Его слова прервал хриплый клекот. Медленно выпрямившись с закаченными глазами, Мэри Уэлш расхохоталась. Пейдж невольно попятился, чувствуя, как спину холодит липкий пот.

– Ну коне-е-ечно, – протянула она глумливо, непохоже на ее обычный тихий голос. – Разумеется, это была я. Только Мэри здесь не при чем.

– В смысле… что вы хотите сказать? – растерялся инспектор. Миссис Фаррингтон вскрикнула, прижав ладони к щекам.

Не глядя на инспектора, девушка насмешливо пропела:

Я всегда была у тебя под рукой,

Чтобы выполнить любую твою прихоть…

Знакомые строчки старинной баллады вдруг приобрели зловещую окраску. Послышался истеричный шепот миссис Фаррингтон:

– Это не Мэри! Духи могут говорить через человека, когда он находится без сознания… Это голос Рэйчел!

Старая леди нервно вцепилась в руку мистера Фремлинга, и тот привычным движением протянул ей флакон с нюхательной солью.

Словно измученная непомерным усилием, Мэри вновь откинулась на спинку стула. Рядом с ней засуетились доктор с крестной, силясь привести девушку в чувство, и на этот раз инспектор не стал им мешать.

***

Подавленные разыгравшейся сценой, Пейдж с Уолтоном вышли наружу. Длинная ровная аллея уходила вдаль. Пейдж счел нужным заметить:

– Не знаю, где вы раздобыли эту «улику», но ваша находка ничего не доказывает. Я еще вчера обратил внимание на рукава мисс Уэлш, и все пуговицы на них были целы.

Уолтон невесело усмехнулся:

– Эту пуговицу я нашел вчера под столом в гостиной. Мне нужна была любая зацепка, хоть что-нибудь, чтобы заставить девчонку признаться! Это она, Пейдж, я чувствую! Я немало повидал на службе таких тихонь!

– Что ж, надеюсь, вы удовлетворены, – сухо ответил Пейдж. – Хоть бы посоветовались, прежде чем подвергать девушку такому испытанию! В любом случае, я уверен, что ее ждет лечебница, а не тюрьма.

Весь азарт и оживленность инспектора разом исчезли. Он с досадой покачал головой:

– Что-то мне подсказывает, что она снова обвела нас вокруг пальца. Или нет? Вы же доктор, скажите, такое возможно? Могут ли в одном теле ужиться две души, да еще такие разные, как Рэйчел и Мэри?

Пейдж в ответ только вздохнул. Он читал труды Пюисегюра о сомнамбулизме и статьи Брейда о раздвоении сознания. Воображал, что однажды постигнет загадки человеческого разума… Но сейчас он чувствовал себя так, будто заглянул в пропасть.

– Кто может знать, что есть душа? – беспомощно спросил он, подняв взгляд к серому небу. – Это извечная тайна, к которой мы едва осмеливаемся прикоснуться…

Над их головами горело рыжее пламя тополей.

– Держи его!

– Вон он! Я его вижу!

Счастливчик мчался изо всех сил, не выпуская добычи. Пролетел чей-то палисадник, не глядя перемахнул через глиняный вазон с геранью, ловко проскользнул между парой зевак, просвистевших ему вслед. Преследователь не отставал.

Эх, а как всё хорошо начиналось! Он без сучка и задоринки проник в давно примеченный дом. Искомая вещь обнаружилась сразу же, будто нарочно для него была приготовлена. И надо же такому случиться, чтобы на обратном пути влепиться в некстати поднявшуюся хозяйку! Её вопль, казалось, до сих пор звенел у Счастливчика в ушах.

«Деревня! – пропыхтел про себя Счастливчик. – Здесь всем до всего есть дело!» Многие его приятели, из тех, кто побойчее, давно переселились в лежащий внизу огромный город Солхан, а он из какой-то глупой сентиментальности до сих пор обретается здесь. В этом задрипанном местечке уличный парень даже позавтракать не может, чтобы не оповестить об этом полгорода!

Узкая улица, петлявшая вниз, к площади, вдруг ощетинилась ступеньками. По ним навстречу Счастливчику медленно поднималась тучная, одышливая Белка из Зелёного дома, тащившая ведро с водой. На середине лестницы они встретились. Белка, охнув, выпустила ведро. Счастливчик чуть не покатился кувырком, когда его прилично окатило ледяной водой. Раздражённая ругань хлестнула по ушам. Вдогонку ведро звонко отсчитывало ступеньки.

