– Вы ошибаетесь, – сказал Карамон спокойно. – Мой брат мертв. Юстариус, удивленно приподняв брови, посмотрел на Даламара, тот пожал плечами. Они не ожидали подобной реакции – этого спокойного отрицания. Юстариус пристально глядел на Карамона, словно не зная, что сказать.

– Ты говоришь так, как будто у тебя есть доказательства.

– Да, есть, – ответил Карамон.

– Какие же? – с сарказмом в голосе поинтересовался Даламар. – Двери в Бездну закрылись – и не без помощи твоего брата, – оставив его в ловушке на той стороне. – Эльф понизил голос. – Ее Темное Величество никогда не убьет Рейстлина. Ведь он помешал ее выходу в наш мир. Ярость Темной Госпожи безгранична. Она будет наслаждаться мучениями Рейстлина вечно. Смерть была бы спасением для него.

– Так и случилось, – тихо сказал Карамон.

– Сентиментальная болтовня, – взорвался Даламар, но Юстариус опять опустил свою ладонь на руку эльфа, и тот, сдержав себя, умолк.

– В твоем голосе чувствуется уверенность, Карамон, – убежденно произнес Юстариус. – Очевидно, ты знаешь то, чего не знаем мы. Поделись с нами тем, что тебе известно. Понимаю, тебе тяжело говорить об этом, но мы должны принять одно важное решение, поэтому все, что ты расскажешь, может повлиять на наши действия.

Карамон, нахмурившись, размышлял:

– Это имеет какое–либо отношение к моему сыну?

– Да, – был ответ Юстариуса.

Лицо Карамона потемнело. Взгляд остановился на мече, рука рассеянно теребила рукоять.

– Хорошо, я расскажу вам, – проговорил Карамон с неохотой, однако твердым голосом, – то, о чем, кроме меня, не знает никто: ни жена, ни Танис. – Он помолчал, собираясь с мыслями. Прикрыв ладонью глаза, Карамон продолжил: – Я онемел от горя после… после того, что случилось в Палантасе. Я ни о чем не мог и не хотел думать. Легче было жить как во сне. Я двигался, говорил, но не чувствовал ничего. Так было легче. – Он пожал плечами. – Дел вокруг было много, город совершенно разрушен, – Карамон взглянул на Даламара, – почти мертвый город. Почтенная Крисания нанесла сильный удар. А потом Тас захватил крепость во время наводнения, – тут Карамон невольно улыбнулся, вспомнив ужимки веселого кендера, но улыбка быстро угасла. Карамон покачал головой. – Я понимал, что когда–нибудь мне придется подумать о Рейстлине. Я должен буду все прояснить для себя, – подняв голову, Карамон устремил взгляд на Юстариуса. – Мне пришлось заставить себя понять, кем был Рейстлин и что он сделал. Я осознал, что он злой, порочный, что он подвергнул опасности весь мир ради своей жажды власти, и невинные люди страдали и погибали по его вине.

– И за все это, разумеется, ему даровано спасение! – усмехнулся Даламар.

– Подожди! – Вспыхнув, Карамон поднял руку. – Я понял и кое–что еще. Я любил Рейстлина. Он был моим братом, близнецом. Никто не знает, как мы понимали друг друга. – Не в силах продолжать Карамон опустил глаза, нахмурившись. Совладав с дрогнувшим голосом, он поднял голову. – Рейстлин творил и добро. Если бы не он, мы не смогли бы победить драконов. Он заботился об увечных и больных… Таких же, как он сам. Но это не спасло бы его, я знаю. – Губы Карамона сжались, он сдерживал слезы. – Когда я встретился с ним в Бездне, он был близок к победе, вы это знаете. Ему нужно было только вновь войти в Двери, провести через них Темную Госпожу, а потом победить ее и занять ее место. Он достиг бы своей мечты стать богом. Но, совершив это, он разрушил бы мир. Мое путешествие в будущее открыло мне это, и я показал будущее Рейстлину. Рейстлин стал бы богом, но правил бы мертвым миром. Он знал, что ему не вернуться назад, и сам обрек себя. Рейстлин знал, чем он рискует, когда входил в Бездну.

Что ж, – тихо проговорил Юстариус. – В своей гордыне, он сознательно выбрал этот риск. Это ты хочешь сказать?

– Да, – ответил Карамон. – Рейстлин совершил ужасную, роковую ошибку. Но он сделал и то, на что немногие из нас способны, – он имел смелость признать свою ошибку и попытался, как мог, ее исправить, хотя это означало пожертвовать собой.

