Стерн повернулся обратно к монитору перехода. Уровень поля становился все выше, менялся все отчетливее. На пиках заиграли ореолы дополнительных цветов. Горный пик, вызывавший у них столько тревог своей неустойчивостью, обрел стабильность и все выше поднимался над поверхностью; его форма все время изменялась.

– Сколько возвращается? – спросил он.

Но ответ ему уже был известен, так как горный пик начал делиться на отдельные горные хребты.

– Трое, – сказал оператор, – да, похоже, что их трое.

Дверь кордегардии у наружных ворот была закрыта, тяжелая решетка портикула опущена, а мост поднят. Пятеро оглушенных стражников лежали распростертые на земле. Марек, несколько раз повернув ручку ворота, приподнял портикул ровно настолько, чтобы под ним можно было пролезть, согнувшись. Но пролет моста торчал вверх.

– Ну и как он опускается? – спросил Крис.

Цепи сквозь узкие щели в стене уходили на второй этаж здания кордегардии.

– Оттуда, – сказал Марек, указав наверх. – Стойте здесь, – распорядился он, – а я займусь этим.

– Возвращайся скорее, – сказала Кейт.

– Не волнуйся. Я успею.

Марек, хромая, поднялся по винтовой лестнице и оказался в небольшой комнате с каменными стенами, узкой и голой. Почти все помещение занимала железная лебедка, при помощи которой поднимался мост. Рядом с ней он увидел пожилого седого человека, который, дрожа от страха, держался за толстый железный шкворень, крепивший на месте звенья мостовой цепи. Марек оттолкнул старика и выдернул стопор Цепь загремела, мост пошел вниз Марек, следя за тем, как он опускается, глянул одним глазом на свой браслет-таймер и был неприятно поражен: табло показывало

– Андре, – услышал он в наушнике голос Криса, – поторопись.

– Уже иду.

Марек повернулся к лестнице и в этот момент услышал топот бегущих людей. Он понял, что стражники были не только внизу, но и на крыше караульного помещения, и теперь они торопятся узнать, почему опускается мост. Если он уйдет отсюда, то стража тут же остановит мост и поднимет его обратно.

Марек знал, что это означало. Ему нельзя было уходить.

Стоя внизу, Крис смотрел, как мост плавно опускается под громкий звон цепей. Сквозь образовавшееся отверстие уже видно было темное небо и звезды.

– Андре, – сказал он, – время.

– Тут солдаты.

– Ну и что?

– Я должен охранять лебедку.

– Что ты хочешь сказать? – удивился Крис.

Марек не ответил. Крис услышал невнятное рычание и крик боли. Марек там, наверху, сражался. Крис взглянул на мост; он опускался все ниже. Взглянул на Профессора. Но лицо Профессора было непроницаемо.

Марек, высоко подняв меч, стоял перед лестницей, ведущей на крышу. Он убил первого солдата, как только тот появился. Сразу же убил второго и отбросил оба тела подальше, чтобы пол оставался сухим. Остальные солдаты на лестнице замерли в растерянности; он слышал негромкие испуганные голоса.

Цепь все еще грохотала. Мост продолжал опускаться.

– Андре! Иди скорее!

Марек взглянул на табло. На нем высветилось:

Оставалось чуть больше минуты. Взглянув в окно, он увидел, что его товарищи не стали ждать, пока мост полностью опустится. Они подбежали по настилу к дальнему концу и один за другим перепрыгнули на поле, раскинувшееся перед крепостью. Теперь он с трудом различал их в темноте.

– Андре! – Это был снова Крис. – Андре!

С лестницы показался еще один солдат Марек взмахнул мечом, но клинок зацепился за лебедку, выбив сноп искр. Человек вскрикнул в испуге и торопливо попятился, тесня остальных.

– Андре, беги сюда! – взывал Крис. – Ты еще успеешь.

Марек знал, что это правда. Теперь он мог уйти: солдаты все равно не успели бы поднять мост прежде, чем он перейдет его, а после этого он окажется в открытом поле, вместе со своими друзьями. Он знал, что они там, что они ждут его. Его друзья. Ждут, чтобы вернуться обратно.

