Куда его привели? Кто объяснит, зачем он здесь? Но, быть может, само его присутствие в этих покоях и было объяснением?

Прошло не меньше часа, когда в молельне, за голубой завесой кисеи, раздался протяжный скрип, а следом за ним – шорох. Повернувшись спиной к окну, Семен увидел, как перед алтарем склоняется женская фигурка; светильники, горевшие у ног Хатор, бросали отблеск на темные волосы с медным отливом, хрупкие плечи и обвивавшее шею ожерелье. Меруити! Кажется, она молилась, но то была странная молитва, беззвучная, без жестов и поклонов, будто таинство, происходившее между царицей и богиней, нуждалось не в словах и почтительных жестах, а в чем-то ином – возможно, в молчаливом и полном слиянии двух сущностей, божественной и человеческой. Сейчас они обе казались Семену единой и нераздельной скульптурной группой: женщина из темного базальта с загадочной улыб­кой на устах, и та, другая, застывшая у ее ног словно изваяние из золотисто-розового мрамора.

Но в Та-Кем мрамор не добывали; он помнил об этом и знал, что золотистое и розовое было плотью, телом живым и желанным, но столь же недосягаемым, как Сепдет, звезда Исиды[30]. Или он ошибался?

Семен закрыл глаза, с силой стиснул кулаки – так, что напряглись мышцы на плечах – и замер, будто сам превратился в статую. Что-то переменилось за кисейной занавеской, но он не хотел смотреть, а только слушал – вслушивался в тихий неразборчивый шепот, пока слова, по-прежнему негромкие, не сделались отчетливыми, как голос флейты, манящей из дальнего далека надеждой и обещанием.

– О, золотая Хатор, владычица небес и сердец человеческих! Ты, кто ведет мужчину к женщине и женщину к мужчине! Ты, которой известен тайный путь соединения душ и тел, повелительница радостей и печалей! Ты, благословляющая ложе и лоно, дарующая вино жизни, питающая нас соками любви! Ты, которой ведомы прошлое, будущее и судьбы людские! Не покидай меня, направь и подскажи!

Подскажи… подскажи… – тихо шелестело среди расписанных деревьями стен, ласкало слух, туманило голову… Мнилось, что слова Меруити тысячекратно отражаются в зеркалах, наполняя комнату сладким пьянящим ароматом. Будто сад, изображенный на стенах, вдруг ожил и начал испускать благоухание, плывущее в воздухе Та-Кем в весенний месяц фаменот…

Женский голос смолк. Пришедшая на смену тишина казалась Семену оглушительной, но через мгновение ее прервали слабый шелест и звук взволнованного дыхания. Он стоял, все еще не открывая глаз и стиснув кулаки; ноздри его трепетали, воспоминания о недавнем и жутком, о трупах, брошенных в пустыне львам, о залитом кровью лице Пуэмры, рассеивались точно утренний туман.

– Ты спишь, ваятель? – рука Меруити коснулась его напряженных мышц. – Спишь или заглядываешь в грядущее? И что тебе видится там?

– Ночь, которая еще не прошла, – ответил Семен и опустился на колено.

– Встань! Ночь и в самом деле не прошла, и я не знаю, что случится до рассвета. А ты? Тебе это ведомо?

– Нет. Я говорил тебе, прекрасная госпожа, что прорицание – странный дар: чем дальше, тем лучше видится, но близкое будущее смутно, как в тумане.

– А прошлое? Недавнее прошлое? – Она отступила на пару шагов, посматривая то на Семена, то на столик с каменной головкой, прикрытой полотном. Вгляд ее был спокоен, голос не дрожал, словно Меруити приняла некое решение. Или, возможно, его подсказала царица Хатор.

– Какое прошлое тебя интересует? – спросил Семен, любуясь, как складки тонкого платья падают от ее груди, струятся вдоль бедер и колен до обвитых ремешками сандалий лодыжек.

– Мне донесли, что Софра умер. Кажется, день или два назад… Умер страшной смертью, словно боги его покарали, и к тому же остался без погребения… Поехал охотиться в пустыню, как делал много раз, и львы растерзали его. Ты знаешь, как это случилось?

Семен задумчиво поднял глаза к потолку.

– Не знаю, моя владычица, но выясню, если прикажешь.

– Выяснишь? Как? Спросишь у Амон-Ра, который видит с высоты всю землю?

