– Вы просите слишком о многом. Тот, кто послал меня встретить вас, строг. Все имеет свою цену…

– Что мы должны сделать? – подхватил капитан.

– Это вы поймете сами. Но будет трудно, куда труднее, чем запускать в небо творенья суетного ума. Ни я, ни тот, кто послал меня, не смогут помочь…

– Ладно! – перебил Косухин. – Это уж как выйдет. А, может, нам с вашим старшим поговорить?

– С кем? – поразился старик. – Кого вы имеете в виду, Степан?

– Старшего или главного – кто там у вас? – упрямо повторил Косухин. – Пусть он мне все и растолкует!

– Вы понимаете, о чем просите?

– А то! Чего тут не понимать?

– Хорошо, – кивнул старик. – Я передам ваши слова. Вы странные люди – отказались от того, чего другие не могут добиться ни за золото, ни за кровь… А сейчас – идите. Вас встретят и проводят…

Ростислав и Степа переглянулись.

– Идите, – повторил старик. – Но не забывайте – вы в долгу. Прощайте!..

У самого порога Ростислав оглянулся – старик сидел неподвижно, глаза его были закрыты, и капитану внезапно показалось, что перед ним не человек, а каменная скульптура, покрытая пылью и мелкой каменной крошкой, веками падавшей со стен…

На площадку выбрались как можно осторожнее. Степа, пригнувшись, заглянул в ущелье.

– Стоят, гады! Трое. Карабины наготове, чердынь-калуга!

– Подождем, – отозвался капитан. – Вдруг старик правду сказал…

Шли минуты, но в ущелье все оставалось по-прежнему. Китайцы явно скучали, но уходить не собирались.

– Вот язва, – вздохнул Косухин. – Слушай, Ростислав, раз ты образованный, то давай, пока время есть, объясняй. Только без этого…

– Без мистики? – улыбнулся Арцеулов. – Попробую. Тут, на Востоке, есть всякие секты…

– А дверь? – перебил Степа. – Темнил он, вот что! Видал, как заерзал, когда я про главного спросил? Эх, дурят нас…

Ростислав хотел возразить, но тут вдали ударил выстрел, затем еще один. Не сговариваясь, Степа и Арцеулов взглянули вниз. Китайцы уже не стояли – мчались, подстегивая лошадей к выходу из ущелья. А следом, подымая тонкую белесую пыль, несся небольшой конный отряд – человек пятнадцать, впереди которых скакал на огромном белом коне всадник в красном халате. Поравнявшись с храмом, он на мгновенье задержался, привстал на стременах, и что-то крикнул, глядя наверх.

– Кажется, за нами, – заметил Арцеулов. – Ну чего, рискнем?

– По радио он их вызвал, что ли? – неодобрительно заметил Степа. – Придется рискнуть. Сектанты, говоришь…

Он вздохнул и первым начал спускаться вниз, в ущелье.

Внизу их ждали. Всадников было даже больше, чем казалось вначале – не менее двух десятков. Привычный глаз Арцеулова тут же отметил, что кони у отряда превосходные, ухоженные и сытые, отлично подогнанная сбруя блестит начищенным серебром. А вот одежда явно подкачала. Все были одеты в настоящую рвань – старые, потерявшие всякий вид шинели без погон, дырявые ватные халаты и в столь же ветхие полушубки. Под огромными лохматыми шапками весело скалились косоглазые физиономии, лица были небриты, некоторые, постарше, щеголяли большими черными бородами.

«Разбойники», – констатировал Степа, естественно не вслух. Оружие, которым были увешаны пришельцы, не располагало к откровенности.

Человек в красном халате, единственный, одетый не просто аккуратно, но даже богато, тронул пятками бока своего белого жеребца и подъехал ближе. На сверкающем золотом поясе висела огромная сабля, на голове чуть косо сидела соболья шапка, загорелую руку украшали перстни. Молодое лицо командира было спокойно, узкие глаза смотрели без удивления, словно всадник давно уже ждал этой встречи.

Степа хотел было сказать обычное «здрасьте», но передумал и четко, словно на параде, приложив руку к шапке, отчеканил:

– Красный командир Степан Косухин!

– Капитан Арцеулов! – Ростислав тоже решил не ударить лицом в грязь.

Всадник в красном взмахнул правой рукой, на запястье которой болталась богато украшенная камча, и что-то проговорил на гортанном незнакомом языке.

