Между тем, он занялся внутриполитическим шпионажем и здесь также достиг значительного успеха: ему в руки попал секретный архив графа Витте, благодаря чему он лишил этого государственного деятеля его министерского кресла, направив куда следует компрометирующие министра документы. Вскоре после этого он продал важные российские государственные сведения революционеру Бурцеву, который на основании этих данных развернул в Америке антироссийскую кампанию. Кроме того, Мануйлов дважды встречался с попом Гапоном: один раз, чтобы под видом убежденного революционера подбить Гапона к массовому выступлению против правительства, что привело к «Кровавому воскресенью», в другой раз, чтобы по заданию руководства уничтожить Гапона.
Впрочем, наряду с этими значительными государственными акциями Мануйлов не пренебрегал и мелкими частными предприятиями: высланным евреям он обещал получение вида на жительство за большие денежные суммы и не выполнял обещания, многим людям причинил значительный материальный ущерб, якобы желая освободить от воинской повинности, и временами для своих личных целей устраивал еврейские погромы.
Опьяненный чувством безнаказанности и, возможно, также из-за неукротимого духа предпринимательства Мануйлов тогда сделал слишком много «хорошего», и это повлекло за собой судебное следствие, грозившее перерасти в огромный скандал. Но и в этот раз он сумел избежать наказания, так как прокурор, который вел это дело, внезапно получил от своего начальства лаконичное приказание закрыть дело. Спустя некоторое время коллежский асессор снова приобрел влияние и стал шантажировать богатого полковника Межозуди. Когда началась война, он умело лавировал между двух враждовавших группировок, пока премьер-министр Штюрмер не назначил его государственным секретарем.
Петербургское общество прекрасно знало о темном прошлом и настоящем этого человека, но слишком хорошо было знакомо с его властью и опасностью его влияния, чтобы отказывать ему в подобострастном внимании. Сам он был преисполнен сознания своего величия, и внешне это проявлялось в самоуверенной и гордой походке.
Появившись в приемной у Распутина, он в дверях стянул перчатки, небрежным движением отдал горничной шляпу, пальто и трость с серебряным набалдашником, слегка приветствуя присутствующих и вальяжно покачиваясь, подошел к старцу.
До прихода Манасевича-Мануйлова Григорий Ефимович как раз собирался помочь просителю, который старался поподробнее изложить свое дело. С большим интересом Распутин выслушал просьбу и задумался, что он может сделать для бедняги. Но при появлении коллежского асессора Распутин просто оставил неудачливого просителя, через секунду полностью забыл о нем, порывисто устремившись навстречу гостю, обнял его и расцеловал в обе щеки.
С выражением снисходительного превосходства коллежский асессор высвободился из объятий святого отца и прежде, чем войти в рабочий кабинет, переполненный агентами, они еще несколько минут ходили по прихожей, и Мануйлов поспешно излагал новости.
Собравшиеся в прихожей часто имели возможность наблюдать торопливый, вполголоса, разговор Распутина с Мануйловым. Изящным и небрежным жестом коллежский асессор взял старца под руку и приглушенным голосом что-то шептал ему. Посетители могли расслышать только несколько слов, и им приходилось довольствоваться в основном мимикой; но и этого было совсем не мало. Внешний вид Мануйлова, его независимая, беззаботная улыбка, манера запросто брать под руку высокочтимого чудотворца — все это резко отличалось от поведения остальных людей в этом доме. Кто бы ни приходил сюда: офицеры в высоких чинах, кандидаты в министры, жадные дельцы, бедные студенты, полные страстного ожидания женщины, — у всех на лицах была робкая покорность, страх и смирение перед удачливыми честолюбцами или истеричными восторженными почитателями, тогда как весь облик Мануйлова дышал спокойствием совершенно уверенного в себе мерзавца.
