Две живописнейшие картины. На одной: недвижно сидит смиренная Навеид Хайдар а вокруг застыли женщины с гребнями, щетками, лаком, устремив восхищенные взгляды на виновницу скандала. Шевелятся лишь губы Бариаммы, с них слетают освященные веками слова: дура, бесстыдница, шлюха. На другой: в спальне Резы Билькис валяется в ногах у мужа, а тот старается натянуть брюки.
До того как он проснулся и узнал о беде, ему снился сон: он стоит на плацу, опозоренный, перед шеренгой новобранцев, каждый из которых как две капли воды похож на него самого, с той лишь разницей, что они ничего не умеют — ни шагать в ногу, ни держать равнение налево, ни до блеска начищать пряжки. Он кричит на эти бесплотные, точно тени, собственные копии, сознает свое бессилие, ярится…
В таком настроении он и проснулся. Когда Билькис, едва ворочая языком от ужаса, поведала ему о случившемся, Реза сразу же вознамерился убить дочь.
— Какой стыд! — застонал он. — Разор и погибель отцу с матерью, всем их надеждам конец!
Он решил застрелить дочь на глазах у всей семьи, всадив ей в голову пулю. Билькис бросилась в ноги мужу, пала ниц, вцепившись ему в лодыжки, и заскользила за ним следом по полу спальни. От ужаса ее прошиб холодный пот, сурьмяные брови растеклись по щекам. Дух Синдбада Менгала не призывался во время разговора, но, конечно же, витал рядом. С револьвером в руке Реза Хайдар ворвался в комнату Благовесточки — его встретили вопли и стенания женщин.
Нет, нет, я не пересказываю историю уже подзабытой нами Анны М. Прицелившись, Реза Хайдар понял, что не в силах выстрелить.
— Вышвырните ее на улицу! — проговорил он и вышел.
Ночь кишит переговорами. Реза у себя дома не сводит глаз с так и не выстрелившего револьвера. К нему посылают гонцов — генерал твердо стоит на своем. Потом Билькис будит айю Шахбану и та, потерев сонные с черными окружьями, как у самого Хайдара, глаза, идет к нему просить за Благовесточку.
— Муж тебя любит, ты ведь так выхаживала Суфию Зинобию, и послушает тебя скорее, чем меня, — на Билькис жалко смотреть: она совсем пала духом, даже со слугами говорит заискивающе. Сейчас жизнь Благовесточки в руках у Шахбану, которой доставались и побои, и брань от молодой хозяйки.
— Хорошо, я схожу, бегум-сахиб, — соглашается Шахбану. Айя и отец строптивицы беседуют за глухими дверями.
— Простите, сэр, но не громоздите на стыд былой стыд новый.
В три часа поутру Реза Хайдар смилостивился. Свадьбу играть! У дочери должен быть муж, все равно кто! Так и с рук ее сбудешь, и пересудов меньше — все ж не на улицу выбросили.
— Шлюха с крышей над головой все ж лучше, чем шлюха в канаве, — подытожил Реза, призвав к себе Билькис.
Навеид сказала матери имя возлюбленного, сказала не без гордости— пусть слышат все:
— Моим мужем будет капитан Тальвар уль-Хак! И никто иной! Телефонный звонок будит Миира Хараппу. Ему сообщают, что
произошли изменения.
— Суки вы все! Попомните еще меня!
Искандер Хараппа принял известие спокойно, тут же поделился им с Арджуманд — она стояла подле телефона в одной ночной рубашке, и в глазах у нее загорелся огонек.
Гаруну обо всем рассказывает Искандер.
И еще один телефонный звонок в ту ночь — капитану полиции. Он тоже не смыкал глаз и, как Реза Хайдар, все время поглядывал на пистолет.
— Что я о тебе думаю, лучше не говорить! — заорал в трубку Реза. — Завтра явишься ко мне и заберешь эту блудницу. Ни гроша в приданое не жди, и чтоб я вас обоих больше не видел!
— Жениться на вашей дочери — для меня большая честь, — любезно ответил Тальвар.
И женщины в доме Хайдара, боясь даже поверить в удачу, снова затевают свадебные хлопоты. А Навеид Хайдар отправляется в спальню и засыпает как ни в чем не бывало. Темная хна на пятках к утру рыжеет.
