Как ни убеждал его Странник освободиться от лишнего груза, Путник не мог изменить своему правилу. Конечно, он не пользовался своими вещами, но мешок за спиной давал ему чувство независимости. Он по-прежнему оставался гордым Путником. Странник же решил помочь товарищу. Не мог же он идти налегке, когда его приятель надрывается от ноши. Часть поклажи Путника перекочевала на его спину.

«Ну что ж. Пусть Странник почувствует себя хоть за что-то ответственным, — думал Путник. — Глядишь, это научит его жизни, и он станет таким же практичным, как я».

Увы, эта уступка обошлась им дороже, чем можно было подумать. Странствующие вещи почти перестали попадаться им на пути, и чудесам пришел конец. А так как Странник собирался не оставлять дорогу, то и ему пришлось носить за собой все то, что составляло Дом.

И вот Путник вконец устал. Красота мест, где они проходили, утомила его. Ему представлялся настоящий, основательный Дом. Но он не мог признаться Страннику, что уже устал от дороги. Ведь тогда он перестанет быть Путником и Странник будет вправе покинуть его. А на это он не согласился бы ни за что на свете: в его сердце родилась любовь. Ему нужен был Странник, но не бесконечные странствия. Цель Путника была достигнута и шла с ним рядом, ему стало нечего искать на дороге.

— Послушай, — обратился Путник к своему неугомонному другу, — ты заставляешь меня страдать.

— Каким образом? — изумился Странник.

— Да разве ты не понимаешь? Ты открыл мне целый мир, которого я дотоле не знал. Наконец, ты пробудил в моем сердце любовь. И вот теперь я боюсь, что ты бросишь меня, как те вещи, к которым ты прикасался, и, подобно этим вещам, я буду обречен на вечные скитания.

— Может быть, я и давал свободу вещам, — тихо ответил Странник, — но неужели дар делает дарящего должником?

— Если ты бросил семя, то обязан взрастить его, — отвечал Путник с неумолимой логикой. — А ты заронил в моем сердце любовь…

— Разве любовь рукотворна?

— Да, конечно, — твердо сказал Путник.

— Тогда, пожалуй, можно согласиться и с тем, что она превращается в цепи, — прошептал Странник. — Что же я должен сделать, чтобы ты не страдал?

— Дай клятву, что будешь любить меня, никогда не покинешь, что мы всегда будем вместе. Я тоже поклянусь в этом, — добавил он.

— Хорошо, — согласился Странник, — но пусть в клятве первым будет то, что нас объединяло, — любовь к дороге.

И они поклялись.

— Послушай, — сказал Путник спустя некоторое время. — Может быть, нам остановиться? Небо и солнце движутся нам навстречу. Мир меняется с каждой секундой. Чего мы ищем в дороге? Пусть весь мир странствует мимо нас, и это будет так же, как если бы мы странствовали по миру.

— Мы странствуем не по миру, а вместе с ним, — ответил Странник.

— Я не пойму тебя, — сказал Путник, — силы мои истощились, и я не могу идти дальше. Помоги мне построить Дом.

Дом был построен, и Странник хотел идти дальше, но у порога, обернувшись, он увидел Путника. «А клятва любви?» — читалось в его взгляде. И Странник остался…

Прошло некоторое время. Путник был счастлив. Но сердце Странника исполнилось тоски по дороге, и однажды оно остановилось. Долго горевал Путник на могиле своего товарища: «Он умел только странствовать и не мог жить иначе. Я говорил ему о своей любви, а он — о любви к дороге. Но вот я живу без него, а он умер без своей дороги. Что же это за чувство, которым он пожертвовал ради меня, зная, что обрекает себя на смерть?»

Как-то случайная причуда подтолкнула Путника к необдуманному поступку. Он примерил на себя одежду Странника. Она оказалась впору. И вдруг ноги Путника, не выбирая дороги, понесли его куда глаза глядят. Он шел и шел. А потом ему стали попадаться странствующие вещи.

Однажды Путник остановился у ручья и в отражении воды увидел, что превратился в Странника. Да-да, в самого настоящего Странника. И только тогда он ощутил эту странную любовь к дороге. Он понял также, что любовь его друга к нему, Путнику, была следствием той великой любви к странствиям, которая владеет всем миром.

