Хозяйничать в доме Енали любил. Он привык к этому еще при отце, потому что тот, угостившись своей самогонкой, вполне мог забыть растопить печь. И это приходилось делать Енали. Конечно, без отца дом был пустым. Но он опустел еще после смерти матери. В те дни отец сильно раздражал Енали. И только потом, оставшись один, мальчик понял, что он потерял. Но возвратить уже нельзя было не только самого человека, возвратить нельзя было и несостоявшиеся отношения тепла между людьми. И это было больно, это наводило тоску.

Енали вышел в большое помещение ветеринарной станции. Из-под ворот сильно дуло, и мальчик опустил на них тяжелую штору. Так всегда делал отец. Даже будучи пьяным делал, если в помещении находилось животное. О животных отец заботился всегда. Наверное, он и о сыне заботился, только сам сын воспринимал эту заботу как что-то естественное и должное и не понимал, как ее могло не быть. Это же естественно – заботиться о сыне. Но вот не стало отца, и так круто изменилась жизнь. Пустым остался дом, пустой осталась ветеринарная станция, а Енали, имея свой дом, ушел из него в степной шалаш к мурзе Арсланбекову. Почему ушел? Наверное, потому, что искал замену отцу, понял вдруг Енали, и хотел увидеть эту замену в Роберте Ильхановиче. Но получилась ли замена? Конечно, мурза относился к Енали очень хорошо, даже по-особому, наверное просто из-за его возраста. Мальчишке хотелось, несомненно, большего. Мог ли сам Енали полюбить Роберта Ильхановича, как любил своего отца? Мурза был и добрее, и не был пьяницей, но он все равно не родной, несмотря на то что пообещал завещать Енали своего коня. Очень желая получить Ветра, Енали все же честно подумал, что это нехорошее завещание. Если ты собрался завещать, то завещай втайне. Не заставляй человека ждать этого момента, потому что тому потом будет стыдно перед самим собой. Как ни уговаривал себя Енали, как ни внушал себе, что он желает Роберту Ильхановичу долгих лет здоровой жизни, в глубине души он все же понимал, что очень хочет, чтобы Ветер поскорее стал его собственностью…

Подъем двух взводов, как и было обещано, произошел на час раньше, поскольку и отбой был дан на час раньше. Свои законные, медициной определенные как минимальная норма четыре часа солдаты все же спали. В казарме в это время других взводов не было, все остальные бойцы роты находились на заданиях в разных концах Северного Кавказа и потому собирались не в тишине, а без стеснения, шумно и быстро. Старшина роты старший прапорщик Никитин в дверях своей каптерки выставил ящики с оснасткой и выдавал солдатам. Это была единственная задержка. Автоматы 9А91 уже находились не в ящиках, как у офицеров, а в оружейной горке в торце казармы, но там все прошло без задержки. Капитан Чанышев снял замок, распахнул решетчатую дверь, и солдаты двух взводов без толкотни, один за другим заходили и брали оружие из горки. Два грузовика и боевая машина разведки «Рысь» уже стояли рядом с казармой. Загрузились быстро и без суеты. Первыми двинулись грузовики, поскольку и стояли первыми, ближе к КПП. Но уже за воротами «Рысь», совершив стремительный рывок, обогнала грузовики и возглавила колонну.

Дорога предстояла длинная, из Кабардино-Балкарии в Северную Осетию, дальше – в Ингушетию, потом через всю Чечню, от Гудермеса до Хасавюрта следовало преодолеть еще сорок два километра, так что можно было и подремать немного.

– Товарищ капитан. Мы уже в Дагестане, – разбудил Чанышева механик-водитель.

Валерий Николаевич протер глаза, выглянул из люка, оглядывая окрестности, и снова закрыл его. Только тогда, когда колонна начала двигаться по дагестанской дороге, капитан включил большой сильный тепловизор, устроенный по принципу перископа, но выводящий изображение на монитор, закрепленный изнутри на броне башни.

Миновали Хасавюрт. До Махачкалы оставалось пятьдесят с небольшим километров. Где-то примерно через час пути тепловизор показал яркое свечение на откосе дороги.

– Стоп, машина! – по-морскому дал команду Чанышев.

