Внезапно ни Мэтью ни Рори не захотели открывать рот.

— О, да будет вам! — почти обиженно воскликнул Нодди. Он поправил свои очки, съехавшие почти на кончик носа. — Я вам так скажу со всей откровенностью, — продолжил он, садясь на стул и устраиваясь поудобнее, пошевелив ягодицами. — Все начинают говорить. Неважно, какими сильными и выносливыми люди себя полагают и насколько бережно хранят свои секреты… все в итоге рассказывают всё, — его густые брови подпрыгивали, пока он говорил, подчеркивая каждое предложение, как знаки препинания. — Это, как принято говорить, лишь вопрос времени. И потери крови. О, дорогуши! Вы думаете, что кто-то с ее богатством мог бы нанять слуг, чтобы иногда чистить эту комнату от крови, не так ли?

И каким мог быть правильный ответ? Никаким. Мэтью остался молчаливым. Рори потерял контроль и рванулся в своих путах в тщетной, отчаянной попытке освободиться. Нодди смотрел на него так, словно наблюдал за стараниями угодившей в капкан собаки.

Затем дверь снова открылась. Прибыла хозяйка дома.

Матушка Диар — на самом деле ее звали Мириам — была одета в малиновое платье с черными рюшами спереди. Ее грубые рабочие руки были скрыты черными кружевными перчатками. Хлопковое облако ее волос украшали золотые заколки, которые Мэтью прекрасно помнил. Она была такой же, как тогда, на Острове Маятнике — твердой, с мощным телом, с нескрываемым выражением превосходства на лице, как мамаша в публичном доме, посягнувшая на роль королевы бала, только на этот раз присутствовали три существенных различия: оба ее лягушачьих глаза почернели и опухли, как, впрочем и все ее и без того огромное лицо. Недавно она получила от кого-то целую серию хороших ударов.

— Наш Мэтью, — сказала она, но голос ее был холодным и плоским, а слова вылетали сквозь стиснутые маленькие шлифованные зубки. Глаза ее под темными капюшонами век сдвинулись в сторону Рори. — И ты, — она издала цокающий звук, полный разочарования. Ее взгляд вернулся к Мэтью. — Понравилось представление?

— Понравилось, — Мэтью изо всех сил старался не показывать в своем голосе испуг. Пожалуй, это потребовало таких усилий, на которые не был способен даже Черный Дикарь. — Не думал, что вы и это место уже под себя подмяли.

— Мои люди наблюдают за множество мест, дорогуша. Потребуется некоторое время, чтобы созвать их всех из доков и с дорог. Мои люди проходят через каждый экипаж и досматривают каждую повозку под видом констеблей. Ищут Плимутского Монстра, который может пытаться избежать правосудия, которого так заслуживает.

— Хорошая идея. Вы явно не хотите, чтобы этот сукин сын сбежал.

— В точку. Так уж вышло, что являюсь большой поклонницей «Булавки». Там я прочла о Черном Дикаре, на которого ходила посмотреть на прошлой неделе. Кстати, особенное удовольствие мне доставил клоун. И тогда я подумала… хммм… он очень сильно напоминает того африканского гиганта без языка, твоего друга с обезображенным лицом, которого мы держали в клетке на Острове Маятнике. Я подумала… если ты не уверен в том, что приключилось с тем самым гигантом, то, наверняка, придешь сюда, чтобы подтвердить или опровергнуть свои догадки. К тому же я уверена, что таких дикарей не так уж много. Что ж, — она пожала плечами. — Когда мы оккупировали дороги и доки, взяли под наблюдение весь Уайтчепел, я подумала… стоит послать людей и на улицу Давз-Уинг. Пусть следующие несколько ночей они там побудут и посмотрят в оба. И видишь?

Мэтью сохранил молчание.

— Я восхищаюсь человеком, которые преследуется законом Лондона и законом Профессора Фэлла и который выбирает скрываться в толпе, чтобы посмотреть цирковое представление, — сказала Матушка Диар с легкой ухмылкой. Но иногда в сложных ситуациях мы все можем не суметь мыслить трезво, верно?

Мэтью ничего не сказал. Его взгляд скользил по множеству пугающих инструментов, разложенных на столе.

— Да, — продолжила Матушка Диар. — Ты правильно боишься их, дорогой Мэтью. Какой беспорядок ты устроил на Острове Маятнике! Господи, этот прекрасный замок и почти треть всего острова… была погребена в море. Ты хоть представляешь, чего это стоило Профессору?

