И конечно же, Олайя, жившая в бедности и не имевшая никакого приданого, не могла отказать столь блистательному, хотя далеко и не юному идальго.

В день свадьбы дон Родригес едва держался на ногах. Гремела музыка, за столами, заставленными яствами и вином, пировали гости, шуты и фокусники развлекали толпу, а хозяин, белый, как снег на горных вершинах, сжимал слабеющей рукой тонкие пальцы невесты и тоскливо ждал прихода смерти. В полночь он собрался с силами, встал и поднял золотой кубок.

— Я пью за королеву Любовь, которой служил всю свою жизнь, и благодарю всех, кто пришел в час моего последнего торжества!

В молчании гости осушили бокалы. Тост был двусмысленным и совсем не праздничным, а голос жениха заставлял предполагать самое худшее. Тишину расколол тяжелый бой часов на башне. Они пробили и — остановились. Стук маятника прервался, стрелки замерли. Взоры гостей обратились к огромному окну, за которым был виден циферблат. Шепот толпы, как тревожный ветер, пронесся по залу:

— Дурной знак, весть смерти, близость горя!..

Но и без того было понятно, чего ожидать. Дон Родригес прочел на лицах замешательство и просил невесту отвести его в покои. Извиняющаяся улыбка посылала с его губ прощальный привет собравшимся, и каждому казалось, что дон Родригес обращается именно к нему.

Двери покоев закрылись лишь на короткое время, затем из них выбежала Олайя — слезы заливали ее лицо. Она не могла говорить. Слуги бросились в роскошно убранные комнаты новобрачных. Часть гостей последовала за ними, другая, возвысив голос, вступила в спор, требуя описать имущество, поскольку кавалер наделал немало долгов. Минута, другая — и в толпе среди кредиторов зазвенели шпаги. Порядок и приличие восстановил голос вельможи, вернувшегося из покоев.

— Уймитесь, сеньоры, он еще жив!

Да, дон Родригес еще дышал, хотя глаза его сомкнулись и он казался без сознания. Скорбная, а частью гневная череда гостей потянулась в покои, чтобы проститься с хозяином или убедиться, что он уже не встанет. Торжество было скомкано, и места гостей заняли монахи. Траурным крепом слуги закрывали зеркала, и печальные звуки молитв зазвучали под сводами замка, минуту назад праздничного и радостного.

Незаметно наступило утро, и странное известие облетело оставшихся гостей — тело дона Родригеса исчезло. Абсурдно было предполагать, что он встал и покинул покои. Меж тем слуги сообщили, что видели семерых рыцарей, явившихся к дверям комнаты. Плечи их покрывали белые плащи с вышитыми серебром лилиями. Они стали на стражу, обнажив мечи, затем вошли внутрь. Вскоре после этого их видели у ворот замка, они что-то несли на скрещенных копьях и мечах, но ноша их была укрыта знаменем, и разглядеть ее не удалось. В бухте у замка в это же время видели судно «Ночной всадник» — оно подняло паруса и ушло в море, не дожидаясь рассвета.

Никто не знал, оплакивать хозяина или нет. Никто не видел его мертвым, но и к живым отнести его было немыслимо. Так или иначе, дона Родригеса заочно отпели и возгласили траур.

Страсти по поводу наследства вспыхнули, но тотчас угасли. Выяснилось, что замок давно заложен ростовщикам и лишь по договору кавалер мог пользоваться им, пока был жив. Мифическая казна была пуста, балы, праздники и благотворительность очистили ее до последней монеты. Коллекции оружия, картин и скульптуры вообще не принадлежали Родригесу, а просто хранились в его замке, как в музее. Чудесный парк привык к заботливым рукам хозяина и без него стал быстро приходить в упадок О рыцарях Ордена Серебряной Лилии после дня свадьбы никто ничего не слышал, корабль исчез.

Таким образом, после набега кредиторов, просителей и нищих от наследства дона Родригеса ничего не осталось. Донна Олайя и донья Росса, юные вдова и дочь, уже не вызывали зависти. Вместо сокровищ им достался лишь куст серебристых лилий, росших в укромном уголке парка.