«Рысь» ехала на большой скорости и остановилась не сразу, на расстоянии тридцати метров от светящегося объекта.

– Задний ход! – скомандовал Чанышев.

Задние грузовики правильно среагировали на белый свет фонаря заднего хода и первыми начали сдавать назад. Но позади грузовиков шло много легковых машин, которые не понимали, что происходит, и пятились неохотно и медленно.

– Пулеметчики! Остановить движение на противоположной полосе!

Команда была отдана не оператору-наводчику, который управлял тридцатимиллиметровой скорострельной пушкой и спаренным с ней ПКТ[14], а двум мотострелкам, сидящим по обе стороны от водителя за пулеметами. Мотострелки с удовольствием дали по несколько очередей над крышами автомобилей.

Автоматически включилась рация – капитана вызывал комбат:

– Чанышев? Что у тебя? По какому поводу стрельба?

– Останавливаем поток машин по встречной полосе. Что-то там светится на обочине. Минутку, товарищ подполковник. Смотрю по сторонам…

Комбат молча ждал.

Перископное управление позволило быстро просмотреть в нескольких уровнях ближайшие заросли кустов и скопления камней. Никакого намека на засаду не было.

– Тепловизор никого не показывает, товарищ подполковник. Что делать будем?

– Смотреть надо…

– Я схожу…

Наличие взрывного устройства без наличия засады – это тоже возможный вариант. Но кто-то должен был активировать взрыватель в нужный момент. Впрочем, наблюдатель мог сидеть достаточно далеко и рассматривать дорогу в бинокль. Тогда и тепловизор его не определит.

– А больше некому?

– А если там радиоуправляемый взрыватель? Или с телефона активируется? Где-то сидит в горах наблюдатель, смотрит в бинокль. Номер набрал и ждет, когда кто-то подойдет или подъедет, чтобы только кнопку вызова нажать…

– Я про то и говорю…

– Кого я могу туда послать, зная, как это опасно?.. Нет, товарищ подполковник. Я сам…

«Рысь» уже застыла в неподвижности. Капитан отключился от системы внутренней связи, открыл верхний командирский люк, выбрался на броню и спрыгнул на обочину. Движение на противоположной полосе прекратилось точно так же, как и на попутной. Пулеметные очереди свое дело сделали. Чанышев побежал к замеченному месту, ожидая каждую секунду, как вздрогнут под ногами земля и асфальт, а потом по нарастающей поднимется и грохот взрыва. Но взрыва не произошло. Обочина заросла высокой травой, и рассмотреть что-то издали было невозможно, пришлось подойти вплотную, посмотреть, наклонившись, с дороги и сразу после этого побежать назад.

– Первый, я Второй.

– Я Первый. Слушаю, – отозвался Разумовский.

– Там труп собаки. Машиной, видимо, сбило. С дороги сбросили. Еще теплая, потому и светится.

– Нормально, Второй, хорошо, что это не прозевал. И хорошо, что ни одной машины не расстреляли. Не расстраивайся, на наш век засад хватит. Не прозевай следующее свечение.

– Я постараюсь, товарищ подполковник…

Колонна двинулась дальше, и по всей дороге движение возобновилось. Несколько машин, воспользовавшись остановкой, обогнали армейскую колонну, но ни «Рысь», ни грузовики не пытались устраивать гонку на скорость, и они быстро вырвались вперед.

А еще через пару километров капитан снова увидел свечение на мониторе. И опять на обочине. Правда, в этот раз свечение было совсем небольшим.

– Здесь, похоже, не собака, а кошка валяется, – проворчал Чанышев.

Дорога поворачивала вправо и позволяла рассмотреть обочину, по сути дела, с тыла. Но в этот раз Валерий Николаевич сразу просмотрел и ближайшие к дороге заросли.

– Первый! Я Второй! Тревога! Впереди за поворотом засада. Специально место выбрали, где скорость придется сбросить. Значит, у них ручные гранатометы. Дорога заминирована.

– Я Первый! Понял. Что намерен предпринять?

– Механик-водитель, спуститься с дороги сможешь? – Мягкий танкистский шлем с внутримашинным переговорным устройством висел рядом с головой Чанышева, и он мог говорить и слушать, не надевая его.