Ночь была безлунной и безветренной, но тихой ее назвать было нельзя: на сортировочной станции Савеловской железной дороги громыхали вагоны, изредка со стороны Шереметьевской улицы доносился рокот проносящихся грузовиков, где-то неподалеку брехала собака, играла гармонь, слышались возгласы и счастливый смех. Фонари на этом участке Марьиной Рощи установлены не были и в призрачном свете звезд угадывались ряды молчаливых изб, все до единой с задраенными ставнями. Трухов прятался за навозной кучей позади курятника, он был одним из четырех сотрудников, расставленных по периметру объекта наблюдения, еще трое следили из окна строения напротив, а восьмой, с непринужденным видом засунув руки в брюки, расхаживал взад вперед по проезду на случай возможных сюрпризов. Трухову не нравились его обязанности, по специальности он был звукотехник, обученный расставлять микрофоны. Сейчас ему следовало бы сидеть с наушниками в вагончике, подслушивая разговоры москвичей, но в связи с нехваткой сотрудников начальство включило его в эту группу. Его знобило и лихорадило, у него капало из носа, он поднял воротник своего пиджака и застегнулся на все пуговицы. С нетерпением он ждал рассвета и драматического штурма со стрельбой газовыми баллончиками во все окна. Наган, заткнутый за поясной ремень, давил на живот и ему еще больше хотелось есть. Трухов сильно желал вернуться в свою коммунальную квартиру, схавать горячий ужин, приготовленный ему женой, и завалиться спать. Во все глаза таращился он в сторону своего объекта, угловатые очертания которого вырисовывались на фоне тусклых созвездий. Внезапно Трухов насторожился и сонливость его как рукой сняло. В ночной тиши он услышал противный скрип открываемой оконной рамы, крадущиеся шаги, шорох и хруст древесных щепок под ногами; две тени перелезли через забор и исчезли между сараев позади домов на параллельной улице. Мяукнув кошкой, как его учили, Трухов дал знак своим напарникам и устремился в погоню. Боясь потерять преступников, он почти вплотную приблизился к ним, надеясь, что его партнер Ветров услышал условный сигнал и следует за своим коллегой. Но темнота путала и ломала все школьные правила, и получалось не по учебнику. В классе им преподавали, что второй агент следует за первым на приличном расстоянии, за ним следует третий, каждый готовый отреагировать на любые действия ведомого. Однако, партнеров не было ни слуху, ни духу и Трухов заробел. Вдобавок он спотыкался на каждом шагу и это создавало ненужный шум. Подозреваемые, ничего не замечая, шагали бок-о-бок, быстрой походкой, напоминая пару неугомонных рысаков. Один из них, как сумел разглядеть Трухов, тащил на спине объемистый мешок. В этот момент нога преследователя опять попала в колдобину, он упал на колено, ушибся, но когда поднялся и осмотрелся, то преследуемых и след простыл. Куда они могли деться? Трухова захлестнула паника. Вдобавок ни зги не видно! Он остановился в расстерянности. Может они свернули во двор? Трухов сделал несколько шагов к распахнутым воротам и получил жестокий удар по голове. Ниязов отер окровавленную рукоять пистолета и вдвоем с Глебовым затащил обмякшее тело сотрудника МВД в бурьян за отхожим местом. Глебов вытянул наган из-за пояса жертвы. «Теперь я тоже вооружен,» похвастался Вождь. Его товарищ готов был помчаться дальше, но Глебов, протянув руку, удержал его. «Подожди,» прошептал он. «За ним должен следовать другой. Его тоже надо обезвредить.» Они услышали приближающийся дробот шагов. «А вот и он. Сейчас я его приманю,» прошептал Глебов и, когда агент поравнялся с засадой, легонько свистнул. Ветров остановился, как вкопаный, повернулся, но близко подойти не решался. «Трухов, это ты?» спросил он слабым голосом, выставив перед собой пистолет, ходуном ходивший в его согнутой руке. Ответом было молчание. Тем временем ночь была на исходе. Прохладный предрассветный ветерок доносил со стороны железной дороги гудки маневрового паровоза и лязг буферов, гармошка на соседней улице перестала играть, но слышались воркующие голоса влюбленных, небо на востоке начинало сереть, звезды побледнели и выступили утренние облачка. Ветров был в растерянности — фонарик ему министерство не выдало и он, покопавшись в своих запасах, вынул из кармана коробок и зажег спичку; толку от ее огонька не было никакого. Спичка быстро сгорела, обожгла палец и все опять погрузилось в темноту. Опасаясь ловушки, войти в ворота Ветров не решался, и принял соломоново