Короче говоря, пока что я без моих рыцарей не обойдусь. Даже мои тавматургические способности не могут мне тут помочь, я не представляю себе заклинание, которое могло бы остановить несущуюся галопом массу рыцарской конницы, набравшей разгон… Кстати, у меня была по этому поводу еще одна идейка — пополнить мою армию подразделением магов и то, что не под силу мне одному — возможно, удастся осуществить многим согласованно действующим колдунам — ведь в Альде практикует немало профессиональных волшебников, да и за границей можно нанять, были бы деньги. А потом, на обратном пути из похода на вампиров, я видел одного такого колдуна, по имени Коткор Нос. Нос у этого дяди был и впрямь примечательный — огромный и красный, украшенный постоянно висящей на нем каплей. К сожалению, кроме носа за ним не числилось больше почти ничего выдающегося — по своим способностям он и в подметки не годился Сарнаку, которому было куда как далеко до меня… Впрочем, он был достаточно известен в округе — а практиковал он во владениях принца Кадора — и возможно, я просто слишком предубежденно отнесся к нему. Если таких, как этот Коткор Нос, собрать вместе, поднатаскать и обучить действовать совместно — возможно, выйдет толк… Вот вернусь в Альду — и займусь этим. Но прежде предстоит новая ревизия финансовой части — ведь теперь королевская казна будет содержать еще триста орков, а еще предстоит организация пограничной службы — вместо воинов мне теперь, после окончания войны с орками, на границе нужны таможенники, а еще, а еще, а еще… У меня очень много планов — держись, Альда!

Король Ингви возвращался в Альду во главе колонны из трехсот орков в полном вооружении. По дороге он обсуждал с Кендагом грядущие преобразования Альдийского королевства и роль орков в этих преобразованиях. Самой первой насущной задачей было обеспечить условия для содержания наемной армии орков — эта статья расходов должна была лечь тяжелым бременем на куцый бюджет страны. Правда, орки были неприхотливы — походная жизнь, перемежаемая скудным существованием в пещерах Короны Гангмара приучила этих воинов довольствоваться малым, тем не менее, задуматься об этом стоило.

Помимо этой важной, но скучной темы король с Лордом Внешнего Мира обсуждали жизнь королевства орков — как правило, Ингви спрашивал, а Кендаг отвечал, причем частенько вопросы демона приводили его в замешательство. К примеру, он никак не мог объяснить демону, почему король Анзог IV не пытается распространить свою власть на независимые племена орков, используя, если нужно, силу — благо, он является самым могущественным из лордов этого народа. Часа два они мусолили этот вопрос, пока, наконец, Ингви не сообразил, что собеседник просто не понимает его — в голове Кендага не укладывалась мысль о братоубийственной войне между орками, более того, он признался, что ему кажется диким и непонятным факт военных конфликтов между людьми. Он, дескать рассуждал об этом так и этак, но все равно не понимает, как могут люди — высшая раса, образец для подражания в его понимании — убивать и калечить друг друга и при этом еще гордиться своими победами и предательствами.

— Наконец я пришел к выводу, — заявил орк, — что так устроил Ганагамар в бесконечной мудрости своей. Он перестарался — сделал людей чересчур сильными и могущественными, чтобы дать нам, своим детям, пример для подражания, так что если бы они не пускали кровь друг другу, а действовали бы сообща, как иные народы Мира — других народов не стало бы вовсе. Люди их истребили бы, а это не угодно Ганагамару, ибо он справедлив — вот он и наделил людей страстью убивать и грабить друг друга…

— «…Если бы действовали сообща…» — повторил Ингви. — Но я и спрашиваю тебя, почему Анзог не заставит иные племена действовать сообща?

