Послышался слабый стон одного из бандитов, и я понял, что времени на размышления осталось немного. Ступив на ограждение террасы, я дотянулся до узкой парапетной плиты, проходившей вдоль края крыши, и, крепко ухватившись, подтянулся. Хотя я не страдал головокружением, мысль о пропасти в двадцать пять этажей была несладкой.

Я изо всех сил цеплялся за черепицу, чувствуя, что одно неверное движение, и я покачусь вниз. К счастью, каучуковые подошвы ботинок не скользили, и я благополучно добрался до горизонтальной площадки.

Часов около восьми клуб пробудился к жизни: начали подъезжать дорогие автомобили, заиграл оркестр, терраса осветилась огнями. Еще через час, когда посетителей стало значительно больше, наступило время действовать.

Затаив дыхание, я спустился на тот широкий выступ, который тянулся вдоль окон служебных помещений. Я пошел по нему, вжимаясь в стену и по пути заглядывая в окна.

Две первые комнаты с письменными столами, пишущими машинками и шкафами были пусты, возле третьего окна я остановился.

В кресле с высокой спинкой сидел за большим столом сам Кордец. Не выпуская изо рта длинный мундштук с коричневой сигаретой, он проверял бухгалтерские книги.

Кордец был поглощен работой. Его золотой карандаш стремительно летал по рядам цифр, делал какие-то пометки. Минут через десять, когда стало уже казаться, что я теряю время понапрасну, послышался стук в дверь.

– Войдите! – сказал Кордец, и в кабинете появился полный мужчина с болезненным цветом лица. На вошедшем был отличный смокинг с красной гвоздикой в петлице, в манжетах белоснежной сорочки сверкали бриллианты. Осторожно закрыв за собою дверь, мужчина молча устремил взгляд на Кордеца.

Закончив работу, владелец клуба соизволил наконец посмотреть на своего гостя.

– Если у тебя нет денег, Донахью, – сказал он, – лучше сразу убирайся. Мне надоело с тобой возиться.

Пришелец нервно перебирал пальцами галстук, на лице его застыло выражение неприкрытой ненависти.

– Деньги у меня с собой, – ответил он, – так что обращайся повежливей. – Вытащив из заднего кармана брюк пачку банкнотов, он бросил их на стол. – Здесь – тысяча.

Кордец пересчитал деньги. Потом подошел к сейфу и загородил его собою так, чтобы постороннему не была видна комбинация набираемых на диске цифр. Пошарив внутри, он вытащил два пакетика спичек и швырнул их на стол.

Тщательно проверив пакетики, посетитель сунул их в карман жилетки и, не произнеся ни слова, ушел. Кордец некоторое время неподвижно сидел за столом, затем взял золотой карандаш и снова принялся за подсчеты.

За сорок минут Кордеца навестили еще два человека: пожилая располневшая женщина и молодой парень, которого можно было принять за студента колледжа. Оба расстались с пятьюстами долларов, получив взамен по пакетику спичек. С ними Кордец тоже обращался презрительно и высокомерно, словно оказывал величайшую услугу.

Время приближалось к десяти, и нужно было спешить на свидание с Марго Криди. Осторожно отойдя от окна, я сел на карниз и спрыгнул на балкон гостиницы «Ритц-Плаз».

Потом прошел через пустой номер и направился к лифту.

На ней было плотно прилегающее изумрудно-зеленое платье с блестками и глубоким вырезом на груди, шею украшала нитка крупных изумрудов. Марго вся переливалась зелеными искорками, и я особенно остро ощутил убожество своего потрепанного «бьюика».

– Привет! – сказал я, высовываясь из машины. – Не буду говорить, что вы очаровательны – это звучит чересчур слабо.

В ее живых глазах появилась чуть заметная улыбка.

– Это специально для вас, – сказала Марго, наклоном головы показывая на платье. – Мне приятно, что оно вам нравится.

– «Нравится» не то слово. Ваша машина здесь?

– Нет. Я покажу бунгало, и потом, надеюсь, вы не откажетесь отвезти меня обратно?

– Я полностью к вашим услугам.

Я открыл дверцу, и она села рядом. Мой взгляд на какое-то мгновение задержался на ее стройных ногах, потом я выжал сцепление, и машина тронулась.

