— Девушка дело говорит! — поддержал Тину Ремт. — Побежимте скорее, а то неровен час… — сделал он «страшное» лицо. — В общем, вы уж меня извините, дамы и господа, но очко играет!

Далее вопрос не обсуждался, и все тут же устремились в глубь леса за взявшим на себя роль проводника ди Креем. А там, метрах в пятидесяти от места встречи — на маленькой лесной полянке или, скорее, прогалине, — обнаружились стреноженные, но не расседланные лошади.

«Целый караван! — удивился Сандер. — Да еще и с поклажей, седлами, сбруей… И откуда все это взялось, если раньше ничего этого не было?»

В полдень сделали привал. Как ни спешили они поскорее покинуть негостеприимные пределы графства Квеб и в особенности окрестности замка Линс, человеческая природа — во всяком случае, некоторых из компаньонов — брала свое, да и лошади утомились. Так что, едва перевалив через поросшую редким кедровником вершину очередного вытянутого с востока на запад холма, они разбили бивак. Отсюда уже хорошо было видно устье ущелья Сгоревшей сосны, куда они сейчас и держали путь, но расстояния в горах обманчивы: кажется, вот только спустись с холма по южному склону, да пройди чуток на восток, и вот оно — ущелье. Но нет, идти туда и идти, всю оставшуюся часть дня тащиться, да, пожалуй, и завтра с утра — если, конечно, вставать на ночевку — часа четыре уверенного хода будет. И это при условии, что не встанет на пути бурелом, речка, переполненная дождевой водой, или, не дай бог, провал. Тогда на обходы да переходы и весь день уйдет. Но все это впереди, а пока решили сделать короткий — на час, не более — привал, чтобы дать отдых лошадям, да и самим посидеть чуток, подкрепиться чем бог послал — то есть конской колбасой, овечьим сыром и гречишными лепешками, — попить, поговорить.

— Что это было? — спросил Сандер Керст.

Судя по всему, вопрос этот занимал господина частного поверенного не первый час, но ночью, да и позже — то есть на ходу — спрашивать было некого, неудобно, а то и опасно. Теперь же в самый раз.

— Это вы о чем, сударь? — сразу же обернулся к Сандеру Ремт, он снова был самим собой: улыбчив, глуповато-прост, незатейлив.

«И ведь как актерствует! — почти с восхищением подумал Виктор. — Просто любо-дорого посмотреть! А ведь когда-то…»

О да! Когда-то — и не так чтобы давно — Ремт Сюртук был совсем другим. Впрочем, тогда он еще был человеком.

— Что это было? — спросил Керст.

— Это вы о чем, сударь? — оборачиваясь, вскинул рыжие брови Ремт Сюртук.

— По-видимому, мэтр Керст обращается ко мне, — ответила Адель аллер’Рипп. — Ведь так?

— Наверное, — пожал широкими плечами Керст. — Ведь в то время в лагере де Койнера находились только вы и я. Итак, что это было и что я пропустил?

— Если вы думаете, что это один и тот же вопрос, вы таки ошибаетесь, любезный, — осклабился временно рыжий напарник ди Крея. — Это два вопроса!

— Не юродствуйте, Ремт! Чего уж теперь! — устало отмахнулась дама Адель, она уже вполне вернула себе прежнюю уверенную манеру поведения, но Виктор видел: что-то произошло с ней за прошедшие дни. Что-то значительное, серьезное, меняющее внутренний мир человека. И это отнюдь не были ни арест, ни ожидание суда и приговора. Уж такие-то вещи Виктор, кажется, умел различать всегда. Смог и теперь.

— Как скажете! — сухо ответил Ремт и отвернулся.

— Не обижайтесь! — Адель встала и, подойдя к Ремту, положила руку на его плечо. — Нам ли обижаться друг на друга!

— Вы правы. — Ремт встал и, обернувшись к Аде, протянул руку. — Погорячился. Мир?

— Разумеется, — улыбнулась Ада, протягивая руку навстречу.

— Вы уже закончили с любезностями? — раздраженно поинтересовался Керст. — Может быть, вернемся к моим двум вопросам?

— Экий вы нетерпеливый, — покачала головой Ада. — Ведь видите же, мы с мастером Сюртуком выясняем отношения. А может быть, это любовь? Откуда вам знать, не объясняемся ли мы теперь в любви?

— Я рад за вас, сударыня. — Керст не поддался на провокацию, что скорее говорило в его пользу, чем наоборот. — Вы нашли подходящее время и место, продолжайте, пожалуйста! Не смею вам мешать.

