— Да будет так, — сказал Дионисий, кивнул секретарю и повернулся к Зопириону. — Назначу тебе в помощники Абдаштарфа из Африки. Кстати о финикийцах. Я слышал, у тебя вчера были кое-какие неприятности?

— Ничего серьезного, господин. Но думаю, в городе были произведены большие разрушения, — пораженный быстротой, с какой архонт узнает о том, что происходит с его подчиненными.

— Не больше, чем можно было ожидать. Такое случается во многих городах на Сицилии. Естественная зачистка.

— Можно мне задать вопрос, касающийся вашей политики?

— Спросить можешь. Но я подумаю, стоит ли мне отвечать.

— Почему ты так долго ждал и послал солдат ликвидировать беспорядки далеко за полдень? Погибло множество невинных. Кроме того, жители Сиракуз поджигали дома финикийцев, и остается только благодарить богов за то, что не было ветра: в ветреный день мог бы выгореть весь город.

Дионисий почесал бороду.

— Позволь мне сказать, что я думаю о тебе, Зопирион. Я знаю: есть философы, которые полагают, что человек произошел — эволюционировал — от низших животных. Судя по тем качествам, которые наблюдаю вокруг себя в некоторых людях, это истинная правда. Ваш усредненный человек обладает стремлением к добру, хочет быть храбрым, жертвовать собой ради других и так далее. Но его также переполняют безнравственные и эгоистичные побуждения: сорвать мгновенное удовольствие, обидеть слабого, воровать, пытать и убивать. В некоторых ситуациях человеком управляет лучшая половина, в некоторых — худшая. Почему армия, долго и храбро сражавшаяся, в последующем сражении поворачивается спиной к противнику и улепетывает, как стая зайцев? Потому что люди исчерпали свой заряд храбрости и начинают следовать животному инстинкту самосохранения, спасая любой ценой собственные жизни.

— Далее. Как ты понимаешь, я крепкой рукой управляю Сиракузами. И многого жду от них: соблюдения гражданских правил и порядка в мирное время, мужества, стойкости и дисциплины в военное. Но я знаю, что не находящие выхода их отрицательные импульсы все время растут, как давление в кузнечных мехах, если закрыть сопло. Но этим импульсам необходимо давать выход, или они найдут выход сами по себе, раньше или позже, в той или иной форме. И для меня гораздо лучше, если они выльются на головы нескольких никчемных финикийцев, но не разорвут мои меха. Время от времени людям необходимы подобные встряски, в результате которых удовлетворяются их животные инстинкты. Так перемешивает грязь с водорослями вдоль всего побережья Сицилии.

— А то, что в клочья растерзали множество ни в чем не повинных безобидных людей, не имеет никакого значения?

— Не совсем так. Великий правитель не может позволить себе думать о судьбе отдельных личностей. А я, Дионисий, отношу себя именно к таковым. Ты будешь с этим спорить?

— Нет, господин, — решительно ответил Зопирион, однако я подумал: «дорогой Геракл! Разве может этот парень ожидать от меня иного ответа? Я же полностью в его власти!»

— Итак, если правитель не будет принимать тех или иных решений только из-за того, что их последствия могу привести к смерти или причинить вред, он никогда ничего не добьется. Он не достигнет славы. Более того, инертность его действий вызовет ответную реакцию: резко возрастет противодействие, и в результате ему все-таки придется вступать в борьбу. Только жертв в этом случае окажется значительно больше. И еще: большинство убитых во время вчерашних беспорядков — чужеземцы. Следовательно, отношение к ним будет иное, чем если бы порезали эллинов.

— Ваша проблема — проблема ученых людей — в том, что вы слишком много путешествовали и учились. Образование и странствия ослабляют свойственную человеку преданность своему городу и народу.

— Если бы моя преданность своему городу соответствовала твоим словам, то я должен был остаться на родине. Это касается и остальных мастеров. И тогда, мой господин, некому было бы работать на тебя.

— Истинно так. Но, так или иначе, мы оказались здесь, и нам обоим следует извлечь из сотрудничества максимальную выгоду. Но меня ждут другие дела, о Зопирион. Что касается катапульт, ты в курсе моих пожеланий. Постарайся выполнить их наилучшим образом. Возрадуйся!

