Четыре всадника не явились в назначенный час, и вместо последней битвы Добра и Зла увлечённые постмодернизмом боги решили сделать крушение мира бессмысленным и безликим. Последний суд, заседание которого бесконечно переносили под разными предлогами, кажется, был и вовсе отменён, и покоящиеся на Масличной горе – самом дорогом кладбище мира, – зря занимали первые места в партере. Не будет трубы архангела, не будет процесса, не будет оправданных и осуждённых, не будет воскрешённых, ни Эдема, ни Преисподней, и всех ждёт лишь одинаковое развоплощение.

Лукавили, лукавили библейские пророки. Опростоволосились поверившие им бородатые мусульманские мудрецы, сели в лужу христианские богословы. Всё произойдёт очень буднично.

Просто судороги, в которых мучается Земля, будут становиться всё более страшными, пока очередной катаклизм не окажется достаточно мощным, чтобы повергнуть в океанскую пучину крошащиеся под ногами обезумевших от страха людей континенты.

Играющие в песке на морском побережье дети могут сколько угодно укреплять свои замки, рыть водоотводные каналы и притаскивать булыжники, чтобы выстроить защитные стены. Все эти инженерные ухищрения – до первого прилива, который смоет их равнодушно, как смывает тайваньские небоскрёбы. Человек – вошь перед первозданной мощью океана, и американские города растворятся в солёной воде точно так же, как города японские, немецкие или российские. И бессильно разведёт руками всемогущий Сергей Кочубеевич Шайбу, второй после Господа.

Надломятся и сползут в бездну близнецы Петронас в Куала-Лумпуре, лопнут усталые фермы Эйфелевой башни, обратятся в мраморную крошку и сгинут пережившие сотни поколений дворцы и храмы вечного Рима, под сомкнувшимися волнами блеснёт на прощание, как брошенная на память золотая монета, купол мечети Аль-Акса, расколется сокрытый под ней Краеугольный камень, и вместе с белыми клочками иудейских записок к Иегове водные вихри невиданной силы закружат титанические глыбы Стены плача.

Пусть пока мало кто в это верит, но с каждым новым землетрясением, цунами, извержением догадывающихся будет становиться всё больше. Не знаю, будет ли у них время, чтобы осознать всё и покаяться, хоть в покаянии и не будет никакого смысла, чтобы потешить себя надеждами, отчаяться и, наконец, отрешиться. Или же всё случится настолько стремительно, что большинство успеет только испугаться.

Пусть о грядущем конце пока молчат и муэдзины на сторожевых вышках мечетей, с которых они приглядывают за своей паствой, и затуманивающие рацио дымом своих кадил православные попы, да и католические священники не умножили ещё свои обороты, задирая цену на индульгенцию желающему причаститься человечеству. Хватит времени – будут и лжепророки с сектантами, и чудесные планы спасения с последующим разоблачением, и оргии, и исступлённые мольбы, и массовые самоубийства тех, кто спешит и не хочет дождаться. Хотя лично я предпочитаю гильотину дыбе и надеюсь – ради нашего общего блага, – что гибель цивилизации будет мгновенной.

И вправду, что чувствовал Ной, глядя за борт? О чём думал Лот, уходя из пожираемого адским пламенем Содома, не смея обернуться назад? Какая буря будет бушевать в голове последнего тибетского монаха, безмятежно взирающего на руины Вселенной из деревушки в погружающихся на дно Гималаях, так и не ставших новым Араратом? Что буду ощущать я?

Как глупо было бы, если единственные знамения были бы именно мне – разочарованному и едкому, недалёкому и необразованному, трусливому и сомневающемуся, неспособному стать ни спасителем, ни даже пророком… Мне, принимающему божественные откровения за паранойяльный бред! Готовому добровольно отдать себя на растерзание психиатрам, едва услышав описанные в учебной литературе по шизофрении голоса, даже если они бы раздавались из неопалимой купины.

И как странно было бы, если бы оказалась несостоятельной и христианская, и иудейская, и мусульманская эсхатология, а верный сценарий конца света был бы предсказан языческими жрецами с полуострова Юкатан! Если бы задобренные вырванными из груди, ещё бьющимися человечьими сердцами кровожадные майянские божки были бы более честны со своими почитателями, нежели всепрощающий Иисус, просветлённый Будда и гордый Магомет…

Я вновь стоял на перепутье, и мне опять нужен был совет. Поразмышляв, я решил обратиться к моему испытанному, хотя и своенравному наставнику – Э.Ягониэлю. Без труда отыскав в глоссарии не самый очевидный для такой книги термин «Апокалипсис», я попал на четыреста третью страницу.

И Ягониэль не подвёл – сразу взял быка за рога.

«Для религий Мезоамерики характерны представления о повторяющихся циклах сотворения и разрушения. И ацтеки, и майя были убеждены, что Вселенная уже прошла через четыре таких цикла и сейчас находится в пятом, в котором Земле суждено погибнуть из-за землетрясений.

Немало копий было сломано современными учёными при попытке вычислить точную дату майянского Армагеддона – и их любопытство вполне можно понять. По наиболее достоверным на сегодняшний день данным, расчёт будет выглядеть следующим образом. Длина каждого из циклов созидания и разрушения составляла тринадцать Бактунов – т.е. около 5200 лет. И сам Армагеддон, несущий смерть вырождающимся народам и всем живым существам на Земле, должен наступить в последний день тринадцатого Бактуна.

Вера майя в цикличность устройства мироздания была абсолютна, так же как и их убеждённость в неотвратимости грядущего Апокалипсиса. Полностью полагающиеся на своих звездочётов и прорицателей, индейцы Мезоамерики превратили всю историю своей цивилизации в один большой самоосуществляющийся гороскоп. Под диктатом астрологии оказались не только жизни отдельных представителей племени, но и судьба всей культуры. Безоговорочная вера в то, что мир приговорён к уничтожению, и точная дата его краха доступна для вычисления смертными, стала этакой адской машиной с часовым механизмом обратного действия, заложенной под майянскую цивилизацию.

Эта вера, несомненно, давала майя и ацтекам определённые преимущества по сравнению с другими народами, а именно, время подготовиться к Армагеддону. И если с классическими майя всё более или менее ясно, то представления о конце света у ацтеков, а также тольтеков, и, соответственно, завоёванных и подпавших под их влияние поздних майя, представляют большой интерес.