Стая чёрных птиц продолжала кружиться в небе, и Фирдун, осмелившись немного приподнять голову, понял, что конвой не имел ни малейшего желания контактировать с их птицеобразным союзником.

Она явно не из Пустыни, потому что подобного существа никогда не видели близ Гнезда, а ведь грифонийцы совершали далёкие путешествия, так как были кочевыми кайогами и всегда находились в поиске новых стад и табунов.

Фирдун хорошо знал старые истории, в которых рассказывалось, что Войны Великих, очистившие большую часть мира, оставили после себя какое-то количество странных существ, некоторые из которых принадлежали Свету, а иные целиком предались Злу. Наверняка эта тварь предана Тьме!

Фирдун не нуждался в даре, чтобы убедиться в этом, так как гнусной вони, доносившейся до него, когда тварь прыгала, было вполне достаточно для выворачивания желудка человека.

Их группа вытянулась в одну линию, и теперь он мог видеть постепенное приближение Драконова Гребня. Курган, и это было очевидно, являлся конечной целью и для женщины-птицы. Ещё раз их отряд поспешил посторониться и дать дорогу гораздо большей кавалькаде.

Внешний ряд группы состоял главным образом из латников, чьи колдовством сотворённые шлемы мешали разглядеть лица. Он окружал трёх всадников. Одежда волхвов мерцала в солнечных лучах нашитыми на ткань самоцветами. Двое были явно стары, старше любого живого человека, которого Фирдун когда-либо видел, ибо Старая Раса не выказывала признаков возраста до самого момента прохождения через Последние Врата. Однако тот, кто скакал меж ними немного впереди, ибо по рангу являлся главой тёмного отряда, выглядел почти ровесником Фирдуна. Его смуглое лицо, казалось, не знало морщин, а щеки хранили намёк на юношескую округлость.

Его одежда, непохожая на одежду преследователей, рдела как только что пролитая кровь, а руны на ней ярко чернели. И казалось, что их не нашили на ткань, а вживили в неё, и от этого руны мерцали и переливались. С шеи свисала цепь из чёрного металла, к ней крепился шар, тёмный и безжизненный, размером с ладонь чародея. Коротко стриженные волосы плотно прижимал к голове обруч из того же чёрного металла, что и цепь. Однако в чертах лица чародея не было ничего чудовищного или устрашающего. Он казался красивым, кроме глаз, прикрытых тяжёлыми веками, и он скакал совсем близко от той группы, где находился юноша.

Как Фирдун чувствовал зло, исходящее от птицы-женщины, так теперь он ощущал дар. Сила скакала совсем рядом, и грифониец немного смутился. Ибо сам он унаследовал Силу, приумножил её долгими и упорными упражнениями, так как родился в Гнезде, а здесь мощное истечение энергии предполагало, что юный всадник не являлся тем противником, которым следовало пренебречь!

К этому времени кавалькада сильно продвинулась вперёд, и Фирдун уже отчётливо различал направление движения — они тоже устремились к Драконову Гребню. Но перед их отрядом начинался подъём, и они сравнялись с ещё одной группой всадников, и те тоже везли пленника, захваченного тем же способом, что и сам Фирдун.

С пленником обошлись грубо, привязав его прямо к хребту собственной неутомимой лошадки. Его голова немного повернулась в сторону Фирдуна, и юноша мельком разглядел залитое кровью лицо.

Хагар! Из всех торговцев, отваживающихся на поездки из Долин или в Пустыню в поисках предметов, оставшихся от Древних Времён, он являлся самым смелым и удачливым. В Гнезде всегда ждали его приездов, ибо он оказался отличным сборщиком новостей и даже слухов, но, как правило, с зерном правды в них.

Все три группы уже поднимались по крутому склону. Взвилась плётка одного из стражников, хлеща не только лошадь Фирдуна, но и обжигая горячей полосой его собственную кожу, разрывая в клочки шаровары, которые представляли собою теперь не более чем утреннюю паутину паука.

Юный же чародей и его сопровождение, должно быть, уже достигли вершины. Но группы с пленниками отстали, потому что лошади просто пятились и взбрыкивали от дикого страха. В конце концов некоторые стражники спешились, достали длинные верёвки и стали тянуть взбесившихся животных, вынуждая их шагом продвигаться вперёд.

