Гвинет изобразила на лице холодность.

— Мы сегодня встречаемся по делу, Морнингхолл, не забывайте об этом.

— Но ведь» могу я хотеть, чтобы у нас с вами появилось дело иного рода, миледи?

Не дожидаясь ее ответа, он повернулся к ней спиной, снял свой роскошный морской китель и небрежно бросил его в шлюпку. Китель упал в лужу воды на дне. У Гвинет от изумления открылся рот. Гребец и молодой парнишка, находившийся на сиденье рядом, посмотрели на его светлость с ужасом и смятением. Однако Морнингхолл ничуть не смутился.

— Подожди меня здесь, Роберте, — приказал он матросу и, сняв шляпу, столь же небрежно бросил ее в лодку.

— Я Роджерс, сэр.

— Да, конечно же, Роджерс. Я вернусь через пару часов. Если что-то случится с мальчишкой, полетит твоя голова!

— Со мной юный мистер Эштон в полной безопасности, сэр.

— Смотри мне, иначе… Он повернулся к Гвинет.

Бриз раздувал его белоснежную рубашку. Морнингхолл молча предложил руку Гвинет. Она посмотрела на худого, как скелет, с отрешенным взглядом мальчишку и нахмурилась.

— Неужели, Морнингхолл, вы морите голодом своих слуг точно так же, как и заключенных?

— Тоби — один из заключенных. Я пожалел его и избавил от этой толпы. — Он вскинул бровь, в глазах его зажглись гневные искорки. — Я полагал, что вы посмотрите по-доброму на мои действия… не станете злословить.

— О, — смутилась Гвинет. — Я… понимаю.

— В самом деле? В таком случае пошли! — резко бросил Морнингхолл, увлекая ее за собой по пирсу. — Я не могу торчать здесь целый день.

Ее каблучки застучали по настилу.

— Я хочу перемолвиться словом с вашим юным Тоби.

— Позже.

— Вы не должны оставлять его на два часа на солнце, это жестоко!

— Не делайте скоропалительных выводов, если не знаете положения дел. Роберте — или Роджерс, черт его знает, как там его зовут, — поведет его к Джорджу и угостит пинтой пива и горячим обедом.

— Горячим?

— Да, а что?

Гвинет дала команду своим ногам двигаться побыстрее, чтобы поспевать за Морнингхоллом. Господи, да он просто великолепен в своей грубости! Она повернула голову в его сторону, продолжая едва ли не бежать за ним.

— Знаете, милорд, я не перестаю вам удивляться. Пожалеть заключенного. Покатать его на шлюпке по бухте. Угостить его горячей едой. Если так пойдет, то я стану думать, что у вас даже есть сердце.

Его лицо посуровело.

— Такие ошибки допускают только дураки. Вы не показались мне глупой.

— А вы не кажетесь мне таким бездушным чудовищем, каким изо всех сил хотите себя представить, — парировала Гвинет. И добавила чуть тише: — Во всяком случае, не всегда.

Морнингхолл повернулся к ней. В его взгляде промелькнули смущение и подобие испуга, на миг суровые черты его лица смягчились. Но тут же он вновь дернул Гвинет за руку, словно стремясь убежать от ее слов. Его лицо вновь посуровело, стало злым и неприветливым.

Однако Гвинет не отступала:

— Почему, Морнингхолл? С какой стати столь неожиданное проявление доброты?

— Не ваше дело.

— Нет, это мое дело. Я хочу знать, почему вы вдруг проявили заботу о ком-то, кроме себя.

— Я почувствовал себя виноватым, — пробормотал Морнингхолл, подталкивая ее в переулочек между невзрачными зданиями на набережной. — Вина и сострадание — разные вещи.

— Если вина порождает сострадание, то у меня нет к вам претензий, Морнингхолл.

Он сжал губы и промолчал. По его бесстрастному лицу нельзя было догадаться, о чем он думает. Однако несмотря на эту защитную реакцию, Гвинет ощущала и его гнев, и его беспокойство, и она понимала, что привела в нем в движение нечто весьма неожиданное — и могучее.

В конце концов, есть ли у сатаны сердце?

Вскоре они подошли к небольшому обшарпанному кирпичному зданию с окнами на набережную. Маркиз поднял руку и резко дернул за металлическое дверное кольцо.

— Мы пришли на час раньше, Морнингхолл, — громким шепотом проговорила Гвинет.

— И хорошо.