— Представляю, — решил, наконец, ответить Мэтью. — Он уполз куда-то зализывать раны и некоторое время сидел в подполье, а в это время в городе на арене появился новый игрок. Он обозначает свою работу дьявольским крестом, и этим утром он…

— Порезал Черноглазое Семейство, убив их всех и украв «Белый Бархат». Да, я была там сегодня в полдень, — ее глаза обратились к Рори. — Точнее, мне стоило уточнить: убив всех, кроме одного. Где же ты был, дорогуша?

— Он был со мной, — ответил Мэтью.

— О! И кто-то из вас имеет отношение к смерти Фроста и Уиллоу рядом с таверной «Три Сестры»?

Мэтью вновь промолчал, а Рори опустил глаза в пол.

— Ну, конечно, вы оба имеете! Или… к примеру… вы оказались втянуты в эту историю, так ведь? Потому что Фрост и Уиллоу были заколоты мечом. Этот кинжал, который был у тебя в плаще, разумеется, хорош, но такую работу он бы с моими людьми не проделал, верно?

У Мэтью во рту пересохло. Вся жидкость из его тела, казалось, испаряется вместе с потом. Он прекрасно понимал, к чему вела Матушка Диар. Плащ.

— Джулиан, — обратилась она. — Принеси мне эти вещицы, будь так добр.

Светловолосый молодой человек, ожидавший прямо за дверью, вошел, в одной руке неся листок бумаги, на которой был записан вызов, брошенный Профессору Фэллу, а во второй — маску Альбиона.

Матушка Диар взяла оба предмета. Она обмахнулась листком, словно веером, выражение ее лица не изменилось ни на йоту с того момента, как она появилась в этом помещении.

— Этот стишок… смехотворно драматичен, — сказала она. — И никакого значения ни для кого не имеет.

— Дантон, возможно, думает иначе, — ответил Мэтью.

Она перестала обмахиваться на секунду. Затем снова начала.

— О, простите, джентльмены, — обратился Мэтью к четверым мужчинам в комнате. — Теперь вы знаете, что настоящее имя Профессора — Дантон Идрис Фэлл. А еще знаете, что он мулат, и Матушке Диар придется убить вас за то, что вы теперь в курсе этой информации.

— Мне выйти? — спроси Нодди с заметным беспокойством. Небольшие капельки пота заблестели у него на лбу.

— Разумеется, нет, — ответила Матушка Диар, продолжая обмахиваться. — Мы сейчас оставили такие секреты позади, потому что, как я сказала, они не имеют никакого значения, — она улыбнулась своей лягушачьей улыбкой нервничающему дантисту. — Но не стоит трепать языком попусту, Теодор. Он не желает стать всеобщим достоянием.

— Вы можете рассчитывать на меня, как и всегда.

Внезапно Рори выпалил:

— Что вы собираетесь с нами сделать?

Мэтью поморщился. Он явно не хотел получать ответ на этот вопрос в ближайшее время.

Матушка Диар проигнорировала его.

— Судя по метке на твоей руке, — она кивнула на руку Мэтью. — Ты стал членом Семейства. Какая прелесть! Молодой джентльмен из Нью-Йорка прибыл в Лондон, чтобы превратиться в уличный мусор! Просто чудесная история!

— Вы считали Семейство уличным мусором, когда от имени Профессора Фэлла позволили им продавать «Белый Бархат»?

— Я думаю, мне все же лучше выйти, — сказал Нодди.

— Оставайтесь на месте! — резко прикрикнула она. А затем продолжила притворно нежным голосом. — Мэтью, это все бизнес. Каждый делает свое дело. В бизнесе нет ни хороших, ни плохих. Есть просто прибыль или убытки. Ты это понимаешь?

— Я понимаю, что в «Бархате» есть какое-то наркотическое вещество, которое вызывает чудовищное привыкание и превращает людей в безумных зверей.

Нодди сказал:

— В самом деле, мне стоит…

— Тш-ш-ш! — шикнула она на него. — Вы слышали вещи и похуже, но просто затыкали их пломбами, — некоторое время она молча смотрела на Мэтью, словно выказывая уважение, затем повторила. — Бизнес. На улицах огромное количество марок джина, Мэтью. Множество других. Почему не создать один, который… скажем… будет содержать особый ингредиент, чтобы этот продукт нашел свое незыблемое место на рынке? И ведь люди любят его, Мэтью! Они не могут им насытиться! Они сбивают руки в кровь и стирают ноги до костей, готовы взяться за любую грязную работу, только бы получить маленький глоточек. Страдание и отчаяние этих людей — ужасны. И мы позволяем нашим бедным маленьким покупателям совершить побег. От реальности. Причем за совсем небольшие деньги, в самом деле. Что же в этом плохого?