Цветы казались волшебными. Их красота и аромат порождали чудесные мечты и дарили удивительную радость. Одно пребывание подле них разгоняло самые печальные облака на сердце. Казалось, предрассветное небо воплотилось в их изящных лепестках, в нежных, переливающихся красках. Старый садовник рассказал, что кавалер очень любил эти цветы; он привез их из какого-то дальнего путешествия. Страшная буря, чуть не потопившая их судно, занесла его к одинокому острову, которого нет на карте. Дивное благоухание словно властвовало над волнами, и хотя вокруг свирепствовал ураган, вблизи острова царил покой. Родригес причалил к берегу и двинулся в глубь зарослей, опоясывавших остров. Вскоре он набрел на заповедный сад, где росли серебряные лилии, — это их аромат веял над безымянной землей. Чей-то глубокий, нежный голос, напоминающий звук арфы, прозвучал в его ушах: «Любуйся садом, но не прикасайся к цветам», — но он пренебрег предупреждением и поцеловал самую прекрасную лилию, росшую у подножия мраморной скалы. Яркая вспышка ослепила его, и он потерял сознание. В странных грезах ему привиделось, что листья вытянулись и, как крылья, подняли цветы в воздух. Еще миг — и они превратились в прелестных маленьких фей. У каждой из них был свой рыцарь в серебряных доспехах, и они живым частоколом окружали сад. Феи стали петь, танцевать и веселиться. Дон Родригес составил пару королеве цветов, и она играла с ним, то как бабочка ускользая от него, то сама бросаясь к его рукам. Он пришел в себя лишь на палубе корабля. Остров исчез, но рядом с ним стоял горшок с серебряной лилией. «Где бы ты ни был, ты должен вернуться и возвратить на остров свой цветок!» — снова раздался чудный голос.

— Кто же теперь возвратит лилию? — с печалью покачал головой старик, закончив рассказ.

— Я, — разом ответили обе девушки и поглядели друг на друга. Долог был этот взгляд двух соперниц, прежде чем обе улыбнулись.

— У нас нет корабля, — сказала одна.

— Мы не знаем, куда плыть, — промолвила вторая.

И они решили ждать случая. Донья Росса отправилась к себе домой, донна Олайя осталась жить при замке. С грустью бродила она по пустому заросшему парку, вспоминая своего странного супруга и пытаясь мысленно восстановить его жизнь. Вот эти дорожки, хранящие следы его ног, вот старая раскидистая ива склонилась над прудом. Конечно, дон Родригес сидел на ее теплом, широком стволе и, глядя в воду, сочинял стихи… Фантазии Олайи не были далеки от действительности — вскоре она действительно нашла в бумагах покойного мужа стихи, написанные его рукой. Так, постепенно, шаг за шагом, девушка погружалась в мир былой жизни и все больше узнавала дона Родригеса… Замок, парк, цветы — все оживало в лучах ее грез, и она молила Небо, чтобы супруг явился к ней на свидание.

Нет ничего невозможного для души, окрыленной любовью. И однажды в лунную ночь корабль Родригеса бросил якорь в старой бухте у замка. Беззвучно ступая, бывший хозяин прошел по одичавшему парку. У старой ивы его ждала юная супруга. Страх или что другое удержали их на расстоянии. Они долго молчали, глядя друг на друга. Пробили часы, старый идальго поклонился и скрылся в сумраке. Снова и снова встречались они в ночи полнолуния и наконец заговорили.

— Я хочу отвезти твой цветок обратно, — сказала Олайя.

Он кивнул:

— Ты не побоишься?

— Нет, — ответила она горячо. — Что может случиться?

— Ты можешь не вернуться…

— Это не важно. Я хочу быть с тобой!

И, взяв горшок с лилиями, Олайя отправилась с Родригесом на корабль.

Стремительно понеслись они по лунной дорожке в даль моря и вскоре оказались на острове. Дивное благоухание опьянило девушку, лилии показались ей спустившимися с небес серебряными звездами. Вот зазвучала музыка, и они превратились в маленьких фей. Рыцари выступили из тьмы, протянули к ним руки и стали танцевать. Дон Родригес сидел на троне, а рядом с ним была маленькая прелестная фея в серебряной короне. Он поманил к себе Олайю. Сдерживая слезы, она приблизилась к ним.

— Не грусти, моя сеньора! — промолвил магистр. — Я хочу познакомить тебя со своим сыном. В нашу первую встречу с королевой фей мой поцелуй вдохнул жизнь в волшебного принца. Когда я возвращался домой, мой мальчик был со мной и разделил мою жизнь среди людей. Теперь ты вернула его на родину и можешь просить королеву о чем хочешь.