Повернувшись, чтобы спуститься по лестнице, он краем глаза заметил скорчившегося в углу старика. «Что же это значит – провести всю жизнь в этом мире? – спросил он себя. Жить и любить, все время ходить по лезвию ножа, под угрозой болезней и голода, выбирая между смертью и убийством. Оставаться живым в этом мире…»

– Андре. Ты идешь?

– Времени нет, – ответил Марек.

– Андре!

Он выглянул в окно и увидел на равнине равномерно мигающие вспышки света. Они вызвали машины. Они готовы в путь.

В поле появились похожие на телефонные будки аппараты, стоявшие на опорных платформах. От станин растекался холодный пар, клубившийся в темной траве.

– Андре, иди скорее! – позвала Кейт.

Последовала секундная пауза.

– Я не поеду, – раздался в наушниках голос Марека. – Я остаюсь здесь.

– Андре, ты не прав.

– Я прав.

– Ты серьезно? – растерянно спросила Кейт.

Она посмотрела на Профессора Тот медленно кивнул.

– Он всю жизнь мечтал об этом.

Крис вставил керамический маркер в щель под ногами.

Марек глядел на них из окна кордегардии.

– Эй, Андре! – Это был Крис.

– Увидимся, Крис.

– Береги себя.

– Андре. – Это была Кейт. – Я не знаю, что сказать.

– До свидания, Кейт.

Потом раздался голос Профессора:

– До свидания, Андре.

– До свидания, – ответил Марек.

В его наушнике послышался механический голос:

– Стойте неподвижно… глаза открыты… глубокий вдох… задержать… Время!

Он увидел на равнине ярчайшую вспышку голубого света. Потом еще одну и еще. Вспышки становились все слабее, пока не прекратились вовсе.

Дониджер прошелся по затемненной сцене. Из кабинок, стоявших в глубине аудитории, за ним молча следили три президента крупных корпораций, которых он намеревался включить в совет директоров его компании.

– Рано или поздно, – говорил он, – развлечения – постоянные, непрерывные развлечения – наскучат людям, и они пустятся на поиски подлинности. Подлинность станет ключевым словом двадцать первого столетия. А что есть подлинность? Нечто такое, что не было специально изобретено и создано для того, чтобы приносить прибыль. Нечто такое, чем не управляют корпорации. Нечто такое, что существует ради своей собственной пользы, что обладает своей собственной формой. А что является наиболее подлинным на свете? Прошлое.

Прошлое – это мир, который существовал до Диснея, Мердока, «Бритиш телеком», «Ниссан», «Сони», «Ай-Би-Эм» и прочих властителей нашего времени. Прошлое существовало до их появления. Прошлое развивалось и сходило на нет без их вмешательства, без их шаблонов, без их торговли. Прошлое реально. Оно подлинно. И это сделает прошлое невероятно привлекательным. Именно поэтому я говорю, что будущее есть прошлое. Прошлое – это единственная реальная альтернатива общему для всех настоящему.

Что же тогда люди будут делать? Да они уже делают это. Сегодня самой быстро развивающейся сферой туристического бизнеса стал культурный туризм. А люди хотят посетить не просто другие места, но другие времена. Они хотят войти в средневековые города, обнесенные несокрушимыми стенами, в огромные буддистские храмы, города-пирамиды майя, побродить по египетским некрополям. Люди хотят побывать в мире прошлого В исчезнувшем мире.

Но они не хотят, чтобы этот мир был поддельным. Не хотят, чтобы он был подкрашенным и чисто отмытым. Они хотят, чтобы он был подлинным. А кто может гарантировать эту подлинность? Кто станет обладателем фирменного знака прошлого? МТК.

Я хочу познакомить вас, – продолжал он, – с нашими планами создания участков культурного туризма во всем мире. Я подробно расскажу об одном из них, находящемся во Франции, но у нас есть и много других. В каждом случае мы возвращаем участок, на котором находится исторический памятник, правительству соответствующего государства. Но мы являемся собственниками окружающих его территорий, а это означает, что мы будем владеть гостиницами, ресторанами, магазинами, то есть всей инфраструктурой туризма. Не говоря уже о книгах, фильмах, путеводителях, костюмах, игрушках и всем остальном. С туристов будут брать десять долларов за вход в исторический памятник. Но они будут платить пятьсот долларов за проживание рядом с ним. И все это будем полностью контролировать мы. – Он улыбнулся. – Конечно, только для того, чтобы быть уверенными, что все делается так, как надо.