Женщина шумно вздохнула.

—А он, вообще, придет?

—Хозяин уверен, недаром же он собрал здесь целую армию.

—Думаешь, этот слух –правда? Ну, о том, что Элрой теперь вне закона, и за всеми нами открыта охота?

Вслух мужчина ничего не ответил.

 Я же сильнее прижалась к стене. Идеальное место, чтобы спрятаться: с любой стороны меня полностью загораживали трубы.

Крепче обхватив рукоятку ножа, я улыбнулась. Они считали, что Йоан все еще жив, и он придет сюда. От этого в груди потеплело. А ведь я уже готова была принять любую правду. Можно было догадаться о чем-то подобном, глядя, как лютуют люди Элроя.

—Я отойду на секундочку, —темнокожая женщина с короткими волосами вошла с улицы в коридор, и я поторопилась покрепче вжаться в холодную стену.

Сейчас или никогда!

Огромный труд заставить свое обычное, человеческое тело двигаться быстро, тем паче, если оно устало. Твое сознание уже делает следующий шаг, а физическая оболочка нещадно тормозит. От усилия сердце бешено бьется, пульс и дыхание учащаются. Ты хочешь, но не можешь быть таким же быстрым, как ветер. Ненавижу это чувство. Именно это заставляет меня видеть всю свою неполноценность в этом чуждом для смертного мире.

Я уже у дверей. Легкий вечерний ветерок с яркой примесью морского бриза касался моей ледяной кожи. Хотелось бежать. Вот она свобода! Сейчас я смогу!

Мужчина с ужасом смотрел на меня своими черными азиатскими глазами. Он не мог издать и звука, но яростно пытался меня придушить. Я всем телом навалилась на нож в руках, загоняя его все глубже в его шею. Предсмертный хрип – все, на что сейчас был способен этот низший. Багровые капли крови летели мне в лицо, на грудь и волосы. Стоило бежать, пока он не начал восстанавливаться. Пока еще был шанс, и маленькая армия Элроя не заметила моего побега.

Но я не смогла. Это… черт подери, это зрелище завораживало меня. Хотелось все сильнее вогнать клинок в тело, но рукоятка и так касалась краев кровавой раны. Мне было мало. В глазах темнело от насыщенного запаха крови. Энергия, горячая и согревающая, что разливалась по венам, сводила меня с ума. Еще. Хочу еще. Лезвие вновь вошло в вампира, уже под ключицей. И еще. Нож вонзился в шею. Я не могла остановиться. Господи, это прекрасно! Так охрененно, что я готова была кончить.

Как сквозь сон, мне послышался чей-то смех. И мое тело свело судорогами. Я упала на вампира подо мной, голова раскалывалась. Закрыв глаза, я уловила, что вокруг все начало меняться.

—Невероятно! —звонкий, знакомый голос заговорил где-то рядом. —Офигеть можно! В ней же самой гребаный зверь живет! О, маленькая маньячка, я всегда с удовольствием смотрю, как ты убиваешь.

Элрой?

Мои веки разомкнулись, и я снова могла здраво мыслить. Никакой усталости.

То, что открылось моему взору, вызвало у меня приступ неконтролируемого мата.

Передо мной лежала мертвая Сьюзан. Все вокруг было залито кровью, а мои руки крепко сжимали короткий нож, вогнанный прямо в её тело. Я остолбенела от того ужаса, что испытывала. Неужели я могла сотворить такое?

Или все это было иллюзией?

—Да, моя дорогая,— он будто услышал мои мысли. Хотя, скорее всего, они явно отражались у меня на лице,— я лишь немного подтолкнул твою фантазию, все остальное ты домыслила сама. – Вновь этот леденящий кровь смех. – Признайся, ты же не испытываешь жалости?

Я молчу, потому, что он прав. Меня не грызет совесть из-за смерти этой девушки. Больше пугает собственная жестокость… и идиотизм.

Джеймс щелкнул пальцами, и кто-то с силой потянул меня вверх за волосы. Боль адская, на секунду мне показалось, что мой скальп не выдержит. Я взвизгнула, и постаралась схватиться за руку, тянущую меня, но тщетно.

Когда моя голова встретилась с грязным полом (снова!) прямо у ног Элроя, я услышала, как он широким жестом разрешил своим холопам поужинать бывшей когда-то игрушкой. Скаля клыки от вожделения, вампиры сгрудились над телом Сьюзан.

—Ну, что,— рыжий первородный обратился ко мне,— у нас есть пара часов, чтобы повеселиться и узнать друг друга поближе!

Мне совсем не понравился его тон, и я снова выругалась.

Глава 14

Наше прошлое

Дом, где я выросла, ничем не отличался от остальных домов нашей улицы: два этажа небесно–голубого цвета с белой маленькой террасой, небольшой двор и лужайка. Таких домов было полно в округе. Первое время после переезда мы часто путали свой дом с чужими. Улицы в нашем пригороде были узкие и витиеватые, а однотипность построек могла запутать любого.

Но, несмотря на внешнюю непритязательность, дом, где ты вырос, всегда будет самым уютным и любимым. Особенно в воспоминаниях. Со временем негативные моменты стираются из нашей памяти, оставляя для нас лишь сладкие ощущения детства.

В подростковом возрасте я все время хотела сбежать из–под опеки родителей. Наставления, порядок и правила – все это казалось мне оковами. Впрочем, как и любому подростку с бушующими гормонами.

Как всегда, бьющее в глаза солнце разбудило меня рано утром. В Реддинге пасмурно бывало лишь зимой, поэтому я редко пользовалась будильником. Расположение моей комнаты позволяло первым лучам беспрепятственно наполнять её своим ярким светом и мешало мне хорошенько высыпаться.

На этот раз мое пробуждение было вовсе не радостным и не потому, что место пробуждения оказалось неожиданным. Во мне дробью засели отголоски чего-то страшного и мощного. Будто бы еще пару секунд назад я умирала в страшных муках. Горло саднило, как после долгого крика, а кожа всего тела болела. После осторожного осмотра своих рук, я с превеликим облегчением поняла, что там ничего не пузырится и не слезает. Долгие минуты потребовались для того, чтобы решить, что эти отголоски страшного были лишь сном. Или он еще продолжается? Ведь потолок, в который смотрели мои глаза, был оставлен далеко позади, в прошлом. Я никогда не намеревалась возвращаться сюда.

Тогда как я тут оказалась? Какими, черт подери, ветрами меня сюда занесло?

Комната совсем не изменилась за шесть лет моего отсутствия: небольшая, с одним окном, выходящим на восток и кроватью напротив него. Стены выкрашены в мой любимый сиреневый цвет. Множество постеров с многочисленными кумирами детства. А на потолке нарисованные собственноручно мной звезды. После заката они начинали мягко светиться и успокаивать мои расшатанные за день нервы.

Я повернула голову вправо, там, на туалетном столике, были все те же флаконы и скляночки с моей косметикой. Многочисленные безделушки ярко бликовали в солнечном свете, и я, в который раз, подумала о том, что давно стоит убрать их куда-нибудь в другое место. Столик и без того был завален разным хламом, вроде тетрадей, скомканных листов, напоминающих о собственных стихотворных неудачах, и прочей ненужной при близком рассмотрении дребедени.