— Шагай, — строго приказал Девейн, когда Мэтью начал замедлять шаг.

Женщина продолжала двигаться в танце и какое-то время еще оставалась в поле зрения. Мэтью отметил, что она была очень худой, и платье висело на ней очень свободно, несмотря на плотные завязки. Он невольно подумал о том, что если отрава выжгла ее сознание практически полностью, оставив лишь страсть к танцу, то, возможно, она будет продолжать танцевать, пока не упадет замертво.

— Вот нужный дом, — объявил Девейн и двинулся вперед к домику с соломенной крышей и бледно-голубой рамой на окне. Он повернулся к Мэтью и произнес с недружелюбной улыбкой. — Я буду ждать здесь.

Мэтью подошел к двери. Его сердце вновь бешено заколотилось в груди. Он поднял руку, чтобы постучать…

… и в следующее мгновение дверь открылась, и девушка с копной медно-рыжих волос, мысли о которой не оставляли его последние несколько месяцев, бросилась в его объятия.

— Я видела, что ты идешь! — полушепотом выдохнула Берри прямо ему на ухо. — Я не могла дождаться! Они сказали мне, что кто-то приехал, но я вынуждена была остаться здесь… но я бы выбралась на улицу, чтобы встретить тебя, если б только знала… мне сказали остаться внутри, и я не…

— Тш-ш-ш, — качнул головой он, нежно приложив палец к ее губам и посмотрев в ее глаза впервые за эти мучительно долгие три месяца.

Она выглядела уставшей, с синеватыми кругами под глазами, выражение которых также было измученным. Они все еще были глубоки, как бездонные водоемы, но сейчас чьи-то грубые ботинки словно взбаламутили ил на их берегах. С другой стороны, подумал он, она была все так же дико, самобытно, непревзойденно красива. Ее волевые черты лица, ее аккуратный носик, усыпанные веснушками щеки, ее непослушные локоны рыжих волос, переливающихся в свете утреннего солнца, бодрящий лимонный аромат, тепло ее тела, близость ее губ… он чуть не пошатнулся и не завалился на спину от головокружительного, пьянящего чувства, охватившего его рядом с ней. Она только плотнее прижалась к нему, и он обнял ее еще крепче. Так они и стояли некоторое время: сердце к сердцу, и их слитые воедино тени падали к самым мыскам ботинок Девейна.

— Давай пойдем внутрь, — предложил Мэтью. Его голос был одновременно бодрым и чуть ослабевшим от эмоций. Слезы начали жечь ему глаза. Он сморгнул их, потому что они выдали бы Берри его страх, а Мэтью не мог — не должен был — показывать ей ничего подобного.

Обитель Берри не сильно отличалась от его собственной, за исключением того, что в своем очаге она разожгла огонь. После того, как дверь закрылась, Мэтью просто не сумел отпустить ее руки.

— Я до сих пор не могу поверить, — сказал он. — Что ты здесь, что… я здесь и… о, Господи, как же я рад тебя видеть!

Она снова обняла его, и он обвил свои руки вокруг ее талии. Голова его снова закружилась от пьянящей радости и одновременно от ужасающего страха за ее жизнь.

— Я так сожалею обо всех тех жутких вещах, что я наговорил тебе! — виновато опустив голову, проговорил он. — Ты сможешь когда-нибудь меня простить?

— О каких вещах? — спросила Берри, пока ее руки по-прежнему покоились на его плечах.

— Ты знаешь. О тех… я… впрочем, не стоит это вспоминать, следует отпустить прошлое. Просто пойми, что я преследовал лишь одну цель: я хотел защитить тебя.

— Я понимаю, — сказала она. — Я знаю также, что ты не хотел, чтобы я приезжала сюда.

— Будь моя воля, ни один из вас не оказался бы тут! — он снова посмотрел ей в лицо. Она улыбалась немного грустно, и ему показалось, что ее глаза… они были слишком туманными. Взгляд его поймал наполовину осушенную бутылку прозрачной жидкости — вода, не «Белый Бархат», тут же понял он — на прикроватном столике в спальне. Чашка стояла прямо рядом с бутылью.

— Послушай, — сказал он. — Я не собираюсь сдаваться. Я сделаю все, чтобы вытащить нас отсюда. Тебя, меня, Хадсона, и… и еще одного человека, которого я хочу отсюда вызволить. Так что я знаю, насколько мрачно и безнадежно все выглядит сейчас, и я молил Бога, чтобы ты никогда не оказалась в такой ситуации, но я прошу тебя оставаться сильной и храброй и…

— Да о чем ты говоришь? — спросила она, отойдя на пару шагов назад.

