Через несколько минут Владимир Генрихович вернулся к машине, завел мотор, тронулся с места. Вид у него был очень бледный.

— Володя, — позвал Сергей, поднимаясь с сиденья.

Владимир Генрихович вздрогнул, увидев в зеркале Моисеева.

— Ты прямо как черт из табакерки! — рассмеялся он нервно. — Что случилось, почему ты не вышел на работу?

— За мной охотятся, — просто сказал Сергей.

— Кто?

— Не знаю точно, они мне ничего рассказать толком не успели, но думаю — люди Моргуна. Евгений Викторович и Моргун — одна ниточка. Кто-то узнал о нашем с тобой разговоре на проходной. Может, и не только о нем. Не знаю.

— Тебя пытались убрать? — встревожено спросил Владимир Генрихович.

— Отвезли за город и посадили в подпол, — объяснил Моисеев. — Потом я убежал.

— А с твоими прошлыми делами это никак не связано? Бандитские обиды? Месть?

— Да нет, это наше дело, — Моисеев оглянулся, выискивая глазами “хвост”. — Одного “быка” я узнал. Он к Лере в палату приходил, и на проходной я его видел. К заму твоему шастает. Шастал, — уточнил Сергей.

— Ты его грохнул, что ли? — удивился директор.

— Сам себя грохнул. В общем так, Володя, если они все узнали, недолго нам с тобой по этому свету ходить. Все равно достанут. Я Леру к родителям отправил, сам — в бега.

— А если к своим, бывшим, за помощью? — с сомнением в голосе спросил Владимир Генрихович.

— Не будь наивным. Пока что у нас против них ничего нет.

Директору опять сделалось плохо. Он, на этот раз стараясь внимательно глядеть на разметку, перестроился, затормозил. Когда машина остановилась, Владимир Генрихович уронил голову на руль, закрыл глаза.

— Что с тобой? Тебе плохо? — спросил Моисеев, оглянувшись.

— Не знаю, — простонал директор, чувствуя, как наливается чугунной тяжестью голова, а в глазах мелькают разноцветные точки и штрихи, а к горлу снова подкатывает тошнота. — Четвертый раз за сегодняшний день! Наверное, какая-то инфекция.

— Они только и ждут, когда ты свалишься, — вздохнул Сергей. — Давай-ка лучше я за руль сяду.

— Нет-нет, не надо. Все прошло, — покачал головой Владимир Генрихович. — Сейчас пройдет.

— Володя, я тебя умоляю, будь осторожен! Бог со мной, выкручусь, не велика пешка! Они могут тебе аварию устроить, из-за угла выстрелить. У тебя даже охраны нет!

— Можно подумать, что охрана спасет, если тебя “приговорили”, — усмехнулся директор.

— Бывает, что и спасает, — сказал Моисеев. — Хоть что-то, а то ходишь “голый”, как мишень. Я бы тебя сам охранял, но сам понимаешь…

— Ладно, завтра найму двух человек. Есть у меня одно хорошее агентство, мы с ним ценные грузы перевозили, Владимир Генрихович снова тронул машину с места.

— Если мы будем сидеть, сложа руки, нас все равно рано или поздно уберут, — произнес Моисеев. — Надо немедленно предпринять ответный ход. Сам иди к Моргуну и расскажи ему про личный “левый”склад зама, который он от него скрывает.

— Мне завтра в Екатеринбург лететь. “Самоцветы” обещали нам большую партию лечебной косметики. Говорят, лучше заграничной. Хотелось бы посмотреть.

— Не знаю, плохо это или хорошо, — покачал головой Моисеев. — Только охрану возьми. Им на чужой территории убрать тебя легче. Можно на местных “отморзков” списать.

— Ладно, возьму, — кивнул головой Владимир Генрихович. На этот раз он не успел ничего почувствовать — сознание ушло из него быстрее молнии. Правая рука соскользнула с руля, машину повело влево.

— Володя! — закричал Моисеев, но Владимир Генрихович его уже не слышал. Его голова безжизненно скатилась на бок.

Сергей соскочил со своего места, схватился за руль, пытаясь выровнять машину, но не успел. Машину тряхнуло, раздался грохот — они въехали в заднее левое крыло красной “восьмерке”. Посыпались стекла.

— Ты че, совсем баран? Водить научись! — выскочил из “восьмерки” разъяренный водитель — щуплый усатый человечек в джинсовой куртке.

Моисеев щупал пульс Владимира Генриховича и не находил его.