решение — засунул в рот жестяной свисток и сильно дунул. Его пронзительная забористая трель пробудила всю округу: забрехали собаки, заквохтали куры, заскрипели открываемые форточки. Из глубины сероватого мрака прозвучал отдаленный ответный свист, за ним другой и третий. Ветров опять, что было мочи, дунул. Оглушенные, Ниязов и Глебов больше не ждали. Стрелять в агента не имело смысла и они закоулками стали уходить, пробираясь на другую улицу. Когда они пересекали разбитую, немощеную дорогу, свистки доносились отовсюду. Откуда не возьмись вспыхнул ослепляющий луч прожектора, железный голос гаркнул, «Стой! Кто идет?!» Перед ними стояла цепочка солдат. «Мы опаздываем на работу,» ответили они подошедшему майору. «Хорошо. Документы есть?» добродушно спросил oн. За сегодняшнее его ночное дежурство это было третье задержание и всех прохожих он отпустил. Наши герои не были подготовлены к такому повороту событий. Их загримированные внешности не соответствовали безукоризненным удостоверениям офицеров МГБ, которые они сейчас вложили в его протянутую руку. Mайор с непроницаемым видом вернул им документы и спросил, «Что в мешке?» Глебов заподозрил неладное, почему майор так легко отдал их бумаги? Но папки с грифом «совершенно секретно», спрятанные в ноше, ни в коем случае показывать было нельзя — они немедленно изобличат! Что делать? Остается одно — прорываться силой! Почти одновременно выхватив свое оружие, oни рванулись и побежали. Глебов и Ниязов успели сделать два-три выстрела в офицера и солдат, но прошитые автоматными очередями, тут же упали замертво. Они сражались до конца и даже повергнутые в прах сохранили величие. Их тела в неудобных позах застыли в лужах крови на глинистой растрескавшейся земле. Пули поразили Ниязова в шею и в висок, он умер мгновенно; Глебову автоматная очередь попала в грудь, разорвав телогрейку. Вождь лежал навзничь, раскинув руки, оборванный и худой, как скелет; лицо его повернулось к небу, но глаза сомкнулись навсегда. С кошмарным воем появился медицинский фургон; в него быстренько уложили раненых солдат и отправили в больницу. Через полчаса тарахтя и подпрыгивая на ухабах подъехал черный закрытый грузовик; из-под его колес летела грязь. В кузов швырнули тела Ниязова и Глебова, с грохотом заперли задний борт и отправили мертвецов в морг. Стало совсем светло. На голубоватом небе засверкало восходящее солнце. Звонко закричали петухи, по тропинке к автобусной остановке пошли люди. Через час приехало большое начальство; их солидные автомобили расположились на обочине. В вспышках фотоаппаратов, в толчее десятков лаборантов и техников, дознаватели начали дотошное расследование.

Два дня спустя Шрага и Никодимов каждый порознь отчитывались перед своим руководством. Каждый из них валил причину неудачи на другого, но результат от этого не менялся — успехом запланированную и скоординированную операцию назвать было нельзя. Берия клокотал. В мешке, подобранном на месте боя было обнаружено лишь восемь секретных папок, отсутствовали три и в их числе самый драгоценный скоросшиватель, содержащий наступательные планы СССР. Потери врагов также оказались незначительны — был убит лишь один бандит, а второй внезапно ожил и сбежал по пути в морг. Их сообщница, пожилая женщина, скончавшаяся от сердечного припадка в доме Љ 32, была не в счет и не играла серьезной роли. «Вы представляете какие матерые враги советской власти гуляют на свободе?!» стучал по столу Берия. «Вы представляете какие секреты они похитили?! Головорезы были у вас в руках и вы их упустили! Где они сейчас?!» Подчиненные немели и бледнели, проклиная про себя тот злосчастный день, когда поддались глупой романтике и связались с органами. Нарастающее волнение и сумятица захлестнули оба министерства. Разбирательство достигло самых верхов. Опять засновали черные лимузины, застучали телетайпы, захлопали двери и томные секретарши стали гнать посетителей, яростно выкрикивая, что «министра сегодня нет и не будет!» Был объявлен всесоюзный розыск и хорошо известные нам Шрага, Никодимов и Нинель Полторацкая получили широчайшие полномочия. Все они, за исключением Шраги, знали разыскиваемых в лицо. Как показало дальнейшее, решение включить в эту группу видавшую виды чекисткую даму было по-марксистски правильным: Нинель Ефнатьевна внесла ценнейший вклад в поиски наших героев. Поразительно, но ее шпионский нью-йоркский опыт оказался незаменимым на золотоносных приисках Колымы. No kidding!