– Эх, чердынь!.. – вздохнул Степа, в который раз чувствуя недостаток образования. Арцеулов подумал о том же и хотел обратиться к всаднику по-немецки, но услышал знакомый голос:

– Джор-баши приветствует вас, братья-вояки. Он спрашивает, не изменились ли ваши планы…

Изумляться Арцеулов уже разучился, но все же увидеть чешского подпоручика здесь, у Такла-Макана, не рассчитывал. Чех был все тот же – в зеленой шинели и легкой, не по сезону, фуражке с длинным козырьком. Лицо улыбалось, но глаза, как и прежде, казались холодными, тусклыми. В отличие от всех прочих, у него не было оружия, лишь у пояса болтался короткий нож.

– Наши планы не изменились, – ответил Арцеулов. – Нам надо в Шекар-Гомп… Здравствуйте, подпоручик!

Чех вновь улыбнулся и что-то сказал командиру. Тот кивнул и, обратившись к своим всадникам, произнес несколько коротких резких фраз. В ответ те разом вскрикнули, подняв вверх оружие.

– Джор-баши говорит, что вы смелые люди. Его батыры приветствуют вас…

К ним подвели коней – серого для капитана и рыжего для Степы. Забираясь в седло, Арцеулов вдруг вспомнил, что не видел в отряде ни одной заводной лошади. Косухин, не обучавшийся выездке в юнкерском училище, чувствовал себя весьма неуверенно. Но боялся он напрасно – то ли конь попался хороший, то ли у Степы был прирожденный талант, но в седле сиделось крепко.

Джор-баши, пнув коня каблуком, крикнул, и отряд тронулся с места. Ехали почему-то не в сторону дороги, а обратно – в глухой тупик.

– Командир велел передать, что до Шекар-Гомпа долгий путь, – чех скакал рядом с Арцеуловым, придерживая рвавшегося вперед норовистого коня. – Он не сможет довезти вас к самому монастырю, но там останется немного, и мы объясним, как добраться. Еще Джор сказал, что с радостью пошел бы с вами, но тот, кто приказывает ему, велел передать, что это ваш путь.

Арцеулов кивнул, хотя понял далеко не все. Он поглядел на подпоручика, автоматически отметив неплохую посадку, как вдруг в голову пришла неожиданная мысль. Он придержал своего серого, чтобы поравняться со Степой.

…В красную кавалерию Косухина определенно бы не взяли. Приходилось напрягать все силы, чтобы не отставать от остальных.

– Степан, – окликнул Арцеулов. – Как вы?

– Не хуже, чем у товарища Думенко! – отозвался тот несколько сдавленным голосом.

Капитан не слыхал об отважном красном кавалеристе, но понял.

– Чеха видели? – продолжал он, но уже потише.

– Подпоручика? Ага. Навидался я таких еще на Волге… А что, знакомый?

– Знакомый…

Итак, подпоручика видел не только он…

– Странный он, – заметил Степа, – лицо какое-то… И глаза…

Он не стал уточнять, что лицо чеха напомнило ему другое – генерала Ирмана. Впрочем, у Косухина хватало проблем и без странного подпоручика.

– Слушай, Ростислав, а все-таки дверь…

– А что – дверь?

– А то…

Степа и сам не понимал, зачем заводит этот разговор. Наверное, ждал, что впавший в поповщину и мистику белый гад заведет шарманку про рай с адом. Тогда – из здорового чувства противоречия – Косухин сумел бы убедить себя в противоположном.

– Не знаю, – чуть подумав, ответил капитан. – Может, тайное убежище…

– Ага-а… – протянул Степа. – А чего тогда ты не захотел войти? Пересидели бы…

– Береженого Бог бережет… – неопределенно заметил Ростислав. Излишне откровенничать он не собирался.

– Бережет, значит?..

Степа чувствовал, что беляк темнит, и на душе становилось все тревожнее. Многое довелось повидать Косухину за последние время, но все более или менее вкладывалось в эластичные рамки материалистического учения. А вот дверь не влезала, изрядно смутив стойкого большевика.

Увидев, что Степа погрузился в раздумья, Арцеулов решил заняться единственно возможным видом деятельности – наблюдением. Прежде всего, удивила дорога. Капитан хорошо помнил, что от входа до конца ущелья, то есть, до высокой горы с крутыми склонами, было версты три. Значит, скакать им недолго, но минуты шли за минутами, а гора не только не приближалась, а как будто даже стала удаляться. Оставалось уповать на оптический обман или мираж, но капитан хорошо помнил карту. Ущелье на ней вообще не было обозначено, а горы казались на крупномасштабной карте маленьким пятнышком, сразу же за которым начиналась бесплодная ширь Такла-Макана. Но пустыня куда-то пропала. Арцеулов был уже готов обвинить во всем нерадивых картографов, но хватало и прочих мелочей.