Карамон хотел сказать, что не чувствует никакой усталости, что подобное путешествие – чепуха для человека, исколесившего в юности почти весь Ансалонский континент. Однако при виде мягких зовущих подушек кресла понял вдруг – путь действительно был долгим и утомительным. Он почувствовал боль в спине, доспехи стали тяжелее, ноги, казалось, не в силах больше сделать ни шагу.

«Чего же я жду? – подумал Карамон. – Сейчас я – владелец трактира. У меня есть обязанности. Кто–то должен снимать пробу с блюд…»

Он печально вздохнул и уселся в кресло, стараясь устроиться в нем поудобнее.

– Старею, – усмехнулся Карамон.

– Нас всех это ждет, – покачал головой Юстариус. – Вернее, большинство из нас, – поправился он, взглянув на сидящего рядом с ним.

Тот откинул с лица капюшон. Это было знакомое лицо – лицо эльфа.

– Приветствую тебя, Карамон Маджере, – произнес эльф.

– Здравствуй, Даламар, – спокойным наклоном головы ответил на приветствие Карамон, хотя при виде облаченного в черное колдуна в памяти пронеслись мрачные воспоминания. Даламар ничуть не изменился. Пожалуй, теперь он выглядел мудрее, спокойнее и сдержаннее. В возрасте девяноста лет он был лишь начинающим волшебником, считавшимся по понятиям эльфов зеленым юнцом. Четверть века значила для эльфов–долгожителей то же, что для людей сутки. Даламар прожил на свете немало, но по его лицу, красивому и надменному, эльфу можно было дать от силы лет тридцать.

– Годы благоволили тебе, Карамон, – продолжал Юстариус. – Твой трактир «Последний Приют» один из самых процветающих в округе. Ты и твоя жена – достославные герои. Тика Маджере все столь же невыразимо прекрасна?

– Она стала еще красивей, – ответил Карамон.

Юстариус улыбнулся:

– У вас две дочери и три сына…

Страх подкрался к сердцу Карамона.

«Нет, – сказал он сам себе, – они не властны теперь надо мной».

И, словно солдат, приготовившийся к натиску вражеской кавалерии, Карамон крепко врос в свое кресло, ожидая самого худшего.

– Двое старших. Танин и Стурм, – отменные бойцы. Вполне могут превзойти своих знаменитых родителей в делах доблести на поле битвы. – Юстариус говорил безразличным голосом, словно о пустяках, но это не могло провести Карамона. Воитель впился взглядом в волшебника. – Но третий, средний ребенок в семье, его зовут… – Юстариус приостановился.

– Палин, – проговорил Карамон, нахмурившись. Он увидел, что Даламар смотрит на него исподлобья пристальным взглядом.

– Да, Палин. – Юстариус помолчал, затем произнес тихо: – Похоже, он следует по стопам своего дяди.

Вот оно! Все ясно. Конечно, именно из–за этого они призвали его. Карамон давно ждал – нечто подобное должно произойти. Проклятие! Почему они не оставляют его в покое! Если бы Палин не настоял, он ни за что не пришел бы сюда. Тяжело дыша, Карамон сверлил взглядом лицо Юстариуса, пытаясь прочитать мысли колдуна. Но с таким же успехом он мог бы пытаться прочесть заклинательные книги сына.

Юстариус, глава Конклава Чародеев, был самым могущественным колдуном на Кринне. Облаченный в церемониальную мантию, он сидел на огромном каменном троне в центре полукруга, образованного точно такими же высокими мощными креслами. Ничто, кроме седины в волосах и морщин на лице, не выдавало преклонного возраста чародея. Как и двадцать пять лет назад, когда Карамон впервые встретился с ним, взгляд верховного мага был острым, а тело сильным, если не считать искалеченной левой ноги. Взор Карамона невольно остановился на изуродованной ноге мага, и тот протянул было руку, чтобы одернуть ткань мантии, но передумал и опустил руку, криво усмехнувшись. Наблюдающий за ним Карамон подумал, что унизить Юстариуса можно, пожалуй, только телесно. Ущемить дух и честолюбие мага невозможно. Давным–давно Юстариус был главой только одного ордена волшебников Алых Мантий. Орден отвернулся и от зла, и от добра, чтобы следовать своим собственным путем, путем нейтралитета. Сейчас Юстариус правил всеми чародеями в мире. Это были, по–видимому. Белые, Алые и Черные Мантии. Каждый колдун ордена обязан был присягнуть на верность Конклаву вне зависимости от личных целей и желаний. Так поступили большинство магов. Но был еще Рейстлин, который сделал иначе…

Тогда главой Конклава являлся Пар–Салиан из ордена Белых Мантий. Воспоминания вновь укололи сердце Карамона.

