— Опять Стаута перечитывал? Но ведь Ниро должен быть чёрным! А этот… серый?

— Седой, скорее. Пыль веков — сам понимаешь… Ладно, давай зайдём… А насчёт клички? Просто у меня сразу возникла цепочка. Ниро — это Нерон? Посмотри, как эта псина похожа на волка. Вот тебе и ассоциативный ряд: волк — Рим — Нерон — Ниро. Так что о Стауте я вспомнил в последнюю очередь.

К приходу Виктории Ниро претерпел многое. Старательно, хоть и неуклюже братья вычистили ему рану на плече и после долгих споров замазали её вазелином и только потом вылили сверху йод. Отдохнув немного от собственных переживаний и полюбовавшись, как сосредоточенно съедает Ниро предложенный обед (Митька не поленился сбегать на этаж выше, к владельцу кокер-спаниеля, и выпросить сухой корм; правда, посомневавшись — уж больно сухой! — братья сунули корм в остатки супа, после чего Вадим сказал, что корму не доверяет и вечером принесёт из магазина костей), они осмотрели пса и убедились, что насекомых на нём нет.

Виктория пришла к концу попытки братьев расчесать Ниро и обобрать с него мусор. Они как раз сидели в комнате Вадима и разглядывали беззубые расчески, прикидывая, что скажет мама при виде своей любимой, сейчас как будто обглоданной.

Девушка мельком глянула на Ниро — была явно недовольна чем-то (не собакой) и даже встревожена — и категорически заявила:

— Не твой стиль! Я подумывала купить тебе колли или афганскую борзую. Но не это же убожество!

Митька, сидевший на полу вместе с псом, хотел зарычать — Ниро сделал это раньше. Он смотрел на Викторию, и рык низкой глухой нотой дрожал внутри него.

Девушка машинально отступила.

Мгновением позже Митька просто остолбенел: покосившись на Вадима и словно не замечая его брата, Виктория сузила глаза — взгляды её и Ниро будто переплелись двумя трассирующими очередями, накрашенный ротик-сердечко вдруг ощерился прямоугольно-зубастым оскалом черепа, а уголок губ дёрнулся, обнажая до мясистых дёсен крупный клык. Жуткая маска уродовала девичье лицо секунды две… Митька машинально вытер с верхней губы пот.

— … Посидим в читалке, там атмосфера другая. — Повернувшись к ним спиной, Вадим собирал тетради и учебники. — Ну, вот и всё. Митя, скажешь маме с папой про Ниро, ладно? Ты, вроде, собирался сидеть дома до обеда… Я постараюсь вернуться к часу. Если будут спрашивать, как да что, говори — Вадим всё объяснит. Виктория, идём? Счастливо оставаться, Ниро!

Дожидаясь лифта, Виктория немигающе смотрела перед собой, а в лифте повторила:

— И всё равно — эта образина не твой стиль!

— Почему ты так настаиваешь на соблюдении стиля? "Нравится — не нравится" — этот критерий выбора уже не играет роли?

— Нонсенс! Тебе не могло это чудище понравиться! Его, наверное, твой брательник приволок, а ему ваши родичи не позволяют держать. Вот он к тебе и притащил. Тебе-то они позволяют всё. Митьке как раз такой по стилю и требуется — жёсткий, горбатый, как обрубок. А ты другой. Лёгкий, как ветер. Текучий, как волна. Стремительный и летящий. Тебя я вижу только с такой собакой. Это как картинка перед глазами: ты на лошади, а по бокам летят две афганские борзые.

— Кто из нас пытается быть поэтом? — усмехнулся Вадим, пропуская спутницу из лифта. — Создаётся впечатление, что сегодня утром ты, вместо учебников, листала Бидструпа. Помнится, у тебя есть его альбом, а в ней подборка — "Собаки и их хозяева". Мой портрет в твоих прелестных устах излишне льстив и обнаруживает одно очень неприятное свойство: все перечисленные тобой характеристики сводятся к обобщению — это портрет очень слабого человека. А Митьку не тронь. Что бы ты ни думала — Ниро сам выбрал меня.

