлению имуществом, которая следила бы за тем, чтобы все было в порядке с его домом, пока его не будет. Он заплатил им аванс за первый месяц и не сказал, задержится ли он дольше, поэтому мы решили, что он намеревался вернуться в течение этого времени. Вот и все, что я мог узнать.

Кей нахмурилась. — Но почему он выбрал именно Таити? И что он делал на этом японском судне в сотнях миль от земли? Он не был рыбаком. Алкашом он тоже не был. Последний раз, когда я видела его, мы сидели за ланчем и обсуждали условия развода, тогда он не выпил ни капли.

Это было почти три года назад, насколько я помню, — сказал Хейзингер. — Люди меняются, — мелкий банковский служащий нерешительно улыбнулся. — Но не полностью, конечно. Вас может утешить тот факт, что ваш бывший супруг не составил нового завещания. Значит, вы наследуете его имущество. Я, как его судебный исполнитель, должен провести немедленную инвентаризацию. Что-то напоминает мне…

Хейзингер открыл верхний правый выдвижной ящик стола и достал из бумажного конверта связку ключей.

Вот и они. Это дубликаты ключей от дома, от парадной двери и черного хода плюс еще от гаража. Полагаю, вам, вероятно, захочется посмотреть.

Спасибо, — Кей положила ключи в сумочку.

Я должен попросить вас не передвигать и не убирать ничего, не посоветовавшись со мной.

Конечно, — Кей отодвинула стул и поднялась.

Есть еще что-нибудь, что мне следует знать?

Нет, не сейчас. Я, естественно, хранил ключи в депозитном ящике сейфа. По всей видимости, у него не было страховки.

Вероятно, он оставил страховые полисы, после того как развод состоялся, — Кей вздохнула. — Не было смысла хранить их больше, не правда ли?

Поначалу, как только Кей заговорила, она почувствовала нахлынувшую волну сентиментальности, хотя она не могла понять ее причины… Печаль из-за того, что Альберт мертв? Если говорить честно, то она не в состоянии была испытывать столь сильное переживание, как горе. Возможно, печаль это несколько ближе к истине, печаль о человеке, который умер так далеко и в полном одиночестве. Но ведь Альберт Кейн всегда был в отдалении и в одиночестве, даже когда они были еще женаты. А раз она печалится о нем, раз она понимает это, то возможно, что он еще жив. Черт побери, теперь она стала реагировать эмоционально — это же грех! Если грехом являются эмоции. Нет, у нее не было никаких оснований себя в чем-то винить; бывший муж или нет, она никогда толком не знала Альберта; она не могла скорбеть ни о том, каким он был, ни о том, каким он мог бы быть.

Тут Кей опомнилась и поняла, что Хейзингер все еще продолжает с ней говорить.

…как только инвентаризация закончится, я должен буду обратиться к адвокату, чтобы тот подписал необходимые бумаги и сделал заверенную копию завещания. Мы с вами будем на связи.

Спасибо вам за все, что вы делаете.

Не беспокойтесь, — Хейзингер поднялся и проводил Кей до входной офисной двери. — Мы здесь для того, чтобы быть вам полезными.

Его тонкие губы изобразили подобие улыбки; Кей обнаружила, что переводит эту улыбку в сумму гонорара, кивнула и вышла в коридор.

Пять процентов улыбки за пять процентов имения. Вполне честно, подумала она. У нее пока что остается девяносто пять процентов от всего, включая ответственность за то, чтобы выяснить — что же на самом деле могло случиться.

Но ведь она не несет никакой ответственности, напомнила Кей самой себе. Развод положил конец всему этому; у нее есть бумаги, официальные документы, которые все подтверждают. Если, конечно, официальные документы что-нибудь в состоянии подтвердить. Черт возьми, почему она чувствует себя такой виноватой?

Лучше всего было бы взять да и попросту уйти в сторону от всего этого дела. Пускай исполнитель, адвокат и люди из налоговой службы проводят инвентаризацию и урегулирование, затем возьмут ее девяносто пять процентов и радуются. Она не любила Альберта, как и он не любил ее. Но даже если бы их отношения были самыми бурными после Ромео и Джульетты, Антония и Клеопатры или Сонни и Шер, это сейчас не играет никакой роли. Альберт мертв, она не может вернуть его назад, и если было что-то подозрительное в том, как он умер…

Что-то подозрительное. О Боже, а ведь было!

Выбежав из здания, погрузившись в теплый солнечный свет, она почувствовала озноб, как будто ее объял пронзительный холод.

Кей задрожала и — вспомнила.

Вспомнила маленькую девочку пяти лет от роду, стоящую на берегу реки Колорадо перед поляной для пикника и глядящую, как полицейские тащат какую-то вещь по песку. Крюки оставили свои отметины, но это было не то, что запечатлелось в ее памяти, зарубцевавшись в ней на долгие годы, это были не те следы, что преследовали ее в ночных кошмарах. Разбухшее, мягкое, гладкое и мокрое нечто плюхнулось на берег. Долгое пребывание этого существа под водой лишило его какого-либо сходства с человеческим обликом; раздутая плоть была грязно-серого цвета; руки и ноги превратились в шлепающие плавники, на которых не было пальцев, а только какие-то шаровидные отростки, а вместо лица была отожравшаяся рыбья морда.