– Ты не голоден? – спросил я.
Позади меня заработали пульверизаторы, мерно выбрасывавшие воду. Я взглянул через плечо, но в окне комнаты Ноя лишь отражались лучи солнца. Не зная, что делать, и почти не надеясь на удачу, я бросил четвертый кусок.
– Он попросил меня прийти, – сказал я.
Лебедь вытянул шею и расправил красивые крылья. Я вдруг понял, что следую порочному примеру Ноя – разговариваю с птицей, как будто она способна меня понять.
Как будто это Элли.
«Нет, конечно, – подумал я, отгоняя эту мысль. – Люди разговаривают с кошками и собаками, даже с растениями, они кричат, когда смотрят футбольный матч по телевизору. Джейн и Кейт зря волнуются. Ной проводит у пруда по несколько часов в день, куда удивительнее было бы, если бы он не начал беседовать с лебедем».
Но все-таки говорить с ним – одно дело. Верить, что это Элли, – совсем другое. А Ной действительно верил.
Хлеб, который я побросал лебедю, пропитался водой и утонул, но птица продолжала смотреть на меня. Я бросил еще кусок, а потом оглянулся, желая удостовериться, что никто за нами не наблюдает. «Почему бы и нет?» – решил я и с этой мыслью подался вперед.
– С ним все в порядке, – тихо объяснил я. – Я видел его вчера, а сегодня утром говорил с врачом. Ной вернется завтра.
Птица, кажется, раздумывала над моими словами. Мгновение спустя у меня волосы встали дыбом: лебедь принялся за еду.
Приехав в больницу, я решил, что ошибся палатой.
Я столько лет знал Ноя – и ни разу не видел, как он смотрит телевизор. Хотя в старом доме телевизор имелся, его преимущественно смотрели дети, когда были маленькими; к моменту моего появления ящик включали редко.
Семья Ноя проводила большинство вечеров на веранде, рассказывая истории. Иногда они пели под гитару или просто беседовали. В холодную погоду Ной разводил огонь в камине, и семья развлекалась в гостиной. Порой все устраивались на кушетке и в креслах и принимались за чтение. Часами тишину нарушал только шелест переворачиваемых страниц, – сидя рядом друг с другом, они странствовали по разным мирам.
Это было путешествие в прошлое, в те годы, когда семья ценилась превыше всего, и я всегда с нетерпением ждал вечеров у Ноя. Они напоминали мне время, проведенное с отцом, когда он возился со своими корабликами. Я понимал, что телевизор – всего лишь форма бегства от действительности, но ничего умиротворяющего в нем нет. Ной умудрялся вообще обходиться без него. До сегодняшнего утра.
Открыв дверь, я услышал звук телевизора. Ной сидел в постели и смотрел на экран.
– Здравствуйте, Ной, – улыбнулся я, но вместо обычного приветствия тот недоверчиво взглянул на меня.
– Заходи, – сказал он. – Не поверишь, что они показывают.
Я вошел в палату.
– Что вы смотрите?
– Сам не знаю, – ответил он, не отрываясь от экрана. – Какое-то ток-шоу. Я сначала думал, будет что-нибудь вроде Джонни Карсона. Но ты себе даже не представляешь, о чем речь…
В моей памяти немедленно пронеслись названия некоторых наиболее вульгарных программ – из тех, что заставляют задуматься о загробном будущем продюсера. Разумеется, Ной именно такую и смотрел. Не было нужды знать, что именно обсуждают участники: по большей части все темы были одинаково отвратительны, и гости, задавшиеся единственной целью попасть на экран, щеголяли своей пошлостью, не догадываясь о том, какими дегенератами они выглядят.
– Зачем вообще такое смотреть?
– Получилось случайно, – объяснил Ной. – Я намеревался посмотреть новости, но тут началась реклама, а потом вот это. Когда я разобрался, в чем дело, то не утерпел и не стал переключать канал. Все равно что издалека наблюдать за дракой.
Я сел на постель рядом с ним.
– Все так плохо?
– Не хотел бы я теперь быть молодым. Общество катится под уклон. Рад, что не увижу его крушения.
Его слова заставили меня улыбнуться.
– Это говорит ваш возраст, Ной.
– Может быть, но все-таки я прав. – Он покачал головой, взял пульт и выключил телевизор.
Тем временем я выложил на постель вещи, привезенные из Крик-Сайда.
– Я подумал, что они помогут вам провести время… Если, конечно, вы не предпочитаете телевизор.