В выходной Зопирион пересек мост, соединяющий Ортигию с основной частью острова и направился к Арсеналу. В огромном здании никого не было, за исключением стоящих у входа часовых. Юноша планировал еще раз проверить катапульты и обдумать возможности ускорения темпа работ. На дальнем конце Арсенала, где раньше были сложены материалы для постройки кораблей, освободили место для готовых катапульт. Зопирион прошелся вдоль ряда смертоносных машин, пощипывая тетиву и проверяя спусковые рычаги. Он ощутил легкую гордость за свое изобретение. Наверное, похожее чувство охватывает поэта, когда он видит свое творение записанным чернилами на листе папируса.

Подойдя к концу ряда, он заметил на одной из катапульт нечто странное: на брусе с желобом были нарисованы под ровным углом желтые полоски. Создавалось впечатление, будто их недавно начертили превосходной кистью. Но когда юноша подошел ближе, у него замерло сердце: не желтая краска, а свежие надпилы обезобразили брус катапульты. Небольшие кучки опилок под каждым надрезом молчаливо подтвердили его подозрения.

Испорченная катапульта стояла третьей от конца. Зопирион поспешно бросился к двум последним. Их тоже подпилили. Но в отличие от надрезов на предыдущей машине, надпилы были более глубокие, и их было больше. Похоже, что вредитель либо устал, либо испугался и не завершил задуманное.

Кровь ударила ему в голову, и обезумев от ярости, Зопирион бросился к Архиту: он жил здесь же, на Ортигии в доме для холостых рабочих и мастеров. В ответ на неистовый стук в дверь и громкие крики друга, в дверях появился Архит. Завернувшись в одеяло, он позевывал спросонья и протирал глаза.

— Клянусь всеми Собаками Египта! Даже в выходной невозможно выспаться!

— Пойдем со мной! Какой-то грязный содомит крутился у моих катапульт. Три уже испорчены!

— Зевс всемогущий! Подожди минутку, я оденусь.

Спустя полчаса Зопирион и Архит подошли к Арсеналу в сопровождении Пирра, Лифодема, Филиста, Дионисия и телохранителей тирана. Они внимательно изучили испорченные катапульты.

— О, Зевс, порази этих грязных негодяев! — взревел Дионисий. — Вы не проверяли Арсенал? Может, кто-то спрятался за бухтами веревок?

Никто не совершал никаких проверок. Тогда Дионисий повернулся к телохранителям.

— Вы двое, проверьте каждый дюйм этого здания. Телесин — первый этаж, Вертико — балконы.

— Но, господин, — начал было один из телохранителей.

— Забудь о моей безопасности! — отрезал Дионисий. — Приступай к выполнению!

— Шпионы Карфагена, тебе так не кажется? — повернулся он к Филисту.

— Я знаю, чьих рук это дело, — вмешался Лифодем. — Наверняка здесь не обошлось без гнусных финикийских строителей, которых ты нанял, хозяин. Почему ты их не утопил?

— Повешу, если они того заслуживают. Почему ты так уверен, Лифодем?

— Все знают, насколько вероломны эти ублюдки. Естественно, что их симпатии — на стороне Карфагена. Налицо и мотив, и средства для осуществления преступления. Что же еще нужно?

— Для вынесения приговора одних подозрений недостаточно. Хорошие мастера представляют для меня слишком большую ценность, чтобы казнить их только на основании подозрений. Ты видел, чтобы они что-нибудь подпиливали?

— Нет, но я уверен, что они это сделали. У них была причина…

— Ты видел хоть одного из них выходящим из Арсенала с пилой в руке? Нет? Но предполагаешь, что один из них непременно виновен? А как же остальные? Если бы вредительством занялись все десять строителей, ущерб был бы в несколько раз большим.

— Давайте обсудим то, что знаем из первых рук, — после некоторого раздумья заключил Дионисий. — В затянувшемся споре невозможно отыскать истину. Зопирион, что ты можешь сказать о своем помощнике?