В разговоре с ним даже старец, казалось, странным образом преображался. Когда обиженные просители, к которым Распутин не проявлял никакого интереса, видели обоих мужчин бок о бок прогуливающихся взад и вперед, у них было ощущение, будто все, что придавало облику старца оттенок монашеской доброты и отеческой заботы, слетало разом, словно маска. Перед ними внезапно возникало грубое лицо хитрого крестьянина, и даже борода, ранее придававшая старцу такой почтенный и благочестивый вид, в такие моменты превращалась в развевавшийся рыжеватый клок волос торговца лошадьми. Смущенные таким непонятным преображением просители растерянно таращились на Григория Ефимовича. Их охватывало жуткое и неприятное чувство, не проходившее до тех пор, пока Мануйлов не выпускал руку святого отца и старец с отеческим и добрым лицом, простирая десницу, не обращался снова к своим овечкам. Только тогда исчезало адское видение, на минуту поколебавшее их веру в святость Распутина.
Мануйлов, как никто другой, знал все слабости праведника. Он настолько хорошо был осведомлен об этом, как может быть осведомлен партнер о нечистоплотных сделках своего компаньона. Возможно, он был единственным человеком, не поддававшимся чарам Распутина, потому что такие чувства, как уважение, покорность, поклонение были вообще незнакомы многоопытному коллежскому асессору. С Григорием Ефимовичем его неразрывно связывали трезвые деловые отношения и сознание, что тот является важным фактором в его собственных коммерческих сделках.
Прежде, чем начать сотрудничать с Распутиным, Мануйлов был одним из самых ожесточенных его противников, так как ему казалось, что, будучи противником чудотворца, легче втереться в доверие к его врагу, влиятельному генералу Богдановичу. Но в одну из бессонных ночей он пришел к выводу, что лучше сменить личину, тем более, что именно тогда министр внутренних дел Маклаков выступал на стороне старца. С этого момента Манасевич-Мануйлов стал причислять себя к самым ревностным и преданным приверженцам Распутина и немедленно раскрыл ему интриги кружка генерала Богдановича.
Вскоре выяснилось, что новая позиция благоприятствует его карьере. О его преображении узнала императрица и не поскупилась на похвалу, таким образом Мануйлов быстро продвинулся вперед и в конце концов стал секретарем премьер-министра. Именно благодаря посредничеству Манасевича-Мануйлова Распутин ближе познакомился с Борисом Штюрмером. Коллежский асессор
устроил им встречу в квартире своей знакомой актрисы Лерма-Орловой, и Григорий Ефимович должен был там решить, является ли Штюрмер подходящей кандидатурой на пост премьер-министра.
Эта встреча сопровождалась довольно драматическими обстоятельствами: Мануйлов, страстно влюбленный в Лерма, именно в этот день уличил свою подругу в измене и установил, что она обманывала его с учителем верховой езды Петцом. Он рассвирепел от ревности и обиды и уже собирался прикончить свою возлюбленную, когда раздался звонок и вошел Штюрмер; спустя несколько минут появился и старец.
От этой беседы Распутина и Штюрмера зависело дальнейшее будущее Мануйлова, потому что Штюрмер, в случае избрания его премьер-министром, обещал ему многое. Таким образом, бедный Мануйлов пребывал в тот день в невыносимом разладе между своими личными чувствами и интересами будущей карьеры. Он то утешал плачущую Лерма и просил у нее прощения, то выбегал в соседнюю комнату, чтобы поддержать кандидатуру Штюрмера.
В конце концов, эта историческая встреча принесла удовлетворение обеим сторонам. Штюрмер произвел на Распутина благоприятное впечатление, и тот даже поцеловал его на прощание; Штюрмер же был вне себя от счастья, заключил Мануйлова в свои объятия и пообещал принять его как родного сына и обеспечить ему любую желаемую должность.
Но и любовный конфликт коллежского асессора разрешился благополучно, так как предстоящее назначение Мануйлова на пост секретаря нового премьер-министра произвело впечатление на маленькую актрису, и она решила оставить учителя верховой езды Петца.
Мануйлов сделал даже больше, чем требовалось, связался с помощником министра Белецким, доложил ему, что Петц занимается продажей лошадей во враждебные страны, и добился ареста своего соперника. Пока тот сидел в тюрьме и ждал, когда будет доказана его невиновность, Мануйлов мог беспрепятственно наслаждаться любовью вновь завоеванной подруги. Одновременно с этим банкиры и дельцы все больше осаждали его просьбами, осыпали взятками, и он добился входа в дипломатические представительства иностранных держав.