— “Скорую” вызывай! — громко крикнул он человечку. — Быстрее, человек умирает!

Человечек заглянул в окно, увидел вытекшую изо рта Владимира Генриховича розовую пену, бросился наперерез машинам к ближайшему телефону-автомату.

Валерик сидел на кухне в расстегнутой рубахе и за обе щеки уплетал жареную цветную капусту с грибами. Нина Владимировна сидела рядом, подперев голову рукой, и любовно смотрела на своего проголодавшегося “мужика”.

— Тебе еще положить? — спросила она, когда тарелка опустела.

— Ага, немножечко, — кивнул Валерик.

Нина Владимировна взяла его тарелку, подошла к плите, ложкой разделила еду на сковородке на две неравные части — побольше для Валерика, поменьше — для Аньки.

— Пивка нет? — поинтересовался Валерик.

— Есть-есть, — улыбнулась Нина Владимировна. Она залезла в холодильник, взяла с нижней полки бутылку “Клинского”— светлого. Открыла, налила пиво в стакан.

— Вот она — жизнь! — воскликнул Валерик и сделал крупный глоток. — Хоррррошо!

— Когда к своей стерве пойдешь? — ревниво поинтересовалась Нина Владимировна.

— А вот возьму и не пойду! — хитро подмигнул Нине Владимировне Валерик и слегка хлопнул ее по ягодице.

— Да ладно тебе, раскобелился опять! В десять? В одиннадцать?

— Ни в десять, ни в одиннадцать. Может, я к тебе переехал? — Валерик допил стакан и налил себе еще.

— Чего это вдруг? — Нина Владимировна замерла, еще не веря его словам.

— Не вдруг. Слава богу, три года уже.

Нина Владимировна опустилась на табурет, внимательно посмотрела на Валерика. — А как же мы тут втроем уместимся. Вчетвером, то есть, — поправилась она.

— В тесноте да не в обиде, — снова подмигнул ей Валерик. — Да ладно, Нина, не грейся ты! Моя с тещей на целую неделю на дачу свалили. Отпуск у нее. До воскресенья я теперь свободен.

— Как кобыла на привязи, — добавила Нина Владимировна зло. — Шуточки у тебя. А я-то уши развесила — переедет! Допивай свое пиво и пойдем уже, а то скоро Анька заявится.

— Угу, — кивнул Валерик, глотая пиво.

Нина Владимировна ушла в комнату, скинула халат, улеглась в расправленную постель. Появился Валерик с недопитым стаканом. Поставил стакан на пол, скинул рубашку, улегся рядом, прижавшись к Нине Владимировне всем телом. Валерик поцеловал ее в ухо, и Нина Владимировна сладостно вздохнула.

— Хоть неделя, а наша!

В прихожей щелкнул замок.

— Анька! Одевайся быстрей! — Нина Владимировна первой соскочила с кровати, накинула халат, бросила на постель рубашку Валерика. Ногой она пнула стакан, и пиво, пенясь, поползло по полу. — Ну, мать твою! — выругалась она. — Не понос, так золотуха! — она застегнула халат, вышла в прихожую. Чмокнула дочь в щеку. — Ну, как ты? В консультацию ходила?

— Угу, — сказала Анька и улыбнулась. — Плод развивается нормально.

— У тебя такой вид счастливый, — у Нины Владимировны почему-то сами собой навернулись слезы.

— Да так, дело одно хорошее сделала, — Анька сняла кроссовки и тут только заметила туфли Валерика.

— Трахаетесь? — спросила она шепотом.

— Аня, что за грубые слова! — притворно возмутилась Нина Владимировна. — Валерий Петрович поживет у нас до воскресенья.

— Мне-то что! — пожала плечами Анька. Она заглянула в комнату матери, поздоровалась с Валериком. Он сидел на диване и делал вид, что увлеченно смотрит какую-то детскую передачу.

Анька прошла в свою комнату переодеться.

— Есть будешь? — спросила Нина Владимировна.

— Неохота, — покачала головой Анька.

— Что значит — неохота! — возмутилась мать. — Ты ведь теперь не одна. Себя голодом моришь, так хоть ребенка накорми! Исхудала вся, одни глаза остались.

— Мам, я уже поела, — раздражаясь, сказала Анька. — А мороженого нет?

— Одному — пивка, другой — мороженого. Ну, что бы вы без меня делали! — широко улыбнулась Нина Владимировна, отправляясь на кухню. Она достала из морозильника пластиковый стаканчик, взяла с мойки чайную ложку, принесла Аньке мороженое.