– Теперь понимаю. Вы не верите, что я могу сам позаботиться о себе и тем более о своем короле.

– Нет-нет, не поэтому! – поспешила она уверить.

Он усмехнулся, обнимая ее.

– Ах, дорогая, как легко вы попадаетесь на удочку. Я понимаю вас. Чувствовать, что никто другой не сможет сделать работу так хорошо, как ты сам, многого стоит. Но нельзя, чтобы женщина подвергала опасности свою жизнь только потому, что не верит в умение мужчин сделать все должным образом.

– Ну, я не понимаю, – возмущенно заметила она.

– Сейчас вы пообещаете мне кое-что. – Он снова прижал ее к себе. – Иначе, Богом клянусь, я свяжу вас и заткну вам рот, когда оставлю с нашим Гарри.

Она, конечно, не поверила в его угрозу и улыбнулась, притворно глубоко вздохнув:

– Очень хорошо, сэр, я пообещаю все, что вы захотите.

– Независимо от того, что увидите или услышите, вы останетесь с ним, пока я не приду за вами или пока он не отдаст вам другое приказание, – сообщил он.

– Я останусь с ним, Николас, я обещаю, если вы будете осторожны, – ответила она торопливо.

– Буду, – пообещал он, – и, дорогая, не волнуйтесь больше насчет смерти нашего сына. Я никогда не винил вас в этом.

– Знаю, вы так сказали, но…

– Я сказал то, что думал, – сурово оборвал он ее. – Все в воле Господа. Теперь я понимаю ваши чувства, но вы не правы, думая, что должны помочь моему королю, потому что наш сын умер.

– Мне так хотелось объяснить вам цель моего поступка, – проговорила она. – Но вы так злились, и…

– Я не злился. Увидев вас там на поляне с этими дикарями, я до смерти испугался, но потом я сказал то, что сказал, потому…

– Потому что ужасно разгневались на меня, Николас. Даже ваши люди подумали, что вы слишком суровы.

– Да, точно, – усмехнулся он.

Она приподнялась на локте и заглянула ему в лицо.

– Вы так довольны собой. Вы хотели заставить их встать на мою защиту!

– Им могло не понравиться, что среди них оказалась женщина в такой день, – объяснил он. – Некоторые считают плохой приметой, если женщина появляется хотя бы поблизости от поля битвы. Я подумал, что они будут менее возмущены, если немного посочувствуют вам. Я не мог потакать вам, любовь моя.

– О, Николас, повторите последние слова. Я никогда не уверена, говорите вы их всерьез или они просто случайно вырываются.

– Я говорю их серьезно, – прошептал он, заставляя ее лечь и крепко обнимая. – Поцелуй меня, жена.

Она хихикнула:

– Вы же не собираетесь овладеть мной прямо на глазах ваших людей, сэр. Что они подумают?

Она увидела его довольную улыбку.

– Они подумали бы, что я дурак, потому что трачу энергию, которая скоро понадобится мне на поле битвы. Но я собирался только обнять мою жену, и потискать немного, и, может быть, еще несколько поцелуев, и, может быть… – его правая рука скользнула вниз по ее спине, – может быть, еще кое-что.

Элис не ответила. Он прижался губами к ее губам. Она наслаждалась его руками на своем теле и его поцелуями, а потом, когда он уснул, она прижалась еще крепче к нему и тоже забылась сном.

На рассвете они уже въезжали на безмолвные улицы Ньюарка. Обычно шумный и суетливый даже в такой ранний час, город казался вымершим, горожане, без сомнения, дрожали от страха за запертыми дверьми и ставнями, пряча свои ценности и молясь, чтобы надвигающаяся битва не подошла близко к их порогу.

Уже достаточно рассвело, когда они проехали через рыночную площадь, мимо красивых домов к церкви с высокой колокольней. Остановив отряд, Николас приказал Хью подняться на башню.

– Посмотри, что оттуда видно, – сказал он.

Хью вернулся быстро.

– Ты мог бы посмотреть сам, Ник. Ты увидел бы нечто поразительное.

– Нет времени. Ты заметил королевские знамена?

– Нет, но я видел то, что должно быть собором Линкольна на востоке и замком Ноттингем на западном горизонте. Лес и Большая северная дорога просто кишат людьми, Ник. Когда взойдет солнце, оно увидит тысячи стальных шлемов и копий, отблескивающих ему в ответ. Основная армия короля приближается с юго-запада, а мятежники, похоже, направляются в Фискертон – место, где мы переправлялись, когда в первый раз везли леди Элис в Лондон. Отсюда брод кажется мельче, чем тогда, – пятьдесят футов шириной и, может быть, два глубиной, на фут или два меньше, чем когда мы переправлялись в прошлый раз.

