Теперь осталось только двое солдат. Марек, со связанными руками, пятясь задом, отступал от одного из них, ловко уклоняясь от свистевшего в воздухе клинка. Второй солдат стоял рядом с воротом. Он успел вынуть меч и был готов к бою. Крис сделал что-то похожее на выпад; ратник легко парировал. Тогда Марек, уже обошедший, отступая, всю яму вокруг, сильно толкнул солдата, и тот мгновенно обернулся.

– Ну! – крикнул Марек, и Крис опустил на спину солдата свой меч. Тот рухнул наземь.

Ворот продолжал раскручиваться. Крис ухватился было за рукоять, но сразу же отскочил. Меч единственного уцелевшего из четырех солдат, лязгнув, ударился о каменный пол там, где он только что стоял. Клетка продолжала опускаться. Крис отступил еще дальше. Марек протянул ему свои связанные руки, но Крис не был уверен, что сможет разрезать веревку мечом, не ранив товарища.

– Ну же! – рявкнул Марек.

Крис полоснул клинком, веревка лопнула, и в этот момент на него налетел ратник. Солдат бился с яростью отчаяния; Крис старался отступить от него подальше, но все равно получил рану в предплечье. Он понял, что сейчас ему придется совсем худо, но вдруг выражение лица его противника изменилось, тот в ужасе уставился на показавшееся из его живота острие меча. В следующее мгновение ратник свалился, и Крис увидел Марека, державшего в руках окровавленный меч.

Крис вновь подбежал к вороту, вцепился в рукоять. Ему удалось остановить спуск. Оказалось, что клетка уже глубоко ушла в маслянистую воду; над поверхностью виднелась только голова Профессора. Еще один оборот – и он оказался бы под водой.

К Крису подскочил Марек, и они вместе принялись крутить рукояти, поднимая клетку.

– Сколько у нас времени? – спросил Крис.

Марек взглянул на браслет:

– Двадцать шесть минут.

А схватка Арно и Оливера продолжалась. Они переместились в дальний угол темницы, и Крис видел искры, вылетавшие при каждом столкновении клинков.

Клетка повисла в воздухе, с нее часто капала вода. Профессор улыбнулся Крису.

– Я так и думал, что вы появитесь вовремя, – сказал он.

Крис, вцепившись в черные скользкие прутья, оттаскивал клетку от края ямы. Слизь и черная вода стекали на пол темницы, оставляя небольшие лужицы. Марек повернул рукоять лебедки, опустив клетку на пол. Профессор был весь мокрый, но испытывал явное облегчение оттого, что вновь оказался на твердой земле. Крис повернулся, чтобы открыть клетку, но увидел, что она заперта. На двери висел тяжелый железный замок размером с мужской кулак.

– Где ключ? – спросил Крис, обернувшись к Мареку.

– Не знаю, – ответил тот. – Когда Профессора сажали в клетку, я валялся на земле носом вниз и не видел, как все это происходило.

– Профессор?

Джонстон помотал головой.

– Боюсь, что не проявил должного внимания. Я смотрел туда, – он кивнул в сторону ямы.

Марек рубанул по замку мечом. Полетели искры, но замок остался цел; клинок лишь поцарапал его.

– Так не получится, – сказал Крис. – Нам нужен этот проклятый ключ, Андре.

Андре обвел взглядом темницу.

– Сколько еще времени? – спросил Крис.

– Двадцать пять минут.

Крис нервно потряс головой, подошел к ближнему из убитых солдат и принялся обыскивать труп.

В диспетчерской Стерн наблюдал по обзорному монитору, как техники опустили бесцветную резиновую пленку в бадью с клейким составом, а затем перенесли ее-с нее все еще капал клей – внутрь стеклянного щита. Затем к горловине присоединили шланг от мощного компрессора, пустили сжатый воздух, и каучук начал расширяться. Примерно с секунду было видно, что это метеорологический шар-зонд, но он сразу же раздулся еще сильнее, каучуковая оболочка растягивалась, становилась тоньше, прозрачнее. Она точно принимала искривленную форму стеклянной панели, заполняя все углы резервуара. Тогда техник закрыл горловину, щелкнул секундомером и стал ждать, пока клей полимеризуется.

– Сколько осталось времени? – спросил Стерн.