– Нет. Взгляну на то, что осталось от Софры, на место, где он погиб, поговорю с его людьми… Он ведь охотился не в одиночестве!

– От Софры остались череп и кости, как и от его слуг. Львы утащили тела в пустыню и… – Царица сделала знак, отвращающий беду. – Храни нас Амон от подобной участи! Маджаи правителя Джеме, посланные на розыски, не отыскали даже лошадей. Видно, и они достались львам.

– Что же они нашли?

По губам Меруити скользнула мимолетная улыбка.

– Много песка и немного крови… Еще – обломки колесницы, копья, дротики, кинжал… Это все. Не слишком удачные поиски, верно?

Семен продолжал разглядывать потолок, изображавший бирюзовое небо с крылатым солнечным диском.

– Говорят, царь дунет в Уасете, поднимется буря за порогами… – медленно произнес он. – Это случится, если царь знает, как дуть и в какую сторону.

Тонкие брови царицы приподнялись.

– Я дунула туда, куда нужно?

– Наверное, моя госпожа. Боги освободили тебя от Софры, и теперь, при мысли о нем, сердце твое не будет сжиматься, и мрак не окутает душу. Правда, остался Хоремджет…

– Я не хочу вспоминать о Хоремджете в эту ночь, ваятель. – Она повела рукой, будто отбрасывая что-то лишнее, ненужное, как пыль пустыни. – Но Софры нет, а он был одним из великих мужей в Обеих Землях. Теперь мне надо подумать… Кто унаследует его власть? Кто поднимет его посох, встанет перед богами и вознесет молитвы Амону и Мут, Сохмет и Птаху? Мне надо сделать выбор, и только провидец, подобный тебе, может сказать, будет ли он удачным.

– Выбери Хапу-сенеба, – предложил Семен. – Мудрый человек, богобоязненный и тихий. И молиться будет так, как нужно. О том, чего желаешь ты, – уточнил он, стараясь превозмочь разочарование. Неужели его позвали лишь для того, чтоб посоветоваться о преемнике Софры? Конечно, высокая честь!.. Но он ожидал совсем другого.

– Хапу-сенеб… – протянула царица. – Верно, мудрый человек, но слишком слабый. Боги услышат его молитвы, но будет ли он тверд в земных делах? Все ли жрецы ему покорятся? Ведь есть среди них люди с тайным могуществом, такие, как…

Она замолчала, хмурясь и сжимая губы, будто вспомнила о чем-то неприятном.

– Такие, как Рихмер, – закончил Семен, сообразив, что пауза не случайна. – Рихмер, моя госпожа, тебе хлопот не доставит. Скорее, наоборот.

– Ты уверен? – Меруити прищурила глаза.

– Пусть я останусь без погребения, если лгу!

Она вздохнула, и груди, будто пара птиц, затрепетали под полупрозрачной тканью платья.

– Что ж, я верю тебе… верю, и снова дуну так, как ты советуешь… пусть это будет Хапу-сенеб… А теперь, – взгляд царицы скользнул к изваянию под полотняной накидкой, – теперь, Сенмен, сделай то, за чем тебя позвали. Сбрось ткань! Я хочу увидеть… – Губы ее внезапно дрогнули, опустились веера ресниц, и Семен услышал тихий шепот: – Хочу увидеть и понять, кто из богов направляет твой резец и руки… Хнум, Маат или великий Птах? Или, быть может, сам Амон?

Медленно покачав головой, он сдернул покрывало.

Лицо Меруити вдруг переменилось – порозовели щеки, снова взметнулись и опустились ресницы, пригасив сияние глаз, а кончики бровей будто вспорхнули к вискам, напомнив о распростертых птичьих крыльях. Она молчала; звездное небо заглядывало в окна тысячей мерцающих зрачков, невидимый вселенский маятник отсчитывал минуты, а две женщины взирали друг на друга в счастливом изумлении. «Неужели я такая?..» – читалось в глазах Меруити. «Да, – чуть заметно улыбалось ей каменное изваяние, – да, это ты, это твоя сущность, увиденная неравнодушным взором и воплощенная во мне искусными руками и любящим сердцем. Не твое величие, не твой ум, не твердость, не благородство и даже не красота, но все это вместе, соединенное в твоей душе, в твоих чертах – то, что отличает тебя от прочих женщин, делает неповторимой и желанной… Ты хотела понять, кто стоял за спиной художника, какой из богов ему ворожил? Что же, смотри! Теперь ты знаешь!»