— Мистер Ротшильд вряд ли ожидает нас.

— Я знаю.

Дверь распахнулась, и на пороге появился худой, можно даже сказать, усохший пожилой мужчина. На лице его было написано удивление, сменившееся негодованием. Это выражал весь его внешний вид — лысая и гладкая, как яйцо, го лова и испещренный красными прожилками нос в форме картошки, оседланный очками. Но одет он был прилично — в хорошо сшитый костюм для присутствия. Он мог бы казаться вполне благообразным джентльменом, если бы не его подозрительно хитрые черные глазки.

— О Боже! Я ожидал вас не раньше трех…

— Да, да, все верно. Сюрприз, Ротшильд. Отойдите в сторону, если не хотите, чтобы вас сбили, мне это не составит труда.

— Морнингхолл! — ахнула шокированная Гвинет. Проигнорировав ее реакцию, он схватил спутницу под локоть и протащил мимо чахлого хозяина дома, который вынужден был двинуться за ними вслед, исходя негодованием.

— В самом деле, милорд, я буду протестовать! Я возмущен подобной бесцеремонностью! Я еще не закончил завтракать, еще не сделал записи в книгах и не подбил итоги…

— Вы хотите сказать, еще не подделали их? Я хотел бы посмотреть, как Они выглядят сейчас. А что касается завтрака, вы можете, с моего благословения, завершить его в другой комнате. Я позову вас, если вы мне понадобитесь, в чем я весьма сомневаюсь.

— Сэр, я протестую!

— Протестуйте, сколько хотите. А пока принесите мне все ваши чертовы гроссбухи, начиная с января этого года, да поживее!

Морнингхолл столь выразительно сжал кулаки, что подрядчик буквально пулей вылетел в другую комнату. Ошеломленная Гвинет повернула голову к маркизу, который уже сел за стол и извлек толстый гроссбух из своего ранца. Подняв голову, он встретил ее взгляд.

Гвинет увидела нетерпение и вызов в его глазах. Она медленно опустилась на стул рядом.

— Должна сказать, Морнингхолл, мне не очень по душе ваши методы, но думаю, что именно они могут принести результат.

Маркиз, открыв гроссбух, стал методично листать страницы.

— У Ротшильда репутация обманщика, лгуна и пройдохи. Вероятно, вы очень скоро поймете, почему я хотел застать его врасплох, отсюда наш неурочный приход. С такими людьми, как он, иначе обращаться нельзя.

Морнингхолл нашел нужную страницу, откинулся на спинку стула и устремил свой проницательный взгляд на Гвинет. От этого взгляда удава ей стало не по себе.

— Почему вы так смотрите на меня, Морнингхолл?

— Я просто смотрю — и все.

— Если вы хотите запугать кого-нибудь, то запугивайте Ротшильда, а не меня.

— Разве я пугаю вас?

— Я не намерена отвечать на этот вопрос.

Он лишь понимающе улыбнулся и устремил глаза ниже: на ключицы, грудь, которая вдруг заполыхала под платьем.

— Морнингхолл!

— Право, леди Симмз. Неужели вы думаете, что я сейчас вскочу со стула — он плутовски поднял бровь, — и стану вас насиловать?

При одной мысли об этом у Гвинет все затрепетало внутри. Вспыхнув, она опустила голову и стала искать в своем ридикюле блокнот.

— Я даже не знаю, что и думать о вас, Морнингхолл. Вы человек со многими лицами и способны преподносить сюрпризы. — Гвинет вспомнила, как он насторожился и рассердился, когда она «обвинила» его в том, что у него есть сердце. Хлопнув блокнотом о стол и подавшись вперед, она перешла в наступление, чтобы погасить его атаку. — Я до сих пор удивляюсь, как это вы проявили сострадание к этому мальчику.

Морнингхолл уткнулся в гроссбух, лениво перелистывая страницы.

— Я уже говорил, что это чувство вины, а отнюдь не сострадания.

— Вы совсем не такой жестокосердный, каким себя считаете. История с мальчиком это подтверждает.

— Да, сатана тоже показался Еве весьма приятным, а кончилось все грехопадением.

— Сатана прежде был одним из ангелов Бога.

— Я не ангел.

— Разумеется, нет, однако же вы пожалели мальчишку, взяли его под свою опеку. А сейчас изучаете эти скучные записи, копаетесь в цифрах — зачем? Это вам подсказывает совесть? Или сердце, которого у вас нет?