– Они уже начали переправу?

– Еще нет, – ответил Хью.

– Тогда мы едем. Мы должны миновать то место на дороге – Стоук, кажется, – до того, как они прибудут, или нам придется забрать далеко на запад, и мы потеряем время. Пришпорьте вашу лошадь, Элис.

Кобыла Элис, по примеру других лошадей, вдруг так понеслась, что всаднице с трудом удавалось удержаться в седле и в конце концов пришлось вцепиться в гриву лошади. Бешеная скачка продолжалась недолго, потому что им стали встречаться всадники и пехотинцы, двигающиеся в их сторону, и герольды, лавирующие на своих лошадях между остальными в поисках новостей о позициях мятежников. От них Николас узнал, где находится король, но только к девяти часам они смогли найти его на церковном дворе в близлежащей деревушке Элстон.

Николас быстро спешился и, преклонив колено, заговорил. Элис видела, как Генрих нахмурился, когда Николас махнул в ее сторону, но когда Хью снял ее с лошади и они оба сделали несколько шагов вперед и остановились, Генрих подал им знак подойти.

Присев в глубоком реверансе, Элис подняла глаза и увидела веселые искорки в глазах короля.

– Мне сказали, что вы рисковали собой, чтобы привезти ценные для меня сведения, леди Мерион. Я не умею произносить речи, хотя только что произнес одну перед огромным собранием воинов. Примите от меня простую благодарность.

Николас вмешался:

– При всем уважении, ваше величество, мы просили бы вас подняться наверх, в башню, где вы будете лучше защищены. Я останусь здесь, с моими людьми…

– Нет, Николас, – отказался король. – Я посылаю вас вперед с большей частью ваших солдат, чтобы предупредить Оксфорда и передовой отряд о бунтовщиках, чья единственная цель – уничтожить меня. Вы можете оставить десять человек, чтобы усилить мою охрану, но только потому, что знаю – вы должны убедиться, что все сделано правильно, и не успокоитесь, если здесь не будет кого-то из ваших людей.

Николас кивнул и повернулся:

– Хью?

– Я останусь, – наклонил голову Хью Гауэр в знак согласия.

Элис протянула руку мужу, но ничего не сказала.

Сжав ее руку, он посмотрел ей в глаза дразнящим взглядом, как будто знал, каких усилий стоило ей смолчать и не попросить его не рисковать собой. Он поцеловал ее в щеку и повернулся к своему коню. Когда он садился в седло, Элис заметила, что кинжал на поясе не его собственный. На рукоятке ярко сверкала в солнечных лучах голова собаки.

Она с грустью закрыла глаза и стала читать молитву. Через несколько минут после его отъезда она стояла высоко на башне церковной колокольни рядом с человеком, которого когда-то считала своим злейшим врагом. Генрих прошел к дальней стороне с открытыми перилами, и, забыв о его ранге и о своем собственном, Элис быстро подошла и встала рядом с ним.

– Господи, отсюда видно на много миль вокруг, – удивилась она.

Сверху две армии казались игрушечными. Огромные королевские силы, выстроенные в боевом порядке, готовились к битве. Яркие знамена полоскались на ветру, в солнечных лучах сияли доспехи. Передовой отряд выглядел угрожающе. За ним стояла остальная армия, по крайней мере в два раза превосходящая по численности мятежников, которые занимали позиции на холме над рекой, недалеко от деревни Стоук. Сквозь равномерный гул, создаваемый стуком копыт, криками людей, лошадиным ржанием и лязгом металла, Элис вдруг услышала пронзительный звук флейт и барабанов мятежников.

Королевское наступление началось медленно и разворачивалось в размеренном темпе. Противники атаковали друг друга стрелами из луков и арбалетов. Прокатился сильный гул, и началось движение войск. Скоро Элис поняла, что у бунтовщиков очень мало шансов. Их потери оказались ужасны. Запертые в кольцо под градом стрел, они метались как в клетке. Когда Генрих показал Элис, как отличить немцев от ирландцев, она поняла, что первые двигались с жесткой дисциплиной, а вторые носились в диком бешенстве. Ирландцы без всяких доспехов падали везде, куда бы она ни посмотрела. Какое-то время она пыталась рассмотреть знамена, стараясь найти золотого вайверна, но зрелище предстало перед ней слишком ужасное. Она отвернулась, не в силах больше смотреть.