– Что за дурища! – фыркнул про себя воришка, отплёвываясь от воды. – Правду говорят: встретишь с утра бабу с ведром – быть беде!

К счастью, площадь была уже близко. Счастливчика сразу же ослепило яркое солнце, оглушил хоровод голосов и запахов. Дорогу загородил какой-то верзила с корзиной яблок. Счастливчик метнулся вбок, пытаясь его обогнуть. Носильщик споткнулся, запутался в ногах и выронил корзину. Яблоки с дробным стуком рассыпались по брусчатке. Воришка уже улепётывал дальше, петляя между пёстрыми палатками, а вслед ему неслись смешки прохожих и громкие проклятья продавцов.

Преследовавший его человек, слава богам, где-то застрял и отцепился, зато к забавной игре «поймай Счастливчика» подключились мальчишки с Песочной улицы, его давние недруги. Счастливчик мысленно взвыл. Уж эти не отстанут, проверено! Слева вырос удобный сплошной забор, воришка напрягся для прыжка, и тут же над его головой в забор ударил камень. Мальчишки знали все его уловки наизусть.

Счастливчик припустил ещё быстрее, так что вывески на магазинчиках, по которым он когда-то учился читать, слились в сплошную неразбериху. Ничего, вон уже показалась впереди спасительная улочка. Теперь он точно уйдёт! Та улица была совсем короткой и в конце перегорожена ажурными воротами, ведущими в пышный сад, принадлежащий одному местному богатею. Он, Счастливчик, проскользнёт через ворота, как нож сквозь масло, а его преследователи пусть себе бьются лбами о железные створки.

Все толковые ребята из друзей Счастливчика знали этот проулок наизусть. Надежда на близкое спасение придала сил. Ноги враз окрепли, прибавив ему прыти.

***

За пару часов до начала этой драматичной погони Старик, прихватив кружку чая, вышел на крыльцо своего старого дома в Солхане, неторопливо осмотрелся. Соседние дворы ещё спали, в утренней тишине слышалось ритмичное дыхание моря, в глубине Полуострова синели далёкие горы. Старик прихлёбывал чай, наблюдая, как утреннее нежаркое солнце неспешно прогуливается по крышам. День обещал быть чудесным.

С тех пор как его дети и внуки разъехались кто куда, он остался в пустом доме один, как камешек в гулкой раковине. Только в горах, в небольшой деревушке жили его дальние родственники, в основном, такие же старики, уже прочно осевшие здесь и отказавшиеся от намерений покорить большой мир. Летом каждую неделю Старик раз навещал их там наверху, забирал сыр и молоко, подвозил продукты. Он проделывал это с педантичностью пожилого человека, располагающего массой свободного времени и иногда страдающего от недостатка разнообразия в жизни.

Старик грел руки о кружку и предавался мыслям. Когда он был помоложе, ему тоже случалось помогать пастухам пасти коз и овец в закрытых горных долинах. С годами воспоминания не стёрлись, даже будто бы стали ещё ярче. Он хорошо помнил пьянящий воздух высокогорных лугов, живой пушистый ковёр из сотен овечьих спин. За день они так прогревались солнцем, что от них чуть ли не пар шёл. Помнил утомительную бесконечную дойку, от которой поначалу с непривычки сводило пальцы. И не дай боги произнести кому хоть слово, пока молоко не будет слито в огромный котёл, подвешенный над огнём. Это действо должно было происходить в молчании. Иначе, согласно примете, волки так проредят твоё стадо, что и доить будет некого. Старик вспоминал ночные дежурства в компании самых опытных пастухов, умеющих говорить с духами. Когда таинственная, пахнувшая шафраном темнота подступала к самому костру, и навязчивая дремота прерывалась яростным лаем собак. Поди угадай, кого там принесло в темноте. Бывало, что и волков.

– Да… – прервал Старик воспоминания и постучал по перилам крыльца. – Эй, Джумбо! А помнишь, как ты чуть с волком не сцепился?

Под крыльцом послышалось недовольное ворчание и приглушённая возня. Старик усмехнулся. По нынешней жаре старый пёс совсем разленился и целыми днями спал, отыскав местечко попрохладней.