— Ну, вот и Ладонь Зар’ака, — сказал ди Крей, когда, вывернув из-за скал, тропа вывела их на плато. — Полдня пути прямо на запад, а дорога здесь должна быть удобная, без помех, — и мы у Ворот Корвина. А уже за ними, как он и сказал, — последние слова Виктор произнес с особым выражением, — Холодное плато. Там будет сложнее: дорога дрянь, да и долгая, путаная. Хорошо, если в три дня одолеем, а ветер на Холодном плато такой, что вымораживает до костей. Оттого оно так и называется, это плато. Там и летом-то нежарко, особенно ночью, ну а в зимнюю пору — вообще адские погреба!

Ди Крей был странным человеком. Он то говорил как философ, то превращался в истинного лесника — кондового горского проводника, человека простого и как бы незатейливого. Вот только Тина видела, чувствовала — он куда сложнее. Однако если Виктор что и скрывал, делал он это не во зло, не с намерением навредить ей ли, кому другому. Просто у него, как, впрочем, и у остальных компаньонов, имелись свои непростые резоны и секреты, разглашать которые он не обязан. Да и ей, Тине, лезть в чужие дела не следовало. Есть и есть, пусть так и остается. Но какие бы тайны ни скрывал спокойный взгляд ди Крея, человек этот вызывал у Тины скорее симпатию, чем простую и, в общем-то, равнодушную по своей природе дружественность дорожного попутчика.

— «Ворота Корвина»? — переспросила Тина, вглядываясь в подернутую легкой дымкой даль. На мгновение ей показалось, что завеса раздвинулась и она видит две высокие красные скалы-колонны, как бы обрамлявшие проход в новое ущелье, узкую щель, рассекающую сплошной скальный массив, взметнувшийся на добрую сотню метров вверх и протянувшийся на юг до плеча могучей горы и на север — до головокружительного провала в никуда.

— Это те скалы? — спросила она ди Крея. — Вот те — красные?

— Красные? — Виктор посмотрел туда, куда указывала Тина, и обернулся к ней. — Ты видишь красные столбы?

— Нет, — мотнула головой Тина. — То есть да. Нет, конечно! Черт! — воскликнула она, окончательно запутавшись. — Я их увидела… Или мне показалось, что увидела? Красные, высокие, а между ними узкая темная щель…

— Ворота Корвина, — кивнул ди Крей, не спуская с нее взгляда. — Так они и выглядят. Но я их не вижу, слишком далеко. Подумайте об этом на досуге, миледи, это стоящая тема для размышлений.

«Да уж…»

Иногда он обращался к ней на «ты», а иногда — на «вы», и было невозможно сказать, когда он иронизирует, а когда — серьезен.

— Что там? — спросил, подходя к ним, мэтр Керст. Сейчас была его очередь вести за собой караван вьючных лошадей.

— Плато Ладонь Зар’ака, — объяснил, подходя вдоль цепочки лошадей, Ремт Сюртук. — Пять-шесть часов пути, и мы войдем в Ворота Корвина. Я к тому, что, если не топтаться, а поспешить, успеем затемно и до Холодного плато добраться, и найти в скалах у Темного зеркала удобное место для бивака. Это значит, чтобы самим на холодном ветру не пропасть и лошадей не погубить.

— Там действительно так холодно? — поинтересовался Сандер.

— Там ужасно, — счастливо улыбнулся Ремт.

— Но ведь другие проходят.

— Летом.

— Ну и сейчас еще не совсем зима.

— Не совсем, — согласился Ремт. — Но нам хватит.

«Особенно тебе», — мысленно вздохнула Тина.

— Особенно мне, — тихо добавил Ремт, но она его расслышала.

«О чем это ты?» — удивилась девушка, но ничего, разумеется, не сказала, даже бровью не повела. Однако запомнила, отложила в памяти до лучших времен. Не без этого.

— А вы, юная леди, замерзнуть не боитесь? — Но во взгляде Керста не вопрос, а нечто совсем другое, новое, появившееся недавно, буквально несколько дней назад, и пока Тиной не разгаданное.

— Я как все, — пожала она плечами и пошла прочь, оглядывая открывшуюся справа вересковую пустошь, но Керст не отставал.

— Хорош верещатник, — сообщил он без тени улыбки, как бы вполне всерьез.

— И чем же он так хорош?