Этот вопрос окончательно запутал беднягу Кендага, который был не слишком силен в подобных дискуссиях — несколько раз лорд пытался сформулировать ответ, но, запутавшись в собственных рассуждениях, замолкал. Разговор оборвался, а Ингви еще долго размышлял над словами Кендага — в рассуждениях орка многое было справедливо. Действительно, в этом Мире (а впрочем, только ли в этом?) люди подсознательно тяготели ко злу. Ингви вспомнил популярный рыцарский роман, который он прочел, изучая здешний язык. Как же он назывался? «Гвениадор и Денарелла», кажется. Вся дворянская молодежь Империи выросла на этой книге и все, без исключения, юные рыцари отождествляли себя с ее героем, отважным Гвениадором. Но стоило им достичь определенного возраста, пристегнуть шпоры и взять меч — они начинали вести себя в точности так же, как злодей Гонгал, совершенно бессознательно подражая последнему — и свято веря при этом, что следуют образцу Гвениадора. Тоже, кстати, примечательный факт — отрицательный герой в книге — тоже человек. Не орк или тролль, не гном и не эльф, наконец — все они появлялись в книге, в крайнем случае, как комические персонажи — а именно человек. Только человек в этом Мире мог быть настолько злым, подлым, жестоким, жадным, чтобы олицетворять в романе все эти качества…

Все это показалось Ингви грустным, но справедливым. Что ж, это жизнь и собственно, именно эти человеческие качества своих подданных он собирался использовать, на них он хотел опереться, планируя предстоящие реформы…

На восьмой день пути (тяжеловооруженные орки двигались не так быстро, как всадники и обратный путь занял несколько больше времени, чем дорога на юг) колонна вышла к западной границе Ничейных Полей. Ингви повел своих воинов еще несколько севернее — он планировал вступить на территорию Альды в Гранлоте, во избежание недоразумений. Рыцари, владевшие пограничными землями, могли принять возвращение короля за вторжение орков — ведь Ингви отправлялся в Корону Гангмара тайно, а Валент Гранлотский должен был быть предупрежден к этому времени Сарнаком, которому, прервав свои развеселые разъезды, надлежало, согласно плану, оправиться на восток страны — встречать короля.

Теперь орки шли осторожнее, соблюдая строжайшую дисциплину и на ночь окружая свой лагерь усиленными пикетами. Несколько раз на гребне холма вдали мелькали группки конников, но никто не тревожил орков. То ли, видя во главе колонны нескольких всадников, разведчики принимали орков за людей, то ли — что более вероятно — просто боялись связываться с таким большим отрядом.

Наконец, войско вышло к границе владений маршала Альды. Здесь орки по приказу Ингви остановились. Ждать пришлось недолго — на ближайшем пологом холме показалось несколько десятков всадников, которые не приближались, но и не перестраивались в боевой порядок, видимо, они никак не могли решить — друг или враг пожаловал из Ничейных Полей.

Король кивнул Джамену:

— Съезди к ним, объяви о моем прибытии, — тот пришпорил коня и поскакал на холм…

Принц Алекиан скучал… Все опостылело ему в этом унылом Гонзоре. Надоели подобострастные рожи чиновников, надоели местные красотки, задавшиеся целью очаровать наследника престола и не дававшие принцу прохода, надоела даже охота — ну что это, скажите на милость, за развлечение, когда десятки всадников носятся взад и вперед, гоняясь не за дичью, а за герцогом, дабы не упустить малейший шанс отличиться, попасться на глаза, а благородные девицы умудряются заводить светские беседы прямо на скаку во время травли зверя… Да от их визгливого нервного хохота, которым они встречают каждое слово принца, белки падают замертво с деревьев, как заявил ему на днях Коклос. Да еще прибавил, что, дескать, если любое слово Алекиана так веселит дамочек — то ему, Алекиану, следует быть шутом, а Коклосу — герцогом, ибо при его появлении, наоборот, все почтительно замолкают. И неудивительно — стоит только кому-нибудь открыть рот в присутствии шута, как тут же в ответ летит едкая острота — вот все и боятся привлечь к себе внимание Коклоса, вот и замолкают…