Фирдун не испытывал никакого желания показывать, что он только притворяется испуганным и забитым. Он скакал на кайогских скакунах с самого раннего детства и прекрасно отдавал себе отчёт, что один из них, тот, что сейчас вёз его самого, был почти разумным созданием.

Наконец их вынудили остановиться. Двое стражников разрезали верёвки, столь болезненно привязывавшие юношу к седлу, и бросили его на землю, накинув петлю на шею так, что ему пришлось почти бежать за одним из латников, в противном случае его бы просто удушила верёвка. Теперь он не мог видеть Хагара, но надеялся, что торговец выдержит.

Драконий Гребень являлся одним из памятников, оставшихся от времени Великих Ушедших. Может быть, когда-то он представлял собою кумирню какого-нибудь божества. Теперь тут осталась лишь мостовая из чёрных плит, от которой исходило ощущение давно забытой опасности.

Латнику помогали двое стражников. Скрученными верёвками они так хлестнули Фирдуна, что тот, упав, забарахтался на гладкой черноте под полновесными ударами, а потом заскользил вперёд по скользкому камню плит, приложившись к ним щекой.

Потом, когда второй пленник ударился об него, он заскользил дальше. Хагар! Предаст ли его торговец? В это время и в этом месте он не смог бы изменить черты лица с помощью иллюзии.

Уголком глаза он увидел плавное скольжение кроваво-красного плаща. Потом обрушившийся на него с другой стороны тела удар подкованного носка сапога ускорил его скольжение, только уже повёрнутого лицом к небу, где с необычной быстротой начали собираться тучи.

К тому же теперь юноша смотрел прямо в лицо юного чародея. Да, тот был красив, но губы кривились в улыбке, которая могла бы, наверное, очаровывать, если б только никто не видел отблескивающих тусклой сталью серых глаз, казалось, не имеющих ясно видимых зрачков.

Дурнота подступила к Фирдуну, как будто что-то невероятно грязное и гнусное выворачивало его нутро, отдаваясь во всём теле. Потом юный чародей кивнул и отошёл влево. Несмотря на все усилия по самоконтролю, Фирдун следил за чародеем глазами. Теперь волхвы тщательно исследовали Хагара, но торговец сомкнул глаза и застонал.

Раздался насмешливый звук и вокруг разлился зловонный дух. Птица-женщина заняла место волхва и уставилась на Фирдуна, повернув голову набок, как будто могла видеть только с одной стороны.

— Подготовьте их!

Чьи-то руки обхватили запястья юноши и бросили его к ногам мага. Фирдун изо всех сил притворялся ослабевшим, и слугам пришлось волочь его по чёрным плитам туда, где на возвышении уже была собрана металлическая решётка; его подняли и бросили туда, и металлические оковы плотно прижали юношу к прутьям.

Жертвоприношение…

Все происходящее привело грифонийца в чувство и заставило насторожиться. Он снова играл в беспомощного пленника, и играл, может быть, слишком долго, но он должен знать, почему Гарт-Хауэлл пробудился! То, что собравшиеся вызвали магическую бурю — в это он не верил, ибо некоторых волхвов, казалось, охватил страх.

Теперь он мог вызвать Гнездо, но это подвергло бы их опасности. Он знал, что дар его велик, но он никогда не был способен сливаться с другими, даже в битвах. Они решили, наконец, что ему предстоит играть другую роль — по не роль же жертвоприношения Тьме!

Слуги подложили сухой травы и соломы под решётку, на которую его бросили, методически разводя огонь. Фирдун оказался не в состоянии выкрикнуть никакого заклинания.

Тучи собирались все быстрее, наливаясь чернотой, и чёрные птицы Пустыни заметались беспорядочно по небу. Нет, не тучи громоздились в небе — там теснились какие-то серые мешки, набухшие от распирающей их влаги. В уме юноши заструилось заклятие дождя, акцентированное на разрыв облачного покрова.

Он всё ещё слышал возню вокруг него, но из мысли не выходило: облака-вода-облака. Пламя вспыхивало, доставая голову, паля волосы, обжигая глаза. Облака — и крылья, и крылья вдруг превратились в лезвия, разрезавшие тучи, которые обрушили вниз настоящий потоп. Птицы, пронзительно заверещав, взметнулись вверх, но у них уже не было выбора, куда лететь.