И в самом деле, пустошь — она пустошь и есть, хоть вереском заросла, хоть кустарником, что в ней хорошего?

— Красиво!

«Красиво? Возможно. Но блекло и печально. Впрочем, на вкус и цвет…»

— Любуйтесь, Сандер, — улыбнулась она, оглядываясь. — Ни в чем себе не отказывайте!

Рассказ Ады о событиях в лагере лорда де Койнера удивил Тину и заставил задуматься. Она уже видела Керста в деле и не сомневалась — для этого, собственно, и не было никакой причины, — что Сандер храбрый и умелый боец. Однако Ада утверждала, что он дрался так же быстро, как и тогда, когда на них напал Охотник, но более всего встревожил Тину неожиданный обморок Керста, случившийся чуть ли не сразу после поединка. Да это и не обморок был вовсе, вот в чем дело. Обморок, сиречь синкопа, может случиться, что бы там ни говорили невежды, и у крепкого, сильного мужчины. Это не исключительно девичье недомогание, отнюдь нет. Всяко бывает: на солнце перегрелся, жирного переел, крепкого перепил… Однако у Керста как будто бы не было предвестников — ни дурноты, ни слабости, ни зевоты, — да и без сознания он оставался не минуты и даже не часы. Трое суток — не игрушки, таких обмороков, кажется, и не бывает никогда.

«Но тогда что?»

И снова вспоминалась толстая книга-гербарий из затянутого дымкой забвения Тининого детства.

Три доли сушеного зверобоя, гран — чистеца, можно и свежего, четверть золотника настоя портулака… пустырник… маралий корень… цвет абрикоса и базилик камфорный… сирения…

«Не может быть! — думала она, идя по едва различимой тропе. — А если и вправду? Но мне-mo что? Пусть другие печалятся, а я тут ни при чем!»

Но выходило, что при чем. И это ее тоже тревожило. Не стоило ей влюбляться в такого типа, как Сандер. И вовсе не из-за обморока этого сраного, следствия которого могли поколебать многих и многих, но не Тину. Ее беспокоило «второе дно» Керста, неявное, но ощущаемое почти на пределе чувств. Что-то там было в душе Сандера, что-то, что, скорее всего, не понравилось бы Тине, дай он ей туда заглянуть.

«Но, может быть, я все это придумала?»

И такое возможно. Историю про лису и кислый виноград не зря рассказывают: человеку всегда легче отказаться от того, что ему не нравится, чем наоборот.

— Мы не одни. — Ремт всего лишь первым сказал это вслух.

«Его право, не так ли?»

— Вот и мне так кажется. — Виктор уже несколько минут чувствовал на себе чужие взгляды, а моментами, казалось, ощущал и «одышливое» дыхание бегущих трусцой волков.

«Почему они не нападают?»

— Как думаешь, почему они не нападают? — спросил Ремт.

Иногда создавалось впечатление, что покойный маршал читает мысли, но это было не так, просто Герт де Бройх был на редкость умным сукиным сыном. Был таким при жизни, остался и после смерти, что бы там с ним на самом деле ни произошло.

Как вы?.. — осмелился спросить несколько часов назад Виктор.

Не знаю, — с явным сожалением ответил маршал. — Само как-то случилось. Там, вы ведь понимаете, о чем я говорю? Так вот, там все совсем не так, как здесь. Многое случается, потому что случается, и ты сразу понимаешь, что это правильно, хотя и не знаешь, отчего так и зачем.

— Я думаю, они не охотятся, — предположил Виктор.

— Возможно, — согласился Ремт. — Но скоро мы это узнаем наверняка. За ворота волки не пойдут, ведь так?

— Да, — согласился ди Крей. — Полагаю, правила все еще действуют даже и на этой высоте.

«Им и не надо туда идти. Достаточно перехватить нас перед Красными столбами…»

— Может быть, у девочки есть горькая пыль? — предположил Ремт.

— Может быть, у мальчиков есть ножи? — вопросом на вопрос ответил Виктор.

Он догадывался, что все это неспроста, хотя не знал — и откуда бы? — что здесь не так. Но одно он мог сказать более или менее уверенно: речь шла не о стае, в какую обычно сбиваются волки, а о ватаге, какими ходят оборотни. Разумеется, он мог и ошибиться, волки держались в отдалении, не давая себя толком рассмотреть. Но это-то и настораживало.