Вновь презрительный взгляд.

– Это ты ничего не понимаешь, девочка. Людям с пустотой в голове вместо мозгов стоит знать свое место и помалкивать.

Я тихо рассмеялась. Ничего другого не стоило ожидать.

– Ой, да видела я твои наставления в гробу. Йоану абсолютно чихать на меня. Рисковать своим костюмчиком ради смертной…он не такой дурак.

– Ну–ну. – Мрачная радость на его лице мне совсем не понравилась. – Когда будешь созерцать его труп, поймешь, кто был прав.

Немного помолчав и подумав о его словах, я все-таки решилась спросить. Вдруг повезет?

– Почему именно сейчас? Ты явно торопишься его прикончить, отчего ты выбрал именно это время?

Вампир, наконец, соизволил пошевелиться и, как ни странно, от этого мне стало немного легче. Страшно смотреть на абсолютно неподвижное существо. Так ты сильнее понимаешь всю разницу между вашими мирами. В отличие от первородного Джеймса за прошедшее время я успела вся искрутиться на месте, отсидеть задницу и позволить ногам затечь до онемения.

Элрой, скорее сам не замечая того, начал мерить резкими шагами тот освещенный участок, в котором мы находились. Все выдавало в нем крайнюю нервозность и попытку сдержать внутренний шквал эмоций.

Неужели даже после многих веков жизни Джеймс способен испытывать эмоции и сгорать от собственного нетерпения? Мне всегда казалось, что бессмертные с течением многих лет теряют эту остроту чувств.

– Румынская стерва. Да, эта холодная сучка сдала меня с потрохами! – Неожиданный гневный выкрик заставил меня дернуться. – Баба, она и спустя миллионы лет будет бабой. Влюбленная дура! Когда угроза действительно зависла над его белобрысой башкой, она сломалась, сразу растеряв всю ненависть. Идиотка!!!

Мои глаза удивленно распахнулись. Никак не ждала такого откровения от Элроя.

Стало быть, Марианна – тот самый темный помощник этого ублюдка. Что ж, я могла догадаться об этом еще в Румынии, когда колотила сестру Радомира газовым ключом. Но к чему им понадобилась целая армия низших вампиров? Неужели лишь для того, чтобы скинуть все на Йоана?

– Нет. Не твоего ума дело, смертная. – Он ответил на мой заданный вопрос резко и отрывисто.

Вампир раздраженно плюнул себе под ноги и на мгновение застыл, словно прислушиваясь к чему-то.

– Тебе все равно конец, Джеймс. Совет доберется до тебя рано или поздно.

– Срал я на совет, срал на все их долбанные правила! Давно пора пересмотреть свою позицию к этому миру! А они трясутся над каждой проблемкой так, словно это конец света. Ни черта не дамся, пока собственными руками не разделаюсь с ним. – Он с силой сжал кулак и злобно уставился куда-то на стену.

– Твой брат. Парнишка. Я видела, как он погиб, – спокойно произнесла я, глядя прямо ему в лицо, – за дело. Он напал на старика, что работал на Йоана. За то и поплатился.

Элрой повернул свое загорелое лицо ко мне и задумчиво изучил взглядом. Какое-то время он вновь молчал, скорее всего, стараясь держать в узде свой дурной характер и эмоции. Но потом неожиданно скривился и чуть ли не выплюнул:

– В топку это! Я даже рад, что Этьен сдох. Выходки рехнувшегося братишки сильно тяготили меня, а тут такая услуга.

Сказать, что я была поражена, так это ничего не сказать. Как вообще можно так говорить о родном брате?! Какой бы странной не была моя младшая, я бы никогда не смогла так к ней относиться. За сестренку я без всяких раздумий и убью, и жизнь отдам. Это называется семья и любовь. Скорее всего, эти два слова попросту неизвестны этому рыжему первородному.

– Ты гнилой до самой печенки, Элрой, – пораженная, я помотала головой.

Тот сухо засмеялся.

– Конечно, а ты дура, если думала иначе. Осталось покончить с последним и катись все к дьяволу!

– Последним? – я уцепилась за это слово, сама не знаю почему.

Тогда-то меня и ждало самое невероятное потрясение за всю мою жизнь. Там, в темном и заброшенном цехе старого завода, откуда я уже и не надеялась выбраться живой и мысленно прощалась со всеми родственниками, бессмертный Элрой поведал мне одну историю. Его лицо в полумраке казалось неестественно заостренным, свет, падающий сверху, делал его похожим на саму смерть – худой со впалыми щеками, длинным горбатым носом и неестественно яркими медовыми глазами с темными кругами под ними.

Сначала вампир слегка удивился моему вопросу, а потом, громко рассмеявшись, сказал, что Йоан, наверное, просто не любит вспоминать об их родственных связях. И дело тут вовсе не в том, что они оба вампиры.

Я вытаращила глаза, силясь не открыть еще и рот, чтобы уж совсем не выглядеть глупой овцой.

– Он говорил, что я глава дома Колдвин? Вижу, говорил. Это моя настоящая фамилия. Как и его. Он всегда был скрытным ублюдком, не так ли? – Элрой ухмыльнулся. – Еще в детстве меня раздражала эта его черта.

Мужчина вновь замолчал и тишину нарушал лишь характерный хруст из–под его подошв, тонущий в огромном помещении.

Мне неимоверно хотелось подтолкнуть его продолжить. Вот–вот завеса прошлого Йоана должна была распахнуться передо мной. В бессилии что–либо сделать, мне оставалось только сжимать до боли кулаки и нервно покусывать губы изнутри. От нетерпения я даже вспотела. И, к великому облегчению, подумав о чем-то, Джеймс продолжил.

– Благо мы не одной крови. Ха! Ничего общего – лишь фамилия. Он рассказывал, кто такие первородные? – Я знала, но не стала показывать этого. – Это самые сильные и величественные вампиры, первые в своем роде, истинно бессмертные. Не было того, кто нас обратил. Дети обитателей преисподней. Когда-то наши мамаши согрешили с очень непростыми ребятами. Никто не в курсе, почему там, – он указал пальцем вниз, намекая на ад, – решили сеять свое семя среди смертных. Лишь им самим известно, с какой целью появились мы.

Оказывается, знала я ничтожно мало. Хотя, ничего удивительного. Знание, что преподнес мне Элрой, казалось мне нереальным. Вера в Бога, рай и ад теперь давалась людям по умолчанию. Если ты родился на земле католиков, то будь добр ходи в церковь по воскресеньям, слушай мессы и возноси молитвы. Все отличное от этого уже считается странным, так же и с другими религиями. Нас с детства заставляют верить в то, что есть какие-то высшие силы, способные вершить судьбы народов.

К счастью или к сожалению, я не была добрым католиком. Семья, где я родилась, оказалась достаточно верующей лишь для посещения воскресных служб. И только. Вера – штука эластичная. Мы подстраиваем её под наш образ жизни, можем бесконечно гнуть и оправдываться перед собой. Большинство так и делает. Но сказать «Я не верю в мифического дядьку на небе, которому есть дело до простых людей – я верю в науку!» – другое дело. Говоря так, ты имеешь смелость отвергнуть веру большинства, и это может быть опасно. Я никогда не говорила подобной фразы. Боюсь, я вообще никогда не задумывалась о вере, Боге и Высших силах.