– Ага! Вот завтрак, мастер. – Девочка, одетая в штанишки и рубашку, какие обычно носят мальчишки ее возраста, была такой же лохматой, как и вчера. Ее рыжие волосы непокорно торчали в разные стороны.

– Ты бы причесался, Листик. – Лирамо специально обратился к своей ученице как к мальчику – пускай привыкает. Улыбнувшись (Листик выглядела как рыжий одуванчик), художник произнес: – Что ж ты не причесался? Вчера критиковал святого Ивософата, а сам…

– Ага! Так у него же голова лысая! А борода слишком большая, надо ее аккуратно подстричь. – Девочка замолчала и высказала мысль, видно только что пришедшую ей в голову: – А-а-а, я поняла! У него волосы с головы перешли на бороду, теперь он не стрижется, надеясь, что они вернуться обратно! Да?

Лирамо усмехнулся, столько непосредственности было в этом ребенке, а девочка спросила:

– Кушать будешь? А то все остынет!

Аугусто сел за стол, открыл крышку судка, что принесла Листик из трактира, и удивленно поднял брови – жаркое было горячим, словно только что снятым с плиты! И когда девочка это все успела: украсить комнату лесными цветами, убрать в мастерской (Лирамо, как истинный свободный художник, уже не помнил, когда он наводил здесь порядок), да еще и завтрак принести. Ну а жаркое! От трактира до дома магистра было минут десять ходьбы, даже если девочка всю дорогу бежала, то еда все равно хоть немного, но остыла бы!

– Ты кушать будешь? – еще раз спросила девочка и добавила: – Я что, зря старалась?

– К своему учителю надо обращаться на «вы» и с должным почтением, – наставительно произнес Лирамо, вопрос о том, как ученица все успела, мастер решил задать как-нибудь потом – уж очень вкусно пахло жаркое.

Может, завтрак, а может, порядок в мастерской способствовали тому, что вдохновение у магистра появилось прямо с утра. Лирамо понял, чего еще не хватало его картине. Был святой, который совершал пришествие, был ангелочек, указывающий святому, куда идти, но не было демона, этому препятствующего. Художник повертел в руках фигурку зверя, сделанного вчера Листиком, и понял – вот он! Демон на картине получился даже более выразительным, чем святой, правда, девочка осталась недовольна, она сказала, что дракон, так она называла этого зверя, слишком маленький. Лирамо прочитал целую лекцию о пропорциях, перспективе и других тайнах изобразительного искусства. К обеду Листик, хоть ее и не было почти час, снова принесла все словно только что снятое с плиты. На вопрос художника – как это у нее получается, девочка ответила:

– Я вообще-то хотела подогреть, но потом решила использовать стазис, это сложнее – зато все свежее!

– Стазис? – удивился Лирамо.

– Ага, мне мама показала, – кивнула девочка. – У меня долго не получалось, но потом я научилась. Это очень трудно сделать.

– Ага, – непроизвольно повторил за девочкой учитель, – сложно. Но потом получилось…

Лирамо пожал плечами. Наверное, это что-то из непостижимых кулинарных тайн, которыми владеют женщины, ну и некоторые повара-мужчины. Но с другой стороны, такие низменные вещи не достойны внимания настоящего художника – блюдо горячее, и ладно. Эти свои мысли мастер и высказал, поедая луковый суп.

– Ага, – заулыбалась Листик и попросила, когда ее учитель закончил трапезу: – Покажи мне, как…

И художник снова начал объяснять девочке тайны своего мастерства, даже не обратив внимания на то, что она продолжает ему тыкать, уж очень внимательным слушателем была Листик. Девочка проявляла восторженный интерес к предмету, так близкому Лирамо.

Так прошло несколько недель. Магистр, читая лекции ученице, почти закончил картину. Эту картину художник рисовал по заказу архипастыря Арэмии, для его дворца. Девочка настолько усвоила уроки своего наставника, что он ей доверил дорисовать некоторые фрагменты картины. Даже дракона, написанного Лирамо, Листик подправила, и мастер был вынужден признать, что так лучше. Хотя он попенял своей помощнице, что после ее вмешательства дракон-демон стал центральной фигурой картины, затмив собой ангелочка и совсем отодвинув на задний план бородатого святого. Этот факт немного волновал Лирамо. Вдруг архипастырь увидит в этом оскорбление церкви? Или вообще – ересь? А после обвинения в ереси одна дорога – на костер! Но переделать картину художник не успел – посыльный сообщил, что архипастырь вскоре пожалует за заказом.