– Годы прибавили тебе мудрости, Карамон Маджере. Твоя речь убедительна. – Юстариус посмотрел на Карамона с возросшим уважением, но печально покачав головой. – Тем не менее все это предмет для философских споров, а не доказательство. Прости меня за настойчивость, Карамон, но…

– Я провел месяц у Таниса, – продолжал Карамон, словно не слышал слов Юстариуса. – Именно в его спокойном, мирном доме я все понял. Впервые я осознал, что мой брат, мой товарищ с рождения, человек, которого я любил больше всего на земле, ушел. Я потерял его. Я думал о том, как он теперь мучается, попав в страшную ловушку. Не раз я хотел утишить свою боль с помощью гномов–духов. – Карамон закрыл глаза, содрогнувшись. – Однажды, когда я почувствовал, что еще немного и сойду с ума, я заперся в комнате. Достав меч, я смотрел на него и думал, как легко… избавиться от страданий. Я лежал на постели, окончательно решив убить себя. Но вместо этого, изнуренный, я уснул. Не знаю, как долго я спал, но когда проснулся, была ночь. Кругом тишина, серебристый свет Солинари лился в комнату, и я ощущал необъяснимый покой. Я не понимал, почему… и тут увидел его.

– Кого? – спросил Юстариус, переглянувшись с Даламаром. – Рейстлина?

Да.

Лица волшебников помрачнели.

– Я увидел его, – мягко проговорил Карамон, – лежащим рядом с собой, он спал, как когда–то в юности. Ему тогда снились ужасные сны, и он просыпался, бывало, в слезах. Я утешал его и… и смешил. И он, вздохнув, клал голову на мое плечо и засыпал. Именно таким я и увидел его…

– Во сне! – с издевкой перебил Даламар.

– Нет, – Карамон решительно замотал головой, – это был не сон, я видел его лицо, как сейчас вижу вас. Но оно изменилось: исчезли морщины страданий, гримасы жадности и злобы, его лицо разгладилось и выражало успокоение, как сказала Крисания. Это было лицо моего брата–близнеца, а не того незнакомца, которым он стал. – Карамон снова вытер глаза. – Наутро я почувствовал, что смогу вернуться домой, потому что все хорошо… Впервые в жизни я поверил в Паладайна, так как знал, что он понял Рейстлина и судил милосердно, принимая его жертву.

– Он одержал победу над тобой, Юстариус, – из полумрака прогремел чей–то голос. – Что ты скажешь о подобной вере?

Карамон обернулся и увидел материализовавшиеся в глубине обширной комнаты четыре силуэта. На глазах Карамона вновь блеснули слезы – слезы гордости, когда он разглядел трех своих сыновей. Старшие стояли в доспехах и с мечами, защищая с двух сторон младшего брата. Но Карамон мрачно отметил про себя, что Стурм и Танин немного подавлены. Неудивительно, подумал он, если учесть то, что они знают о Башне из легенд и семейного предания. Как и сам Карамон, они испытывали к магии неприязнь и недоверие.

На Палина Карамон посмотрел с тревогой. Тот приблизился к главе Конклава с преклоненной головой, потупив взор, как и подобало молодому человеку его звания и положения. Он не был еще и учеником в магии и. по крайней мере до двадцати пяти лет не мог им стать. Волшебники Кринна отбирали для Испытания молодежь, достигшую двадцатипятилетнего возраста. Это изнурительный экзамен в Мастерстве, проверка умения и талантов. Испытание нужно пройти, прежде чем получить доступ к более высоким и опасным знаниям. Так как волшебники обладают громадной властью, то Испытание предназначено для того, чтобы отстранить от магии неспособных и относящихся к ней несерьезно. Результат Испытания был необратимым: провал означал смерть. Мужчина или женщина любой расы – будь то эльф, человек, людоед, – решившиеся однажды на Испытание в Башне Высшего Волшебства, предавали магии и тело и душу.

Палин выглядел чересчур взволнованным и серьезным, таким же, как во время путешествия к Башне; можно было подумать, что он сам собирался подвергнуться Испытанию.

«Не будь смешным», – одернул себя Карамон. Мальчик слишком молод. Рейстлину было позволено пройти Испытание в этом возрасте, но только потому, что Конклав в нем нуждался. Рейстлин был силен в магии, непревзойден в Мастерстве, но даже его Испытание чуть не прикончило. Карамон все еще видел перед собой лежащего на окровавленном полу брата… Он сжал кулаки. Нет! Палин умен, искусен в магии, но он не готов. Он слишком молод. «Кроме того, – подумал Карамон, – может быть, через несколько лет он откажется от своего намерения».