(Найду тебя в темноте - 2)

—Клэй—

Прощение.

Такое маленькое слово. Всего лишь восемь букв, но они несут вес целого мира.

Восемь букв между мной и единственным, чего я хотел больше всего в своей жизни.

Говорят, человеку свойственно ошибаться, прощать и понимать. Словно это так легко принять. Ни одно слово во всей истории слов не было сложнее дать и еще труднее получить.

Но мне это нужно. Жажда искупления засела глубоко в моих костях.

Я все еще боролся со своими сомнениями и ненавистью к самому себе. Я не заслужил прощения или понимания. Я не заслужил любовь девушки, которую уничтожил.

Но это не остановило меня от погони за ним.

И не остановит, пока не поймаю.

Пока не поймаю ее.

И может быть тогда, я смогу научиться прощать себя.

—Клэй—

— Ты жульничаешь! Черт побери, ты не мог выиграть шесть раундов в покер! — сказал тощий мальчик за столом напротив меня, бросая свои карты в расстройстве. Я усмехнулся, собирая красные и синие фишки, добавляя их к своей куче.

— Я предупреждал тебя, что нет никакого шанса, что ты сможешь побить меня, Тайлер. Не моя вина, что ты не воспользовался моим советом. — Тайлер проворчал себе что-то под нос, но схватил колоду карт и начал снова их перетасовывать.

Я откинулся на спинку кресла, ожидая, пока мой друг закончит. Я был в центре «Грэй сон» почти три месяца. Меня отправили на девяностодневную программу, и мое время здесь почти закончилось. Осматривая комнату отдыха, я понимаю, что мне, на самом деле, будет отчасти грустно, когда я должен буду уйти отсюда.

Что странно, учитывая, как сильно я боролся, приезжая сюда в первый раз. После того, мой гнев и противостояние лечению угасли, я вроде как стал наслаждаться своим времяпрепровождением здесь и обнаружил, что персонал и другие пациенты сделали нечто, что я считал невозможным.

Она показали мне, как исцелиться.

И это именно то, что я и делаю. Медленно. Не то, чтобы я ожидал идеального выздоровления за три месяца. Я осознал, что мое исцеление займет годы. И были дни, когда я не думал, что буду в состоянии оставить это позади и начну жить достойной жизнью за пределами центра поддержки и безопасности его стен. Но потом были хорошие дни, такие как сегодня, когда я чувствовал, что могу бросить вызов миру.

Что смогу найти свой путь обратно к Мэгги.

— Что за тупая улыбка, бро? Ты выглядишь как идиот, — добродушно сказал Тайлер, раздавая карты. Я моргнул, вырываясь из своих счастливых мыслей, и взял свои карты.

— Ничего, чувак. Просто хороший день.

Тайлер улыбался. Другие ребята, вероятно, выбили бы из меня дерьмо из-за того, что я веду себя, как эмо-размазня. Но только не люди, которые были здесь. Мы все были здесь, потому что нуждались в этих хороших днях. Так что мы понимали, как важно быть счастливым.

— Круто, Клэй. Рад это слышать. Теперь, сфокусируйся на чертовой игре. Я хочу выиграть назад хотя бы часть своих денег, — ответил Тайлер, концентрируясь на своих руках.

Я улыбнулся, прежде чем снова основательно его побил.

* * *

Группа сидела на полу, ребята расслаблялись на объемных подушках. Оглядываясь вокруг, я почти мог представить, что это была просто группа друзей, отдыхающая вместе. Кроме двоих взрослых, которые сидели в центре, задавая им вопросы, такие как: «Расскажите нам об отношениях с вашей семьей» и «Как вы из-за этого себя чувствуете»?

Да, групповая терапия была болезненной.

Темноволосая девушка справа от меня – Мария, которая пребывала здесь, борясь с тяжелой депрессией и распущенностью, вызванными серьезными проблемами с отцом, пыталась выяснить, как ответить на вопрос, который Лидия – женщина-консультант, только что ей задала.