– Я не вижу ничего общего между моим сыном и тем, о чем вы толкуете, – сказал воин ровным, твердым голосом. – Если вы хотите встретиться с моими мальчиками, то они в той комнате, в которую вы нас поместили после приезда. Я уверен, что вы можете в любой момент перенести их сюда. Итак, если мы покончили со светскими любезностями… кстати, а где же Пар–Салиан? – спросил вдруг Карамон, оглядев темную комнату и скользнув взглядом по пустому трону рядом с Юстариусом.

– Он оставил пост главы Конклава лет двадцать назад, – важно произнес Юстариус, – сразу после… событий, участником которых ты был.

Карамон вспыхнул, но промолчал. Ему показалось, что на тонких губах эльфа промелькнула легкая улыбка.

– Во главе Конклава встал я, а главой ордена Черных Мантий вместо Ла–Донны выбрали Даламара за его опасную и героическую работу во время…

– Тех событий, – резко закончил за него Карамон. – Мои поздравления!

Губы Даламара изогнулись в сардонической усмешке, а Юстариус лишь кивнул, явно не желая отвлекаться от предыдущей темы разговора.

– Для меня было бы большой честью познакомиться с твоими сыновьями, – заметил он холодно, – особенно с Палином. Мне кажется, молодой человек горит желанием стать магом.

– Да, он изучает магию, если вы это имеете в виду, – резко отозвался Карамон. – Я не знаю, насколько серьезно он относится к своим занятиям и собирается ли посвятить Им всю жизнь. Мы с ним никогда это не обсуждали.

Даламар насмешливо фыркнул в ответ, но Юстариус мягко положил свою ладонь на руку эльфа.

– В таком случае, может быть, мы неправильно поняли то, что слышали об устремлениях Палина?

– Может быть, – процедил Карамон сквозь зубы. – Мы с Палином очень близки. – Голос его чуть потеплел. – Я знаю, он бы доверился мне.

– Это вдохновляет – в наши дни видеть человека, искренне и открыто говорящего о любви к своим детям… – начал колдун мягко.

– Ба! – перебил его Даламар, сбросив с руки ладонь мага. – Ты мог бы с тем же успехом сказать, что тебя вдохновляет видеть человека с выколотыми глазами! Ты, Карамон, был слеп много лет, когда твой брат вынашивал темные замыслы и пока дело не оказалось почти непоправимым. Теперь ты слеп в отношении собственного сына…

– Мой сын – хороший мальчик. Разница между ним и Рейстлином такая же, как между серебристой и черной луной! Он не вынашивает никаких замыслов! Да что вы знаете о нем, вы… изгои! – Карамон в гневе вскочил. Воителю было за пятьдесят, но он был еще очень силен, так как постоянно тренировался, обучая своих сыновей боевым искусствам. Он схватился за меч, позабыв, что в Башне Высшего Волшебства ничто ему не поможет и что он так же беспомощен, как овражный гном, столкнувшийся с драконом. – А что касается темных замыслов, то ты, Даламар, хорошо служил своему господину, разве не так? Рейстлин многому тебя научил. Наверное, тому, о чем мы и не подозреваем!

– И я все еще ношу на своем теле след от его руки! – закричал Даламар, тоже вскакивая. Разорвав черную мантию, он обнажил грудь. На темной гладкой коже эльфа были видны пять ран, словно следы от пяти пальцев, и из каждой сочилась струйка крови, блестя на холодном свету. – Двадцать пять лет я живу с этой болью…

– Мне тоже больно, – тихо произнес Карамон, чувствуя, как душа его сжимается от страшных воспоминаний. – Зачем вы призвали меня сюда? Чтобы и мои раны открылись и так же кровоточили?

– Господа, прошу вас, – мягко, но властно произнес Юстариус. – Следи за собой, Даламар. А ты, Карамон, сядь, пожалуйста. Не забывайте, что вы обязаны жизнью друг другу. Вы должны уважать существующую между вами связь.