— В таком случае почему, — с угрожающим спокойствием проговорил он, — если верить записям, находящимся в моем распоряжении, одежда так и не была доставлена?

Холодные, аспидного цвета глаза поднялись и вонзились в Ротшильда. Гвинет с трудом подавила дрожь восхищения.

— Вы хотите сказать, что я… что я обманул флот, сэр, и присвоил деньги?

— Именно, — твердо заявил Морнингхолл, не сводя глаз с подрядчика.

Лицо Ротшильда побагровело под этим испепеляющим взглядом. Он качнулся вперед, лежащие на подлокотниках руки судорожно сжались с такой силой, что побелели костяшки пальцев.

— Здесь, д-должно быть, какая-то ошибка. Возможно, ваши записи неверны, милорд, поскольку я хорошо помню, что доставлял эту партию. Я помню это так же хорошо, как и то, что я ел за завтраком вчера.

Морнингхолл одарил съежившегося подрядчика ледяным взглядом и, очертив какую-то цифру карандашом, продолжил:

— Интересно, каким образом целая партия груза могла вот так просто исчезнуть?

Он стал водить пальцем по колонкам цифр, что-то шепча.

На лбу у подрядчика выступили крупные капли пота, кадык под галстуком судорожно задвигался. Он еще сильнее уперся руками в подлокотники, словно собираясь вскочить и убежать.

Наконец маркиз исторг из своей груди зловещий вздох, медленно отложил в сторону гусиное перо и уставился на свои ухоженные ногти.

— Похоже, вы послали на судно одежду, но она туда не дошла…

Ротшильд вскочил.

— В записях ошибка! Я не делал ничего подобного!

— Кроме того, вы направляли партии меньшего объема и более низкого качества…

— Я вам говорю, милорд, здесь ошибка!

— А двадцать третьего апреля вы направили партию башмаков, причем все они были одного размера и, более того, все — на левую ногу. — Маркиз потерял интерес к своим ногтям и устремил пронзительный взгляд на подрядчика.

Лицо у Ротшильда побелело, глаза его забегали, как у загнанного в угол пса. Он перевел взгляд на Гвинет, как бы ища у нее поддержки, но она лишь покачала головой, глядя на Ротшильда укоризненно и печально.

А Морнингхолл не унимался.

— Могу себе представить, как хорошо подошла вся эта обувь, не правда ли, Ротшильд? — Он понизил голос, в котором зарокотали угрожающие нотки.

Лицо Ротшильда исказилось от ужаса. Он сделал попытку отступить, но маркиз медленно поднялся со стула и двинулся на прожженного старого мошенника. При этом во взгляде его никто не уловил бы ни жалости, ни милосердия.

Ротшильд, съежившись, прижался к стене и смотрел, словно кролик на удава, на приближающегося маркиза.

— Деймон!

Голос Гвинет нарушил зловещую тишину. Морнингхолл медленно повернул к ней голову. Что ж, он был великолепен в своем праведном гневе.

Не надо, — тихо сказала Гвинет.

Ноздри Морнингхолла раздувались, в глазах вспыхнули золотистые искорки.

— Вы мне нужны, Деймон, — сказала она, снова обращаясь к маркизу по имени и намеренно не отводя от него взгляда. — Вы нужны заключенным. Если же вас посадят в тюрьму за убийство, никто из нас ничего не добьется.

Кажется, ее ровный голос успокаивающе подействовал на Морнингхолла.

Он еще некоторое время сверлил взглядом Ротшильда, при этом видно было, как билась жилка на его виске, затем повернулся, собрал все гроссбухи и потянул Гвинет за рукав.

— Пойдемте!

Ротшильд очнулся от оцепенения.

— Вы не должны это забирать! Это моя собственность! Подрядчик в отчаянии бросился к двери и загородил проход.

Морнингхолл схватил его за грудки и отшвырнул в сторону.

— Найди себе адвоката, Ротшильд, он тебе позарез будет нужен!

Гвинет с трудом сдерживала восторг от столь успешно завершенного мероприятия. Конечно, она знала, что, вспыхнув, Морнингхолл отчасти дал выход своему гневу, но надеялась, что это был не просто выпущенный пар, что он не оставит этого дела. Она пробудила в нем нежелание мириться с предательством, с обманом, с бесстыдным обиранием заключенных. Можно надеяться, что, побывав в чреве судна и увидев страдание в глазах Тоби Эштона, столкнувшись с откровенным мошенничеством подрядчика, он отныне обратит свою энергию на добрые дела.