— О ситуации! — повторил он. — О нахождении здесь! Я собираюсь найти способ вытащить нас всех отсюда. Куда они забрали Хадсона?

— Они… — она нахмурилась, и показалось, что по лицу ее пробежала тень, изменившая ее выражение на то, с которым он ее никогда прежде не видел. Мэтью с ужасом понял, что не узнает Берри. — Я полагаю, его отвели в другой дом, который ему любезно предложили.

Мэтью не ответил. Любезно предложили. Ему не понравилось, как это прозвучало. Ее глаза… туманные… расфокусированные… как мутные болота, полные грязи…

— Берри, — наконец, он собрался с силами и взял ее за плечи. — Ты знаешь, где ты находишься?

— Конечно, глупенький, — ответила она с кривой усмешкой, столь же быстро соскользнувшей с ее лица. — Мы находимся в красивой деревне в Уэльсе. А где, ты думаешь, мы находимся, Эштон?

У него во рту уже родился ответ, который вновь провалился обратно, потому что услышанное долетело до него как через слой ваты.

— Что?

— Я спросила, а где, ты думаешь, мы находимся? — она одарила его недоуменным взглядом, а затем снова обняла его и по-сестрински поцеловала в щеку. Она отошла на пару шагов, оставив руки Мэтью хватать воздух. — Я поверить не могу, что ты нашел нас, Эштон! И ты проделал весь этот путь… почему? Они сказали мне прошлой ночью, что утром кое-кто придет проведать меня, но я не знала, кто это может быть. А потом… а потом я увидела тебя в окно, и… я просто не могла удержаться! Ты покинул Нью-Йорк сразу после нас? Но расскажи мне… серьезно… я знаю, что ты не хотел, чтобы я сюда приезжала… и, да, я помню, что ты сказал, что эта поездка — рискованное и отчаянное мероприятие, но… почему ты решил последовать за мной?

Ему захотелось потрясти ее, чтобы разбудить. Захотелось прокричать: посмотри на меня! Посмотри на меня и скажи, кто я, но он не сделал этого, потому что боялся. Он думал, что должен быть теперь очень осторожен — в самом деле осторожен — потому что, огромное количество эмоций, пробежавших по ее лицу, напоминали гром отдаленной грозы. Он вновь посмотрел на бутыль с водой. Наполовину осушена. А сколько еще таких она выпила? И вот теперь он стоял здесь, перед женщиной, которую любил, перед женщиной, с которой — он, наконец, осознал — хочет провести всю жизнь, а она была одурманена настолько, что находилась на краю безумия.

Она видела перед собой Эштона Мак-Кеггерса, глядя на Мэтью, это было совершенно очевидно. Но почему? Почему его? Что этот наркотик заставил ее почувствовать, каким образом затуманил ее разум и отравил зрение?

Он сказал.

— Так… — потребовалось мгновение, чтобы он смог продолжить. Она смотрела на него нетерпеливо и вдруг подалась вперед и взяла его за руку. Если она и способна была разглядеть татуировку между его большим и указательным пальцами правой руки, она предпочла ее не заметить. — Так… — повторил он. — Ты не нашла… — Господи, как же тяжело было говорить с ней вот так! Это был сущий кошмар. Он чувствовал, что вот-вот расплачется, но заставил себя продолжить. — Ты не нашла Мэтью?

— Нет, — ответила она, и глаза ее потускнели. — У нас есть друг здесь… он преподаватель в местном университете, как я понимаю. Его зовут… доктор Идрис. Да, кажется, правильно. Он говорит, что поможет нам найти Мэтью. Хадсон говорил с ним.

— Это Хадсон тебе сказал?

— Нет. Другой человек. Но он сказал, что Хадсон рассказал все доктору Идрису, и доктор пообещал помочь нам. Я его не встречала, но, похоже, он очень хороший человек, раз проявляет такое участие.

— Я в этом уверен, — процедил Мэтью сквозь плотно стиснутые зубы. Его желудок натужно сжался, и молодой человек испугался, что от напряжения его вывернет наизнанку прямо здесь, в этой опрятной и аккуратной гостиной. — Берри… пожалуйста… скажи мне, как вы с Хадсоном добрались до этого места?