Сухой старик в белой мантии и высокой шапке на голове долго разглядывал картину. Подходил ближе, рассматривал с разных сторон, потом, поджав губы, сообщил:

– Ну что ж, мастер, вы создали шедевр. Ваше творение достойно отображает подвиг святого Ивософата.

– Но, ваше святейшество, – вмешался один из свиты архипастыря, – святой совсем незаметен, да и ангел… Этот демон затмил всех!

– Так и должно быть, – еще больше поджал губы архипастырь. – Демон – это искушение, оно огромно! Оно затмевает все! Ангел указывает путь к спасению, но выбор пути остается за человеком, который мал и ничтожен, и тем величественней его подвиг! Святой Ивософат предпочел лишения и страдания, но выбрал путь служения Единому, отринув соблазны искусителя! В этом и есть истинная святость. Мастер сумел это передать.

– А почему он назвал дракона – искусателем? – тихо спросила Листик у Лирамо. – Драконы редко кусают. Они обычно бьют огнем, а если доходит до драки, то в ход идут когти и хвост.

Листик говорила очень тихо, но архипастырь ее услышал и, внимательно глядя на девочку, поинтересовался у художника:

– А как вы придумали этого демона? С кого написан ангел, я вижу.

– Вот, – протянул архипастырю статуэтку дракона Лирамо. – Это изваял мой ученик.

– Ага! – подтвердила Листик.

– Как тебя зовут, мальчик? Листик? Странное имя. А, это от Листарио, но все равно. – Взгляд архипастыря, казалось, заглядывал в душу, но это совсем не смущало улыбающуюся девочку. Служитель Единого поманил Листика к себе, показывая статуэтку. – Подойди ко мне. Где ты видел такое? Говоришь, много раз? Интересно, ты был там, где царят демоны, но при этом сохранил чистоту и наивность. Твой взгляд и непосредственность ясно об этом свидетельствуют. Мне бы хотелось с тобой побеседовать. Мастер, вы достойны написать мой портрет. Жду вас на следующей неделе во дворце. Вместе с вашим учеником.

– Благоволение, как и гнев сильных мира сего, одинаково опасны, и глупость – добиваться благоволения, ибо можно накликать гнев! – наставительно проговорил Лирамо, когда архипастырь и его свита покинули мастерскую. Посмотрев на мешочек с монетами, что оставили ему за работу, магистр поднял вверх палец. – Но! Но не воспользоваться таким благоволением – еще большая глупость!

– Ага, – поддержала своего наставника Листик. – А это, ну что ты сказал… Как-то странно звучит.

– Это цитата из… – Лирамо наморщил лоб, пытаясь вспомнить, кто из святых это сказал, но, так и не вспомнив, закончил: – Из Священного Писания.

– Ага, – кивнула Листик и спросила: – А как это – священно писать? Ну, это писание как-то же написано, а раз оно священное, то писали его священно, да? Так как же это – священно писать?

Мастер Лирамо пожал плечами, не в силах объяснить любопытной девочке такие вещи. С тем, что она упрямо называла его на «ты», он уже смирился, все-таки этот ребенок был очень талантлив и чрезвычайно полезен. Лирамо взвесил на руке мешочек с деньгами и вздохнул. Листик вопросительно посмотрела на мастера, тот, еще раз вздохнув, ответил на незаданный вопрос:

– Боюсь, что я не смогу воспользоваться этим благоволением, послезавтра у меня дуэль с доном Альваро. Он фехтует гораздо лучше, чем я…

– А что такое дуэль? – спросила Листик. Лирамо постарался объяснить, девочка понятливо кивнула: – Ага, поединок. Я пойду с тобой!

– Зачем? Секундант у меня уже есть, да и не можешь ты им быть. Увидеть, как меня убьют? Зачем тебе это надо?

– Не-а, тебя не убьют! – В голосе девочки было столько уверенности, что Лирамо тоже поверил в счастливый для него исход. А девочка добавила: – Никого не убьют! Все будет хорошо!