Ной смягчился при виде пачки писем и сборника «Листья травы». Книга, которую перелистывали тысячи раз, казалась разбухшей; Ной коснулся пальцем потрепанной обложки.
– Ты хороший человек, Уилсон. Значит, ты только что был у пруда?
– Как положено, четыре кусочка утром.
– И как она поживает?
Я поерзал на кровати, подбирая слова.
– Кажется, она по вас скучает, – сказал я наконец.
Он кивнул, выпрямился и спросил:
– Значит, Джейн с Анной уехали?
– Они, наверное, еще в пути. Выехали час назад.
– А Лесли?
– Ждет их в Роли.
– Чувствую, в субботу будет настоящий праздник, – добродушно усмехнулся Ной. – А как у тебя дела? Что там с домом?
– Пока все в порядке. Надеюсь, к четвергу управимся.
– Какие планы на сегодня?
Я рассказал, и Ной одобрительно присвистнул.
– Похоже, дел у тебя по горло.
– Да уж. Но до сих пор мне везло.
– Еще бы. За исключением меня, разумеется. Я вам мог спутать все карты.
– Но не спутали. Говорю же, мне везет.
Ной вздернул подбородок.
– А как насчет годовщины?
Вопрос Ноя напомнил о долгих часах, проведенных за подготовкой, – бесконечные телефонные звонки, походы на почту и в магазины… Я трудился над подарком, когда выдавались свободные минутки в офисе, и долго думал, как бы преподнести его наилучшим образом. Все в конторе знали, что именно я затеял, и поклялись хранить тайну. Более того, коллеги оказывали мне невероятную поддержку – подарок был не из тех, что можно сделать в одиночку.
– В четверг вечером, – уточнил я. – Похоже, это наш единственный шанс. Джейн возвращается сегодня, завтра она скорее всего захочет навестить вас, а в пятницу приедут Джозеф и Лесли. Суббота, разумеется, также отпадает. – Я помедлил. – Надеюсь, ей понравится.
Ной улыбнулся.
– Не беспокойся, Уилсон. Лучшего подарка не получилось бы, даже если бы ты был самым богатым человеком на свете.
– Хочется верить, что вы правы.
– Так и есть. Это будет прекрасное начало праздника.
Его искренность придала мне сил, я был тронут тем, что Ной меня любит, невзирая на все различия.
– Это вы подали идею, – напомнил я.
Он покачал головой:
– Нет. Ты все организовал сам. Подарок, сделанный от души, целиком на совести дарителя. – Для пущей выразительности Ной похлопал себя по груди. – Элли бы понравилось. Она всегда буквально таяла, когда видела что-нибудь подобное.
– Жаль, что ее не будет на свадьбе, – грустно сказал я.
Старик взглянул на стопку писем. Я понял, что он вспоминает Элли; на мгновение Ной как будто помолодел.
– И мне жаль, – произнес он.
Асфальт обжигал мои ступни, пока я шел через парковку, рубашка прилипала к спине. Стоящие поодаль строения казались зыбкими.
Сев в машину, я покатил по извилистой проселочной дороге; она была так же знакома мне, как улица, на которой располагался мой дом. Любуясь суровой красотой приморских долин, я миновал фермы и табачные плантации, которые казались почти заброшенными. Одну ферму от другой отделяли полосы специально посаженных сосен, вдалеке копошился трактор, а за ним вздымалось облако пыли.
Порой вдали показывалась река Трент, ее медленные воды рябили на солнце. По берегам росли дубы и кипарисы, их белые стволы и раскидистые кроны отбрасывали причудливые тени, с ветвей свисал испанский мох. Потом фермы сменились лесом, и я осознал, что эти деревья стояли здесь еще во времена Конфедерации [2].
Сначала было видно, как поблескивает на солнце жестяная крыша, затем появился сам дом, и вскоре я достиг цели своего путешествия. Остановившись на обсаженной деревьями подъездной дорожке и оглядывая здание, я подумал, что оно выглядит заброшенным. Чуть в стороне стоял выцветший красный сарай, где Ной хранил всякий хлам и инструменты; в его стенах зияли многочисленные дыры, крыша проржавела. Сразу за домом находилась мастерская, в которой хозяин проводил большую часть дня. Двери висели на покривившихся петлях, окна были покрыты толстым слоем пыли. За мастерской начинался заросший сад. Видно, что сторож давно не стриг траву, поэтому газон теперь напоминал дикий луг.
2
Конфедерация – союз одиннадцати южных штатов, вышедших в 1861 г. из состава США.