Я осмотрелась и заметила столовую, зону отдыха и кухню, после чего меня отвели наверх в мой номер, располагавшийся в дальнем конце узкого коридора.

Эйро открыл дверь и поставил мой чемодан рядом с кроватью. Я вошла внутрь и бегло осмотрела номер. Он был простым: стены выполнены из древесины березы, а шторы — из меховой ткани, хотя пахло здесь так же, как и в машине Нуры.

— Увидимся утром, — сказала Нура, когда они собрались уходить.

— Подождите, — я развернулась, и она задержалась в дверях. — Сейчас только три часа дня. Куда вы собрались?

— Тебе надо поспать, — сказал Эйро, не ответив на мой вопрос.

А затем он закрыл дверь.

Я смотрела на дверь в течение некоторого времени, почти приготовившись к тому, что её сейчас запрут снаружи. Но, конечно, этого не произошло.

Я подошла к окну и выглянула на улицу. Окно выходило прямо на парковку, что, по какой-то причине, меня успокоило. Несмотря на то, что им как будто чертовски хотелось, чтобы я отправилась спать, я была рада тому, что они разместили меня здесь, а не в лесу. Мне и так уже было довольно страшно, без какой-либо на то причины.

Я решила прилечь на кровать, чтобы проверить, насколько она удобная. Кровать была двуспальной и довольно твердой, но моё тело тут же расслабилось на ней.

Мне следовало распаковать вещи и, вероятно, найти Нуру, чтобы раздобыть чего-нибудь поесть. А ещё отправить сообщение Мишель, Дженни и маме, чтобы рассказать им о том, что я…

Но мои мысли начали куда-то уплывать.

Мои глаза закрылись.

***

Я открыла глаза.

Темнота.

Абсолютная и кромешная темнота.

На какое-то мгновение мне показалось, что я умерла, но затем я увидела над собой зеленый мигающий огонек, и поняла, что это детектор дыма.

Я поискала телефон, и обнаружила его у себя в кармане. Я всё ещё была в своём чёртовом пальто.

Я достала телефон и включила его. Десять вечера. Я вздрогнула от яркого света, и чуть не разрыдалась, увидев фотографию себя и папы на экране.

Мне удалось сдержаться, и я начала светить экраном по всей комнате, пока не отыскала лампу на прикроватном столике и не включила её.

Чёрт побери, я конкретно вырубилась! Именно поэтому мне хотелось бодрствовать как можно дольше. И вот теперь я полностью выспалась, а все остальные собирались ложиться спать.

Я вздохнула и встала. Сходила в туалет, брызнула водой на лицо, после чего мой урчащий желудок сообщил мне о том, что нужно поесть. И хотя я была уверена в том, что Нура и Эйро уже спали (я не знала, жили ли они в отеле или где-то ещё), я решила, что вероятно смогу найти что-нибудь поесть на кухне.

Я вышла из номера, спустилась по лестнице на первый этаж и направилась на кухню. Я практически дошла до места, как вдруг заметила ещё одно помещение, рядом со столовой и зоной отдыха. В то время как в гостинице горело всего лишь несколько светильников, и было ужасно тихо и пусто, внутри помещения горели свечи, блики пламени которых танцевали на стенах, и играла тихая музыка. Она была странной, но соответствовала этому месту, напоминая хор голосов и низкий стук национального барабана.

Я пошла в ту сторону, почему-то почувствовав, что мне надо вести себя тихо, а затем остановилась.

В помещении находился гроб, освещённый со всех сторон свечами. По обеим сторонам от него стояли ряды стульев.

О, Господи.

Именно здесь должна была состояться похоронная церемония.

Я тяжело сглотнула, и зашла в помещение, вперившись взглядом в гроб. Рядом с ним находился портрет моего отца, который улыбался в солнечном свете и выглядел моложе. И тут меня накрыло. По-настоящему накрыло, словно я находилась сейчас посреди железнодорожных путей и не увидела приближающийся поезд.

У меня на глазах навернулись слёзы, и я застыла, ошарашенная масштабами происходящего, и тем, что моя жизнь продолжится, но в ней больше не будет моего отца. Это было чертовски несправедливо.