— Просто подумай о самом счастливом воспоминании, связанном с твоей мамой. Это может быть что-то простое, как, например, разговор с ней о прошедшем дне, или когда она улыбалась тебе, — предложила Лидия мягко. Проблемы Марии, как и большинства людей в комнате, были твердо прикованы к отношениям с ее родителями.

Сегодняшняя тема в группе пыталась заставить нас признать положительные аспекты наших семейных отношений. Сказать, что это было тяжело для большинства из нас, было бы преуменьшением.

Я опасался группы, когда мы должны были говорить о наших родителях в более позитивном ключе. Было намного легче выразить, насколько ужасны они были, чем потратить энергию на поиск чего-то милого, что можно было бы о них сказать.

— Эм…Ну, думаю, это было, когда мне было около шести. Тогда мама повела меня в парк, и катала на качелях, — предложила Мария, смотря на Лидию и Мэтта - другого консультанта.

Они кивнули. — Хорошо. И как ты потом себя чувствовала? — призывал Мэтт.

Мария немного улыбнулась. — Это было хорошо. Как будто она... я не знаю... любила меня. —Улыбка на ее лице была грустной, и мое сердце болело за нее. Я слишком хорошо понимал ее необходимость чувствовать любовь матери.

Было еще немного обсуждения, и потом период молчания, пока все давали Марии время, чтобы она взяла себя в руки. Потом была моя очередь. Мэтт выжидающе посмотрел на меня. — Клэй. Что насчет тебя? Какое самое счастливое воспоминание о твоих родителях? — группа посмотрела на меня, ожидая моего ответа. За последние два с половиной месяца, это обсуждение все еще казалось трудной задачей для меня.

Я не был человеком, который очень легко раскрывает личные подробности. Безусловно, они включали в себя Мэгги - человека, которого я больше всего люблю в этом мире, и у меня заняло много времени, чтобы открыться. И если для меня было трудно говорить об этом с Мэгги, то открыться перед группой незнакомцев – это как заставить меня вырывать зубы.

Но со временем, после большого количества индивидуальных и групповых терапий, я обнаружил, что в состоянии расслабиться и говорить больше о том, что я испытал. О том, что я чувствовал, о моих страхах, моей боль, и о том, чего я хотел больше всего в своей жизни. И я обнаружил, что чем больше я говорил, тем лучше я себя чувствовал.

Я начал понимать, что эти люди были здесь не для того, чтобы судить меня или заставить чувствовать себя плохо, когда я говорил о желании убить себя, или как тяжело для меня было не резать себя. Они не смотрели на меня, словно я был сумасшедшим, когда я сломался после особенно мучительной терапии. Это была лучшая поддержка, которую я не чувствовал ни от кого, кроме Мэгги, Руби и Лисы, за всю свою жизнь.

И это ощущалось невероятно.

Так что, со всеми этими взглядами, устремленными на меня, я очень сильно задумался над вопросом Мэтта. А потом, появилось оно. Воспоминание, которое вообще-то было хорошим и не запятнанным гневом и горечью. — Мой отец брал меня на рыбалку. — Лидия улыбнулась мне. — Да. Это было перед тем, как все стало действительно плохо. Мой отец еще не был окружным прокурором, поэтому у него было больше времени на меня. Однажды, он рано забрал меня из школы, и мы поехали на озеро. Я, правда, не могу вспомнить куда именно. Во всяком случае, мы провели весь день за ловлей рыбы и болтовней. Было здорово.

Я понял, что улыбаюсь, вспоминая время, когда я мог быть со своим отцом, не желая разбить его лицо. Мэтт кивнул. — Это звучит круто, Клэй. Спасибо, что поделился этим с нами. — И он перешел к следующему человеку.

Память о том времени, проведенном со своим отцом, заставила меня чувствовать себя хорошо. Я чувствовал себя так намного чаще в последнее время. Меньше сумасшедшей депрессии и гнева, и больше беспечности, которую, как я думал, я не был способен испытывать.