Дон Карлос

Не так часто в руки историков попадают частные архивы, где в дневниках, письмах, записках запечатлены жизни семьи, рода, а значит — и время, когда жили эти люди. Любопытно, как одни и те же перипетии повторяются в разных поколениях и, словно волны, пробегающие по морю, ищут берега и завершения своему движению…

Вот так, в старые времена, в городе Толедо жила славная семья де Альбареда. Глава семьи дон Ансельм однажды не вернулся из похода на мавров, и соратники его говорили, что видели его сраженным на поле боя. Испанцы терпели поражение и не могли забрать с собой раненых и убитых. В день, когда семья де Альбареда получила скорбную весть, бушевала гроза, лил дождь и холодный ветер свистел во всех щелях. Осиротевшая супруга дона Ансельма — синьора Эрмина вместе с дочерью Вероникой сидела у портрета мужа. Три тонкие зажженные свечи освещали бледное лицо на полотне, темные глаза, легкую улыбку, прячущуюся в усах. Хозяин дома словно не верил в свою смерть и продолжал жить. Взгляд его завораживал. Казалось, еще мгновение — и он что-то скажет…

Но вместо этого за порогом дома послышались царапанье и жалобное мяуканье. Сеньорита Вероника открыла дверь, и в дом вбежал мокрый черный котенок, обнюхал хозяев и уселся у камина. Не прошло и пять минут, как он обсох и оказался таким пушистым, что вдвое превысил свои первоначальные размеры, а его тень на стене походила на тень огромного хищника. Не долго думая, котенок прыгнул на спинку кресла, где обычно сидел дон Ансельм, и, разлегшись на нем, уютно замурлыкал.

— Уж не отец ли посылает нам утешение? — молвила дочь, отирая слезы.

Мать задумчиво кивнула, оставаясь в своих печальных мыслях.

Кот оказался чудесным: он любил своих хозяев и был предан им душой и телом, а еще он обладал целительными силами. Стоило ему только почувствовать чужую боль, он тут же спешил на помощь. Печали, дурное настроение, тревога исчезали от его теплого тельца, стоило ему устроиться на коленях и завести свою волшебную песенку — мурр, мурр. Потому без лишних раздумий его прозвали дон Мурамур.

Надо сказать, таланты нового члена семьи не ограничивались лечебными свойствами. Кот великолепно разбирался в людях, и не один мошенник, пришедший в дом с корыстными целями, был разоблачен им. Дон Мурамур не давался в злые руки или начинал шипеть на недостойного доверия. Однажды нищий бродяга явился просить подаяния и рассказывал, что он знал дона Ансельма по последнему походу и пытался его спасти, но сам был ранен. Когда несчастная вдова собиралась уже отсыпать гостю немалую толику их скудных средств, кот внезапно прыгнул на голову бродяге и сорвал шляпу, из которой, как дождь, посыпались золотые монеты. Нищий кинулся их подбирать, а дон Мурамур продолжал нападать на него, издавая воинственные вопли.

Случай этот прибавил славы коту, и порой семье де Альбареда перепадали хорошие деньги от судейских господ, когда они брали дона Мурамура, чтобы определить, виновен ли преступник. К чести четвероногого судьи надо сказать, он ни разу не ошибся, что подтверждали дальнейшие обстоятельства.

Меж тем пришло время сеньорите Веронике выбирать себе мужа. Она была прелестна, и от женихов не было отбоя. И вот девушка отдала решение своей судьбы в мягкие лапки своего любимца. Кот был достаточно понятлив и деликатен. Он не демонстрировал своих симпатий и антипатий, когда его гладили, но спокойно уходил к хозяйке. И лишь однажды он забрался на плечо к дону Игнасио де Вайреда и не слезал с него, пока тот не направился вместе с ним к Веронике. Выбор этот вызвал насмешки других претендентов: дон Игнасио был достаточно знатен и богат, но возраст его намного превышал невестин. Это не смутило Веронику, она словно вновь обрела отца, которого любила всем сердцем. Де Вайреда отличался спокойствием, умом и порядочностью, то есть тем счастливым сочетанием достоинств, которым не обладали его соперники.