Тотнахт решил навестить сестру в Уасете и, если будет на то ее желание, привезти вместе с чадами и домочадцами в Пиом, на свадьбу их младшего родича. Вид у Тотнахта был довольный, как у пантеры, что проглотила двух поросят: во-первых, он размялся в стране песков, а во-вторых, нашел жену для брата. И не какую-нибудь бесприданницу, а девушку со стадом коз, с бараном, десятком овец и четырьмя ослами! Как тут не радоваться? Вот вернулось наше войско, принесло оно добычу и скот…

– Скоро мы увидим Реку, – сказала То-Мери и потерлась щекой о колено Семена. – Увидим Реку и поплывем под парусом вверх, мой господин. Домой, в Уасет! Я уже соскучилась по дому.

– И я, – отозвался Семен, гладя ее волосы. «По Уасету и по Меруити», – подумал он, невольно усмехаясь. Дом был связан с городом, город – с Рекой, Река – с привычным уже миром, с улыбкой любимой, с голосом брата, с мудрыми глазами Инени; и все это так прикипело к его сердцу, будто он родился на этих речных берегах и в самом деле был Сенменом, старшим сыном Рамоса и Хатнефер.

Игра воображения? Иллюзия? Но разве мир не соткан из иллюзий? Одни из них прекрасны, другие внушают страх; чарует обличье женщины, запечатленное в камне, чуден вид на медные скалы и белоснежный храм, великолепен скользящий по водам корабль, но… Но! Ужасны машины смерти, терзают слух разрывы бомб, унылы серые города, чадят зловонием свалки на месте погубленных лесов и страшен океан под нефтяным саваном… Иллюзия – и в той реальности, и в этой… Но в зыбком ее тумане есть опора – не то, что видишь, слышишь и ощущаешь на запах и вкус, а то, что чувствуешь сердцем: любовь, приязнь, вера, радость от творчества и сотворенного тобою блага. Там, где нашелся этот фундамент жизни, там и родина, думал Семен, любуясь зелеными берегами.

Под бесконечную песню Тотнахта и резкие выдохи гребцов корабль плыл среди земель, изрезанных арыками, покрытых всходами пшеницы и ячменя, лугами и цветущими садами. Канал тянулся от Казы, самого восточного из поселений страны Пиом, до левого берега Нила, соединяясь с рекой между великим городом Мен-Нофр и городком поменьше, Хай-Санофре Северным. На берегах его было множество чудес, приятных взору и поучительных для ума: храмы и обелиски, массивные башни шлюзов, летний дворец местного хаке-хесепа, царский заповедник, где охотились на водоплавающую дичь, стелы древних фараонов и другие камни, обработанные человеческой рукой, но с именами, стертыми временем. Сейчас за нефритовой зеленью рощ вставало титаническое здание; арки, мощные колонны, горизонтальная протяженность и закругленные стены делали его похожим на стадион или гигантский цирк, а потемневшая, иссеченная ветрами поверхность известняка свидетельствовала о почтенной древности. Загадка, каменное чудо земли египетской, которому греки через двенадцать столетий присвоят имя «Лабиринт»… Семен не знал, в чем назначение этой постройки; может быть, в нем когда-то размещалось казнохранилище владык, заупокойный храм или огромный арсенал и оружейные мастерские.

В данный момент эта тайна его не волновала. Не думал он и о покинутой земле Пиом, о тяжком походе в пустыню, о плитке, которую вез корабль, и даже о белокаменном храме у медных утесов; мысль его улетала в будущее, смутное, как мираж над раскаленными песками. Что его ждет? И что ожидает других людей, ставших родными и близкими? Он не хотел их потерять; все они были его опорой, якорем, который держал его в этой реальности, и казалось, что пока этот якорь прочен, никакие силы, земные или космические, не вырвут его из земли Та-Кем.

Пока этот якорь прочен… Но годы шли, новый властитель мужал и рос в святилище Птаха за Южным Оном, а это значило, что близится время перемен. Страшное, кровавое, когда накопленная мощь неудержимо хлынет из долины Хапи, срывая якоря и изменяя человеческие судьбы… Семен не знал, что случится в этот период, ибо подробности свершившегося и жизненный путь отдельных людей, даже самых великих, были неведомы в его эпоху. Пропасть, разделившая две его жизни, прошлых и нынешних его современников, была необъятной, и ни один ученый муж в двадцатом веке не мог с определенностью сказать, как кончилось правление царицы и что случилось с каждой из приближенных к ней персон. Кроме, пожалуй, Инени… Хоть он уже немолод, но будет жить и при Тутмосе, закончит свою повесть – ту, явную, дошедшую до потомков – однако не напишет в ней ни слова о судьбах Сенмута и Хатшепсут. Отчего? Побоится, что его труд уничтожат – так же, как стесали имя Маат-ка-ра со множества статуй и обелисков?