Он демонстративно отхватил кинжалом кусок колбасы, твердой, словно дерево, и выкопченной до темно-коричневого с кровяным отливом цвета, и впился в нее крепкими белыми зубами.

«Молодец!» — отметил Виктор, не любивший — во всяком случае, в нынешней своей ипостаси, — когда люди начинают заедаться без всякого видимого повода. А Сандер Керст ничем, кажется, даму Адель не задевал, так что попытка «отыграться на постороннем» за какие-то свои, никак с этим «посторонним» не связанные неприятности показалась Виктору излишней.

— Ремт, друг мой! — сказал он, вставая. — Как смотрите, не прогуляться ли нам между делом по окрестностям? Проведем рекогносцировку, если не возражаете.

— Отнюдь, друг мой Виктор! — На лице Ремта возникло выражение, именуемое обычно «смешанными чувствами». Тут были и некие, возможно, и не оформившиеся пока в конкретные формы, опасения, и доля скепсиса, и, условно говоря, «смирение перед неизбежным».

— Прошу прощения, сударыня, — поклонился он Аде. — Дамы и господа! — короткий поклон Тине и Сандеру. — Труба зовет! Идемте же, Виктор, и исполним свой долг!

Вряд ли кто-нибудь из присутствующих понял, что здесь происходит, но Виктор не мог не отметить, что «Ремт» не потерял и малой доли своей не раз и не два отмеченной даже и выдающимися свидетелями феноменальной проницательности.

— Итак? — спросил Ремт, когда они удалились от лагеря на достаточное для разговора тет-а-тет расстояние.

— Я знаю, кто вы, — сказал Виктор, ощущая известную меру облегчения. — Я не знаю, маршал, как это возможно, но вы — это вы.

— Маршал…

— Маршал Герт де Бройх граф д’Альер.

— Как вы узнали? — В этом вопросе было больше озабоченности, чем удивления.

— Я вас вычислил, — усмехнулся Виктор. — Знаете, граф, как это бывает: слово здесь, слово там, жест, реакция на невинную шутку. Это похоже на то, как складывается мозаика.

— Что ж, — сдержанно поклонился Ремт Сюртук, одновременно снимая с рыжей головы свой вполне дурацкий котелок. — Снимаю шляпу перед вашей проницательностью, сударь. Мы знакомы?

— Это тот вопрос, который я хотел задать вам сам.

— Увы, — развел руками Ремт. — Я вас не помню, сударь, хотя, видит бог, это ни о чем не говорит. Я не помню никого. То есть помню, но только формально, по именам. Вот, помнится, у меня была жена. Ее звали Трёй. Еще любовница Агнесса, и еще одна — Клара… Впрочем, судя по всему, я был тот еще ходок, но, уверяю вас, Виктор, я не помню о них ничего, кроме имен. Как они выглядели, как целовались… Все исчезло вместе с моей бренной плотью. Кстати, вы не в курсе, как именно я умер? Последнее, что я помню, — подготовка к битве. Дело происходило в окрестностях города Корн. Была ночь. Наутро нам предстояло сражение с императорской армией. У маршала Агнуса было вдвое больше кавалерии и втрое больше пехоты. Исход битвы представлялся очевидным, и мы — нас было трое в палатке: я, герцог Захария Фокко и барон Рох фон дер Гайхенгердт — поклялись умереть, но не отступить… Итак?

— Постойте, граф! — нахмурился Виктор, понимая уже, что по случаю наткнулся на некое крайне важное обстоятельство. — Вы сказали Захария Фокко? Герцог носил на плече «лилию Калли»?

— Вы правильно поняли, Виктор, — кивнул маршал. — Меня этот момент в рассказе нашего уважаемого мэтра Керста, надо отметить, тоже сильно удивил. Ведь если Захария был там и тогда со мной, то велика вероятность, что он не пережил сражение. Но тогда он не может быть отцом Тины, ведь дело происходило почти тридцать лет назад. Однако он мог и уцелеть… В этом случае ему ничто не мешало зачать Тину, но вот ее права на титул в этом случае… Да и не мог он погибнуть во время войны с чинками. Кто бы взял его в армию после открытого участия в мятеже сектантов?

— Есть еще одна тонкость. — Ди Крей помолчал мгновение, размышляя над тем, стоит ли озвучивать некоторые детали той давней истории. — Захария Фокко — сын Надин Риддер. И более того, велика вероятность, что он бастард императора Якова.