А поутру Шахбану говорит Суфие Зинобии:
— Какой стыд! Какой скандал в семье! Вы, биби, даже представить не можете, что вы проспали.
Но случились в ту ночь и иные события. В университетском городке, на городских базарах под покровом тьмы собирались люди. К восходу солнца стало очевидно, что для правительства настал закатный час. В то утро народ вышел на улицы. В знак недовольства поджигали легковые машины, школьные автобусы, военные грузовики, библиотеку, здание британского консульства и американского информационного агентства. Фельдмаршал А. приказал войскам восстановить на улицах порядок. В одиннадцать пятнадцать ему нанес визит один генерал, известный всем под прозвищем Пудель. Поговаривали, что он сторонник Искандера Хараппы. Генерал Пудель доложил смятенному президенту, что войска наотрез отказываются расстреливать толпу, скорее солдаты перестреляют своих же офицеров, чем земляков-горожан. По этому донесению президент понял, что его время истекло, и к обеду уступил бразды правления Пуделю, который тут же посадил бывшего президента под домашний арест и обратился к народу по только что созданной телевизионной сети с воззванием: власть он захватил с единственной целью — вернуть страну на путь демократии; не позже чем через полтора года будут проведены всеобщие выборы. После обеда началось бурное народное веселье. Легковые машины, такси, здание французской компании, Институт Гёте горели ярким пламенем, добавляя света светлому празднику.
Не прошло и десяти минут после отставки президента А., как Миир Хараппа узнал о бескровном путче. Второй подряд тяжкий удар по его репутации вконец лишил Миира боевого настроя. Он оставил на столе в кабинете заявление об отставке и сбежал на свою усадьбу в Даро, не дожидаясь дальнейшего развития событий. Затворившись в четырех родных стенах, Миир впал в глубокое отчаяние; до слуг доносилось жалобное бормотание, дескать дни его сочтены.
— Две беды случились, третьей не миновать, — шептал он. Искандер и Арджуманд весь день провели с Гаруном в Карачи.
Искандер не отходил от телефона, Арджуманд так разволновалась из-за переворота, что даже забыла утешить Гаруна, как-никак, у него свадьба сорвалась.
— Нечего кукситься! — прикрикнула она. — Новая жизнь начинается!
Из Мохенджо на поезде приехала Рани Хараппа. Она полагала, что расчудесно проведет день на свадьбе Благовесточки, но шофер Искандера, Джокио, встретивший ее на вокзале, предупредил, что все переменилось. Он отвез госпожу в городской дом Искандера, тот ласково обнял жену и сказал:
— Молодец, что приехала. Теперь мы должны на людях вместе появиться. Пришел и наш час.
Вмиг Рани забыла и о свадьбе, и о том, что ей уже сорок, вновь почувствовала себя молодой — под стать дочери.
Важные события того дня, конечно же, затмили неурядицы в семье Хайдар. В любое иное время скандал получил бы широчайшую огласку. Капитан Тальвар уль-Хак явился на свадьбу один-одинешенек: он решил не впутывать ни родных, ни друзей в свои не очень-то благовидные брачные дела. Он едва провел свой полицейский джип по улицам меж горящих машин, как по пеклу; толпа в любую минуту могла «приобщить» к празднику и его. Реза Хайдар встретил капитана с предельной холодностью и презрением.
— Мои намерения самые серьезные, и я хочу стать примерным зятем, поэтому вы, возможно со временем пересмотрите свое решение, не станете долее вычеркивать дочь из своей жизни.
Реза выслушал эту мужественную речь и ответил предельно кратко:
— Мне нет дела до игроков в поло!
Кое-кто из гостей все же добрался по развеселым и отнюдь не безопасным улицам до резиденции Хайдара. Из предосторожности все они оделись похуже, в самые старые и поношенные одежды — и никаких украшений!
В таких совсем не праздничных одеяниях гости привлекали меньше внимания простолюдинов, обычно терпимых к богачам, но сегодня, во время всеобщего ликования, готовых, возможно, и хайдаровых знатных гостей бросить в костер вместе с символическим «наследием прошлого». Да, в тот поистине удивительный день жалкий вид свадьбы удивлял более всего.
Среди перепуганных гостей совсем неуместной и чужеродной казалась умащенная, намазанная хной, увешанная драгоценностями Благовесточка. Даже более неуместной, чем на матче по поло, так круто повернувшем ее судьбу.