– Поверните направо и поезжайте до конца «променада», – руководила она мной.

«Променад» был забит множеством автомобилей, и я ехал рывками со скоростью не больше двадцати миль в час. Но мне и не хотелось ехать быстрее. Море и пальмы в мягком свете луны выглядели чудесно.

– Говорят, «Клуб мушкетеров» самое изысканное заведение в городе, – сказал я. – Часто вы там бываете?

– Да. Это единственное место, где можно отдохнуть от туристов. Кроме того, папе принадлежит половина клуба, и мне не приходится платить в ресторане. А это тоже что-нибудь да значит.

– Заложите один из ваших изумрудов – и вы сможете посещать клуб всю жизнь.

– Они не мои. – Марго засмеялась. – Отец разрешает только носить их. Когда мне надоедят изумруды, я отнесу их обратно, и он даст чего-нибудь взамен. У меня самой ничего нет. Даже об этом платье не могу сказать, что оно мое.

– А бунгало, которое вы арендуете?

– Бунгало тоже арендует отец.

– Сомневаюсь, чтобы ему понравился новый постоялец. Может, мне лучше не переезжать?

– Он ничего не узнает.

– А не придет ему в голову заглянуть к дочери на чашку чая?

– Он ни разу не был у меня.

– Что ж, вам виднее. Итак, вы богатая, но несчастная дочь своего отца?

Она передернула плечами.

– Папа любит распоряжаться всем. У меня никогда не бывает наличных денег. Я посылаю счета, и он их оплачивает.

– К сожалению, никто не оплачивает мои счета.

– Но вам и не указывают, что вы должны купить…

– Не рассказывайте мне больше о своей безрадостной жизни. Иначе мне станет нестерпимо жаль вас. Вряд ли вам требуется моя жалость.

Она вновь засмеялась:

– А почему бы и нет? Я люблю, когда меня жалеют, но это случается не часто.

Мы выехали на улицу, где транспорта было поменьше, и я увеличил скорость.

– Вы не поверите, но иногда мне до зарезу нужны деньги, – сказала Марго.

– Так же, как и мне. Но вам проще: вы можете сколотить состояние, работая манекенщицей.

– Папа никогда не разрешит мне работать. Он дорожит честью семьи. Меня никто не возьмет, если он того не пожелает.

– Это отговорка. Вы не обязаны жить в Сан-Рафеле. Перебирайтесь в Нью-Йорк – и через пару месяцев вы покорите весь город.

– Вы серьезно так думаете?.. Поверните налево, потом поезжайте прямо.

Я увидел неровную грунтовую дорогу, которая вела, казалось, прямо в море.

Мы подпрыгивали на ухабах и выбоинах. Пальмы закрывали луну, и кромешную темень освещали лишь фары.

Открыв сумочку, Марго вынула сигарету и закурила.

– Бунгало мне нравится своей заброшенностью и уединенностью. Скажите, у вас никогда не появляется желания побыть одному?

Мысль об одиночестве ассоциировалась у меня с возможным визитом Херца, и я ответил:

– Смотря когда.

С четверть мили мы ехали молча, потом впереди показалось приземистое здание.

– Вот мы и на месте. Есть у вас карманный фонарик? Нужно найти выключатель.

На небе мягко светилась луна, освещая пустынную полоску песчаного берега, пальмы и море. Вдали горели окна одинокого дома.

– Что там?

– Эрроу-Пойнт. – Марго рылась в сумочке в поисках ключа.

– Свет горит в заведении Хана?

– Да.

Марго открыла замок и зажгла свет. Я увидел, что нахожусь в роскошной гостиной с баром для коктейлей, радиолой и телевизором. На бело-голубом мозаичном полу стояло несколько уютных кресел, у стены – широкая кушетка.

– Неплохо, – сказал я, озираясь по сторонам. – Вы не боитесь пускать сюда дикаря?

Подойдя к двойным застекленным дверям, она с силой распахнула их и зажгла электричество на террасе.

– Вам нравится здесь?

Стоя в дверях, она улыбалась.

– Необыкновенно!

На полках бара красовалась целая батарея бутылок, подобранных таким образом, чтобы удовлетворить любой, даже самый притязательный, вкус.