– Еще двадцать одна минута. – Гордон указал на воздушные шары. – Доморощенное открытие, но ведь действует!

Стерн помотал головой.

– Я весь последний час видел это, но не мог узнать.

– А о чем же вы думали?

– О проколах, – ответил он. – Я все время думал: чего же мы здесь стараемся избежать? И нашел ответ: проколов. Точно так же, как бывает у автомобиля: он прокалывает шину, и она лопается. Я продолжал думать о проколах шин. И мне показалось странным, что сейчас проколы с разрывом шины бывают так редко. С новыми автомобилями они вообще почти не происходят. Потому что в новых шинах имеется самозатягивающаяся внутренняя мембрана. – Он вздохнул. – Я пытался понять, почему же такая отвлеченная проблема занимает мои мысли, а потом сообразил: ведь именно здесь и кроется решение – поместить мембрану в стеклянный резервуар.

– Но ведь она не самозатягивающаяся, – заметила Крамер.

– Нет, – согласился Гордон, – но она увеличит толщину стекла и поможет лучше распределить напряжения.

– Совершенно верно, – поддержал его Стерн.

За это время техники успели поместить воздушные шары во все резервуары и закрыть их. Теперь они ожидали, пока клей высохнет. Гордон поглядел на часы.

– Еще три минуты.

– И сколько времени будет заполняться каждый щит?

– Шесть минут. Но мы можем заполнять две емкости одновременно.

Крамер вздохнула.

– Восемнадцать минут. Близко к пределу.

– Мы успеем, – успокоил ее Гордон. – Мы можем подавать воду еще быстрее.

– А это не увеличит напряжения в стенках щитов?

– Увеличит. Но при необходимости мы можем пойти и на это.

Крамер опять посмотрела на холмы, изображенные на экране монитора, и вдруг заметила, что пики на диаграмме стали не такими острыми.

– Почему уровень поля изменился? – недоуменно спросила она.

– Он не менялся, – не оглядываясь, ответил Гордон.

– Изменился, – настаивала Крамер. – Пики уменьшились.

– Уменьшились?

Гордон посмотрел на экран и сразу нахмурился. На диаграмме было четыре пика, потом их стало три, затем два. В следующее мгновение опять мелькнули четыре.

– Не забывайте, что вы видите на экране функцию вероятности, – сказал он. – Амплитуда состояния поля отражает вероятность события.

– А вы можете перевести это на английский? – осведомилась Крамер.

Гордон уставился на экран.

– Похоже, что-то у них пошло не так, как надо. И, независимо от того, что там произошло, вероятность их благополучного возвращения уменьшилась.

Крис обливался потом. Сопя, он перевернул безжизненное тело ратника на спину и возобновил поиски. Ему потребовалось несколько ужасных минут, чтобы обыскать малиново-серые одежды двоих мертвых солдат, пытаясь нащупать ключ. Накидки-сюрко были длинными, а под ними солдаты носили простеганные толстые рубашки; вообще на них было много всяких тряпок. Хотя этот ключ было не так уж легко спрятать: Крис знал, что он должен быть железным, в несколько дюймов длиной.

Тем не менее он никак не мог его найти. Ни у первого солдата, ни у второго. Выругавшись, он поднялся на ноги.

А бой Арно и Оливера продолжался; их мечи, сталкиваясь, издавали почти непрерывный металлический звон. Марек, держа в руке факел, шел, пригнувшись, вдоль стен. Он осматривал темные углы темницы, но, видимо, тоже без успеха.

Крису казалось, что у него в голове тикают часы. Он внимательно осмотрелся, пытаясь сообразить, где же может быть ключ. К сожалению, он понял лишь то, что ключ может оказаться где угодно: то ли висеть на стене, то ли быть прицепленным к подставке для факела… Он подошел к вороту, осмотрел его со всех сторон… И нашел его – большой железный ключ – под опорой.

– Вот он!

Марек выпрямился и взглянул на свой браслет-таймер, а Крис подбежал к клетке и вставил ключ в замок. Ключ вошел в скважину, но повернуть его не удалось. Сначала он решил, что механизм заело, но после тридцати секунд усилий был вынужден признать, что это все же не тот ключ. Испытывая гнетущее чувство бессилия, он бросил железку на пол.