Я даже не заметила, как мои колени подогнулись, и я упала на пол. Я даже не заметила, как у меня из горла вырвались сдавленные рыдания и наполнили собой всё помещение. Я не замечала ничего кроме опустошающего, холодного и тяжёлого осознания того, что моего отца больше не было в живых.

Его больше не было.

По-настоящему не было.

Он был мёртв, и его уже было не вернуть.

Но это не могло быть правдой. Просто не могло. Почему я всё ещё чувствовала его у себя в сердце, почему я всё ещё чувствовала связь между нами?

«Потому что ты обманываешь саму себя», — раздался голос у меня в голове.

Но это просто не могло быть правдой. Такие люди, как мой отец, не умирали. Такие люди жили вечно. Они преодолевали все перипетии. Они были больше, чем жизнь, больше, чем смерть. Мой отец не мог сначала жить на этой земле, пить кофе и слушать пение птиц, когда солнце освещало его лицо… а затем исчезнуть. Нельзя было просто так перестать существовать. Нельзя было просто так остановить то, что только успело начаться. Как посмел Бог забрать его, просто решив, что папа уже достаточно пожил?

Этого было недостаточно. Этого никогда не было бы достаточно.

— Папа, — всхлипнула я срывающимся голосом, который эхом зазвучал у меня в ушах.

Я была похожа на ребёнка, и чувствовала себя ребёнком. О, Боже, я была готова отдать всё, чтобы снова стать ребёнком, чтобы вернуться в прошлое и быть с ним. Я хотела опять стать маленькой. Я хотела становиться ей снова и снова, чтобы на этот раз всё сделать правильно. Я хотела сказать своей матери, что я не оставлю его, и что я остаюсь с ним.

— Я хочу назад, — хрипло прошептала я, закрыв лицо руками. — Я хочу назад в то время, когда была твоей маленькой девочкой. Я хочу ещё один шанс. Я не… Я не могу так жить. В этом мире. Без тебя.

Но помещение оставалось безмолвным. Лишь гроб продолжал стоять в его дальней части, а рядом с ним — чудесное лицо моего улыбающегося отца. И единственное, что я теперь чувствовала — это огромное отчаяние, печаль и сожаление, которые оставили во мне глубокую рану.

Рану, которая никогда бы не зажила.

Шрам на всю жизнь.

Прямо на сердце.

Я провела на полу несколько минут, а может быть и часов. Мне было сложно сказать из-за разницы во времени. В итоге я поднялась на ноги, упершись на стулья для поддержки.

Я знала, что мне следовало развернуться, пойти в свой номер и может быть поплакать до тех пор, пока я опять не усну. Но я не могла. Я знала, что мой отец был мёртв, и всё же я чувствовала, что если я повернусь спиной к гробу, я повернусь спиной к нему. И что я брошу то, что от него осталось: его холодное мёртвое тело.

Но это всё ещё был он. Это тело по-прежнему принадлежало ему.

И я была здесь.

Поэтому я нашла в себе мужество, чтобы пройти между рядами. Чем ближе я подходила к гробу, тем более красивым он мне казался. Он был сделан из какого-то дерева с большим количеством сучков, похожих на глаза, и покрыт замысловатыми резными узорами, изображающими оленей, деревья, орлов и лебедей. Снизу и по бокам от гроба стояли композиции, состоящие из сосновых ветвей и самых разнообразных ягод, соединённых вместе и украшенных красными и серебряными лентами.

Я провела руками по гробу, желая почувствовать папину энергию, исходившую изнутри. Но мёртвые люди не излучали энергию. Мне уже не суждено было почувствовать её.

«Открой его, — сказал голос у меня в голове. «Ты пожалеешь, если не сделаешь этого».

Я тяжело сглотнула. Всю последнюю неделю я размышляла о том, стоит ли мне смотреть на тело отца. С одной стороны, я не хотела очернить воспоминания о нём. Я хотела запомнить его живым и полным жизни. С другой стороны, мне очень было нужно некое завершение. И если его нашли замёрзшим, разве мог он выглядеть совсем плохо?

И вот я положила пальцы на нижнюю часть крышки.

Подняла её.

И уставилась в пустой гроб.