Помоги ему Бог, чтобы дьявол окончательно покинул его душу и тело!

Уже почти стемнело, когда Деймон, сопровождаемый леди Симмз, сумел отыскать Болтона на собрании старших офицеров флота в гостинице «Джордж». Морнингхолл нарушил приятную атмосферу вечера официальным заявлением о расхождениях в записях подрядчика и судовых накладных. Оставив собрание в смятении, он увлек леди Симмз из прокуренного помещения на улицу и направился в сторону набережной.

— Вы были великолепны, Морнингхолл, — сказала Гвинет со счастливой улыбкой. — Я знала, что вы встанете на путь праведный, если вам открыть глаза.

Деймон взорвался:

— Не делайте из меня героя, мадам, и не обольщайтесь. Все это лишь для того, чтобы поскорее отделаться от вас.

— Да, разумеется, милорд.

Ее безмятежный тон привел Морнингхолла в еще большую ярость. Как смеет она изображать его ангелом! Он оставался необузданным и ужасным, и ему на все наплевать, лишь бы добраться до каюты, захлопнуть за собой дверь и, выпив портвейна, обо всем забыть.

«С чего это я так бешусь, черт возьми?»

Был приступ. От этого никуда не денешься, и она то ли была слишком вежлива, то ли — что более вероятно — боялась касаться этой темы. Его секрет теперь открылся, и все это время он ждал, что она упомянет о его болезни. Однако она не сказала ни слова.

О Господи, до чего же он хотел взять ее, овладеть ею, унизить ее, прежде чем она унизит его.

Он посмотрел на Гвинет, спокойно идущую рядом с ним, и возненавидел ее еще больше за слепую веру в то, что он не тронет ее пальцем. Ненавидел он и себя. Она считает, что он способен сострадать? Она полагает, что у него есть сердце? Если бы она только знала, что в эту самую минуту он с трудом сдерживает себя, чтобы не затащить ее в какой-нибудь темный подъезд, не задрать на ней платье и не излить в нее семя, доказав тем самым, что никакого сострадания в нем быть не может. Доброе начало — в нем? Как бы не так! Она запоет совсем по-иному, когда он разделается с ней.

Но тут, однако, была проблема. Несмотря на весь свой гнев и так называемую ненависть к ней, Деймон не хотел с ней расставаться. Сейчас было уже десять часов, почти совсем темно, однако Деймону меньше всего хотелось довести Гвинет до ее уютного домика и попрощаться, оставшись в полном одиночестве.

Уже от одного слова «одиночество» его охватывала внутренняя дрожь. Он сказал себе, что это не имеет ничего общего со страхом. Просто ему было почему-то больно с ней расставаться.

— Милорд? — нарушила его мысли Гвинет.

Он огляделся вокруг, чтобы прийти в себя. Они стояли на тихой темной улочке. Из окна второго этажа лился слабый свет. Легкий ветерок шевелил рукава ее платья и доносил звуки смеха и веселья из находящейся неподалеку таверны. Поодаль темнела бухта со стоящими на приколе кораблями, от которых на черную воду падали отблески огней. Когда это вдруг так стемнело? И каким образом, черт возьми, они оказались здесь? Деймон не помнил маршрута, которым они шли, не имел понятия, сколько времени на это потребовалось.

— Уже поздно, Морнингхолл, — сказала Гвинет, зябко поеживаясь от прохладного ветерка. — Моя сестра будет беспокоиться.

Он отвернулся, желая скрыть досаду от предстоящего расставания и презирая себя за неожиданно возникшую зависимость от этой хрупкой женщины. Тем не менее он помнил о том проклятом приступе и понимал, что должен что-то сказать, может быть, даже поблагодарить ее — о Господи! — за то, что она помогла ему. Однако он не мог найти в себе сил для этого; он стоял, стиснув зубы и оттягивая неизбежное.

— Знаете, меня может проводить до дома любой джентльмен.

— Если вам нужен джентльмен, то вы сделали чертовски неудачный выбор. — Деймон в сердцах пнул камень мостовой, давая выход душившим его чувствам. — Я вряд ли подходящий провожатый.