— Ты говоришь со мной как ведущий высокоинтеллектуальной телепередачи, — угрюмо заметила Виктория и внезапно добавила ожесточённо: — Куда это чёртово солнце скрылось? С утра было так хорошо, а сейчас…

Остальное она договорила, отвернувшись в сторону дороги, видимо надеясь, что шум машин заглушит конец фразы. Но Вадим услышал. Ведро вонючей грязи на прозрачное стекло… Он даже не стал изображать безмятежную улыбку — не получилось бы, удар по настроению был нанесён будто из-за угла. Обсценной лексикой, как в последнее время стали называть матерщину, Виктория владела виртуозно. С момента дружбы Вадим стал для девушки своеобразной плотиной, но плотиной не всегда надёжной: одна-другая волна то и дело прорывалась и чаще всего безнаказанно: Вадим начисто терялся в таких случаях и не знал, как ответить… Но с Викторией он знаком не один месяц. Чем, стиснув челюсти, метаться в поисках нужных слов, лучше оставить всё, как есть, и раствориться в этой дороге, в этих домах, в этом воздухе. Чем ей мешает погода? Да, солнце запаутинено белесовато-серой облачной мутью; да, слишком серый денёк для начала июня, но ведь всё преходяще: подует ветерок — и разгонит муть…

— Виктория, смотри. Похожи на нас с тобой? — кивнул Вадим на скамейку у забора, окружавшего маленькую автостоянку. Он не стал уточнять, кто на кого похож.

Девушка остановилась. Под скамейкой лежал нежно-палевый дог, пристроив квадратную голову на лапы; внимательными глазами из-под жалобно сдвинутых выпуклых бровок он провожал каждую проезжающую машину. На скамейке, выпрямившись, восседал — лапы вместе! — пушистый белый кот, на глазастой морде — брюзгливая надменность.

Следя за движением в девичьем лице, Вадим догадался, что Виктория примеряет на себя маски животных, и с любопытством ждал, чью же она предпочтёт.

— Нет. Не похожи. Тебя среди них нет. Это я в обоих. Снаружи как кот, внутри — как собака. Ещё луны не хватает. Взвыть бы…

— Дома что-то не так? — осторожно спросил Вадим.

— Всё так и всё путём. Сама не знаю, чего распсиховалась. Наверное, всё-таки погода действует. Раньше меня всегда раздражало, когда слышала, что народ на погоду косит. А теперь сама чувствую. А иначе — с чего бы меня тошнит от всего и ото всех?

— Может, экзамен?..

— Не валяй дурака! Ты меня своей морфологией совсем за…л — и я её буду бояться?

Она выплюнула ему в лицо это слово, как выхаркивает застоявшуюся в горле слизь курильщик — с явным наслаждением и злорадством… В конце сессии она уезжает во Францию — вдруг вспомнил Вадим. "Нас связывает не дружба, а только приятельские отношения. Если она не хочет менять свой "стиль отношений", лучше отношения разорвать". Он заглянул в огромные синие глаза Виктории и улыбнулся. Девушка, несколько разочарованная его реакцией на мат, потянула его идти дальше.

А Вадим шёл рядом с нею, чувствовал влажные пальцы на сгибе своей руки и запоздало удивлялся: как он раньше не додумался просто отстранить её от себя?

2.

В пустынном предбаннике университета их встретил Славка Компанутый. Наркоман от Интернета, он получил прозвище, в основном переводимое как "стукнутый компьютером". Предлагались и другие варианты значений. Главное же состояло в том, что кличка совершенно слилась с именем и, несмотря на всеобщее тяготение к укорачиванию имён и прозвищ, парня даже между собой звали — Славка Компанутый. Звучало — может, поэтому.

Он подпрыгивал у стола вахты и так яростно махал руками, будто боялся, что его не заметят в тесной толпе из старичка-вахтёра и могучего охранника.

— Ещё один псих, — скривилась Виктория.

К кому она приплюсовала "ещё одного психа", Вадим понять не успел, но её высказывание Славка Компанутый, точно расслышав, мгновенно переадресовал им же.

— С ума сошли?! — От собственного вопля в пустом гулком пространстве он втянул лохматую голову в плечи. Сторож захихикал, а охранник внушительно откашлялся, скрывая смешок. — Людмила рвёт и мечет! Вы последние остались! Обалдели — почти к двенадцати явились?!

— Поорать-то! Мы же договорились — каждый идёт в определённое время! — рассердилась Виктория.

— Да, но группа-то ждала своё время здесь. А вас всё нет и нет. А Людмила как с цепи сорвалась: сидит с каждым меньше пяти минут! Мы уже и домой к вам звонили, и к тебе на мобилу. Она у тебя не работает, что ли?