– Что ты делаешь? – задохнулась Жизель. – Шпионишь за мной?

– Ты можешь стоять и можешь ходить. Mon Dieu,[11] Жизель!

Сестра села обратно в инвалидное кресло.

– Ну и что? – спросила она через какое-то время. – Я пока не хочу, чтобы кто-то об этом знал.

– Но почему? Как давно ты можешь стоять и ходить?

– Некоторое время, – призналась Жизель.

– Но почему ты держала это в секрете?

– К инвалиду лучше относятся, – призналась она.

– Жизель… Как ты могла так поступить? Все эти люди, почти твои рабы… Ты могла ходить еще до папиной смерти? Могла? – потребовала я ответа. Сестра промолчала, но ей и не требовалось отвечать. Я знала, что она могла. – Какой ужас! Ты могла бы помочь ему почувствовать себя намного лучше.

– Я собиралась сказать ему, как только нам позволят вернуться домой и уехать из этого ужасного места, но, пока остаюсь здесь, я не собираюсь никому признаваться, – объявила Жизель.

– Как это случилось? Я хочу сказать, когда ты поняла, что можешь встать?

– Я всегда пыталась это сделать, и однажды у меня получилось.

Я села к ней на кровать, мысли мои были в смятении.

– Ой, только не надо устраивать из этого событие, – приказала сестра, встала и подошла к шкафу. Видеть, как легко она ходит, было странно. Словно мне снится сон. Жизель, снова в полный рост и на своих ногах, предстала передо мной изменившейся. Как будто сестра стала выше и сильнее, чем когда она была прикована к своей коляске. Я несколько мгновений смотрела, как Жизель причесывается, и выплеснула на нее мои предположения.

– Это была ты, правда? – воскликнула я, указывая на нее.

– Я? О чем ты говоришь, Руби? – спросила она, делая вид, что не понимает.

– Это ты была с Баком Дардаром в тот вечер, верно? Поэтому твои туфли испачканы грязью. Ты пробралась туда и…

– Ну и что? Он был единственной шашкой в игре, хотя должна признать, что парень оказался достаточно хорошим любовником. Мне жаль, что он ушел, но, раз тебя обвинили во всем, я подумала, что все складывается отлично. Наконец-то мы отсюда тоже уберемся. Но тут явился твой любовник и вытащил тебя из-под удара. Невезуха.

– Бак думал, что ты это я? Ты сказала, что тебя зовут Руби?

– Сказала, но не знаю, поверил он или нет. Давай смотреть проще, он был счастлив представлять меня тем, кем я была, когда приходила к нему.

– Как часто… И ты всякий раз запирала дверь, – проговорила я, оборачиваясь к двери, а затем переводя взгляд на окно.

– Все правильно. Я вылезала в окно и отправлялась на свидание. Очень возбуждающе, правда? Держу пари, что ты подумываешь сейчас о том же.

– Неправда. – Я встала. – Ты немедленно выйдешь отсюда и расскажешь правду, – сказала я. – Особенно миссис Грей.

– Да неужели? Так я не готова объявить всем, что могу встать и пойти, – ответила Жизель, возвращаясь к креслу.

– А мне все равно, готова ты или нет. Ты расскажешь, – заверила я ее, но она не казалась испуганной. Сестра подкатила в коляске ко мне и тяжелым, холодным взглядом уперлась в меня.

– Не расскажу, – проговорила она. – А если ты хоть словечко шепнешь об этом, то я поведаю миссис Айронвуд о тебе и твоей драгоценной мисс Стивенс. Вот это ее точно добьет.

– Что? О чем ты говоришь?

Жизель улыбнулась.

– Все знают о хорошенькой малышке мисс Стивенс, которая боится парней, но любит проводить время с девочками, – с улыбкой заявила она. – Особенно с тобой, правда?

Мне показалось, что у меня внутри разожгли костер. Огонь гнева охватил мое сердце и воспламенил мозг. Я задохнулась.

– Это отвратительная, ужасная ложь, и если ты скажешь такое кому-нибудь…

– Не волнуйся. Я буду хранить твой секрет, пока ты будешь хранить мой, – объявила Жизель. – Договорились?

Я смотрела на нее сверху вниз, с приоткрытым ртом, но слова не могли сорваться с онемевшего языка.