Помнилось Семену, что Меруити будет править лет двадцать, достигнув, как минимум, сорокапятилетия. Вовсе не старческий возраст… И что с ней случится потом? Умрет от внезапной болезни? Иных причин Семен не видел; властвуя над тайным Братством Сохмет, он мог охранить ее от яда и от любого недоброго умысла. Да что там умыслы и яды! Стоило пальцем пошевелить, и волчонок в храме Птаха не прожил бы и дня! Даже четырех часов… Но поступь истории неумолима, и на ее пути не нужно строить баррикад – во всяком случае, так представлялось Семену.

Судьба его брата была еще загадочней, чем у Меруити: Сенмут, всемогущий министр, правивший страной, вдруг исчезал с политической сцены лет за пять до Тутмосовых времен. Конец его жизни скрывала тайна; то ли он умер от неизлечимого недуга, то ли лишился благоволения царицы и был сослан, или казнен, или бежал за пределы Та-Кем. Все это, кроме гипотезы о бегстве, казалось маловероятным; брат не жаловался на здоровье, а поддержка Семена была гарантией от остальных невзгод.

Бегство!.. – думал он. Не в этом ли выход? Но почему обязательно бегство, когда есть иные слова: исход, переселение?.. Внезапно он вздрогнул: до него дошло, что неясность судеб Меруити, Сенмута и остальных, близких и дорогих ему, является не бедствием, а благом. Здесь таился определенный шанс, возможность обмануть веления рока, коль были они туманными и неизвестными! Вернее, не обмануть, а следовать своим путем, не допуская, однако, противоречий с известными фактами… В конце концов, что знают о Сенмуте и Меруити в двадцатом веке? Лишь то, что они исчезли, один – пораньше, другая – позже… Но исчезновение не означает, что они погибли, совсем наоборот! Они могли…

Пальцы Семена стиснули руку То-Мери, девушка вскрикнула, и он, улыбнувшись ей, пробормотал: «Прости, малышка…» Странное видение вдруг посетило его: корабли, плывущие в западный край, к равнине между горами и морем, целый караван судов, и на первом – Сенмут… уходит со многими людьми в другую землю, чтобы никогда не вернуться в Та-Кем, выстроить на новой родине селения и город, развести сады, вспахать поля, поставить крепости на побережье… Пожалуй, пятилетия на это хватит! Потом… Потом отправится новый флот, а с ним исчезнут все, кому положено исчезнуть. Меруити, То-Мери и Пуэмра, Мерира, Ако и Техенна, и он сам… Все, кому царствие Тутмоса грозит несчастьями и гибелью! Почему бы и нет?

Он заглянул в глаза То-Мери и спросил:

– Скажи мне, девочка, хотела бы ты постранствовать со мной на корабле? Не на этом, который плавает лишь в водах Хапи, а на большом судне, какие ходят в Уадж-ур?

Счастливая улыбка озарила ее лицо.

– О, мой господин! Я слышала о кораблях, что выстроены для похода в Пунт… отец Мерира говорил об этих сказочных южных землях… И еще я слышала, что ты желаешь сам отправиться туда… Но разве я могла надеяться! Рассчитывать, что ты возьмешь меня с собой!..

– В Пунт, быть может, не возьму, – сказал Семен. – Но после этого похода я собираюсь плыть на запад, в далекие края, где нет реки, подобной Хапи, но есть другие речки и ручьи, трава и деревья, горы и море… Ты поплывешь со мной, То-Мери?

Она боязливо поежилась.

– В западный край, мой господин? Но все ведь знают, что там – Страна Заката, царство мертвых, где правит Осирис… Можно ли плавать в ту сторону?

– Нельзя. Никому нельзя, кто не знаком с Осирисом и не имеет его благословения. Но, видишь ли…

Глаза То-Мери сделались огромными, пухлые губы задрожали.