– Принимаю твое молчание за согласие. Отлично. – Сестра развернулась и подъехала к двери, чтобы открыть ее. – А теперь мне надо немного отдохнуть перед ужином. Ах да, спасибо за то, что убрала у меня в комнате. Мне слишком тяжело справляться одной, пытаясь быть самостоятельной. Мне следует приглашать тебя время от времени, чтобы ты помогала мне в мелочах. Пока мы здесь, – добавила Жизель. – Разумеется, как только мы отсюда выберемся…

– Ты меня шантажируешь, – наконец обвинила я ее. – Вот чем ты занимаешься.

– Я просто стараюсь устроиться как можно удобнее и приятнее. Если бы ты была хорошей сестрой и действительно заботилась обо мне, ты бы в обмен сделала то, чего я хочу.

– Значит, ты собираешься оставаться в этом кресле, чтобы все думали, что ты искалечена?

– До тех пор, пока мне это выгодно, – ответила она.

– Надеюсь, что это будет тебя устраивать вечно, – бросила я и широким шагом дошла до двери. – Мне жаль тебя, Жизель. Ты так себя ненавидишь, что сама даже не понимаешь этого.

– Просто помни, что я сказала, – парировала та, пронзительно глядя на меня прищурив глаза. – Я сделаю то, что говорю.

Я открыла дверь, чтобы вдохнуть свежего воздуха и избавиться от моей сестры-близнеца, чье порочное, самодовольное лицо, несмотря на сходство, ясно показывало, что мы с ней чужие.

Со слушания дела о моем исключении и до самых каникул я всеми силами старалась избегать Жизель и не обращать на нее внимания. Было совершенно ясно – она наслаждается тем, что черное облако ее угрозы висит надо мной. Стоило мне с отвращением взглянуть на сестру, которая якобы сражалась со своим инвалидным креслом или звала на помощь одну из своих приспешниц, чтобы та что-то для нее сделала, как Жизель награждала меня ледяной улыбкой и спрашивала:

– Как поживает мисс Стивенс? – И мне оставалось только с омерзением покачать головой, иногда даже уйти от нее или вернуться к своим занятиям или книге.

Из-за этого постоянного напряжения между нами в «Гринвуде» я отчаянно ждала каникул. Я знала, что по возвращении в Новый Орлеан Жизель начнет развлекаться со своими друзьями и мне легче будет не общаться с ней. Разумеется, мне хотелось увидеть Бо, который звонил мне почти каждый вечер, но я знала, что до отъезда должна навестить Луи. Он позвонил мне и сказал, что предпочитает начать лечение в швейцарской клинике и занятия в консерватории во время каникул, вместо того чтобы провести еще одно, по его выражению, унылое Рождество в имении Клэрборнов. Луи предвидел, что на этот раз все будет еще более безрадостным, потому что я уеду, а его бабушка и кузина станут выражать свое неудовольствие по поводу его поведения во время слушания.

Итак, я отправилась на ужин в особняк в последний день перед началом школьных каникул. Миссис Клэрборн не появлялась. Она даже не стала подглядывать за мной в приоткрытую дверь и тем более не вышла к столу. Мы с Луи сидели вдвоем в огромной столовой при зажженных свечах и наслаждались блюдом из утки, за которым последовал шоколадный торт «Французский шелк».

– У меня для тебя два подарка, – объявил Луи, когда мы покончили с едой.

– Два?!

– Я впервые съездил в город за… не помню уж сколько времени… и купил тебе вот это. – Он вынул из кармана пиджака маленькую коробочку.

– Ах, Луи, мне ужасно неловко. Я ничего не принесла тебе в подарок.

– Это не так. Ты подарила мне свое общество, свою заботу. Ты подарила мне желание снова видеть, снова жить. Невозможно оценить такой дар, но уверяю тебя, – молодой человек на мгновение взял меня за руку, – это стоит куда больше того, что я могу подарить тебе в ответ.

Луи пожал мне руку, поднес ее к губам и поцеловал мои пальцы.

– Благодарю тебя, – прошептал он. Потом выпрямился и улыбнулся. – А теперь открой свой первый подарок и не скрывай своих эмоций. Вижу я пока еще не очень ясно, но слышу отлично.

Я рассмеялась и развязала тоненькую ленточку, чтобы развернуть красивую бумагу и не помять ее. Потом открыла маленькую коробочку, заглянула внутрь и увидела золотое кольцо с рубином в целый карат. Я задохнулась.