Однажды в понедельник за обедом девчонки спросили, кто ее соседка, и она ответила: Корки Халлоран.

– А, великая Сапфо? – усмехнулась Топси Бэбкок.

Маленькая красивая блондинка со светлой кожей и улыбкой, которая включалась и выключалась, как светофор. Иногда улыбка означала одобрение, но гораздо чаще – категорическое осуждение, а Топси была из тех, кого не хочется разочаровывать. Остальные девчонки за столом рассмеялись, и Джинни с ними за компанию, хотя и не поняла, в чем тут дело.

– Она училась в Спенсе, но, говорят, проводила слишком много времени с одной девочкой, если ты понимаешь, о чем я.

– Вот послали бы ее в Сент-Пол – ей там самое место!

Все посчитали идею ужасно забавной. Джинни просто согласно кивнула.

На следующие выходные Корки пригласила нескольких подружек в гости к себе домой; она жила, как оказалось, всего в сорока минутах езды от школы. К удивлению Джинни, среди гостей оказались многие из тех, кто потешался над Корки за обедом, – Топси Бэбкок, Натали Мартин, Кики Фелл и Бутси Элиот. Джинни думала, что за ними приедет какой-нибудь старый драндулет или даже грузовичок, но их встречал водитель в униформе на громадном семиместном «паккарде».

– Ты ведь общалась с той еврейкой, да? – спросила Кики, темноволосая версия Топси, разве что стриженная коротко, по-мальчишески. И еще говорили, что ей делали пластическую операцию, чтобы укоротить нос.

Со времени приезда в Гринфилд Джинни все больше времени проводила у зеркала, изучая собственную внешность. Нос у нее вполне прямой, но глаза какие-то невыразительные, цвета дождя и тумана. Острый подбородок, высокий лоб и шрам над бровью – она им очень гордилась, потому что шрам был точно такой же, как у братьев, – больше пристали бы мужчине. Шрам глубокий, невозможно не заметить.

– МакКаллоу… – задумчиво проговорила Топси. – Это ведь еврейское имя?

Девчонки захихикали, только Корки отстраненно смотрела в окно.

– Не думаю.

– Я пошутила. Ну конечно, нет.

Остаток пути Джинни молчала. Зданий по дороги почти не попадалось, а сама дорога, узкая и извилистая, была тем не менее асфальтирована. Вдоль дороги тянулись высокие живые изгороди, красные сараи и непременные каменные стены. Солнце с трудом пробивалось сквозь густую листву, а небо казалось совсем крошечным. Было прохладно, хотя сентябрь только начинался.

Топси, Кики и Бутси вместе учились в начальной школе; остальные, видимо, познакомились примерно так же, как она в свое время с Мидкиффами и Рейнолдсами. Натали, обладательница длинных каштановых волос и большой груди, которую она пыталась скрыть, сильно сутулясь, тоже молчала всю дорогу. Она демонстративно смотрела в окно, стараясь не встречаться взглядом с Джинни, но улыбалась шуточкам Топси вместе со всеми.

Наконец, свернув в каменные ворота, автомобиль проехал по длинной аллее между высоких деревьев. Джинни никогда в жизни не видела столько зеленой свежей травы, целые акры; она попыталась прикинуть, сколько голов скота здесь можно прокормить (по акру на голову? – вполне возможно), но подумала, что вслух лучше об этом не рассуждать.

На вершине холма возник дом. Не больше, чем дом Полковника, но выглядел он гораздо величественнее: арки, колонны, башенки, темный гранит, мраморные статуи, все тронутое временем, будто стоит здесь с эпохи королей.

– Чем занимается твой отец?

Все девочки, даже Корки, разом уставились на нее. Она поняла, что совершила ошибку, но поздно.

– Он ездит на работу в Нью-Йорк, там у него фирма, – ответила Корки. – И еще играет в теннис в клубе, катается верхом, охотится. И пишет роман.

– А что за фирма у него?

– Понятия не имею… – пожала плечами Корки.

– У Поппи папа тоже ездит верхом и стреляет, наверное, – встряла Бутси Кларк. «Поппи» было прозвищем Джинни в этой школе. – Он ведь ковбой, верно?

– Ковбои – это наемные работники.

– А как же тогда называется твой папа?

– Скотовод. – Она хотела добавить, что вообще-то основной доход мы получаем из других источников, но тут заговорили остальные.

– И он участвует в этих знаменитых рейдах на Канзас?

– Они закончились еще в восемнадцатом веке.

– Жаль, – вздохнула Бутси. – Они так потрясающе выглядели.

Не поймешь, что хуже – ответить или прекратить это дурацкое обсуждение.

– Это было совсем не так, как на картинках. Они вели скот и лошадей в поводу, а не ехали верхом. Иначе лошади могли пасть, а коровы – отощать.

– Как тебе дом Корки? – спросила Натали, меняя тему. – Твой, наверное, гораздо больше.

– Нет.

– Ну конечно больше. Мы знаем, что в Техасе все просто огромное.

Джинни только пожала плечами.

– Но он точно не такой красивый. И у нас совсем не так зелено.

– Сколько у вас акров?

В Техасе такой вопрос – почти оскорбление, но здесь придется отвечать.

– Триста девяносто шесть участков.

– Не так уж много, – заметила Топси.

– Она сказала участков, а не акров.

– А участок – это сколько?

– Мы не считаем землю акрами, акр – это слишком мало.

– Участок – это сколько? – повторила Кики.

– Шестьсот сорок акров.

Почему-то эта информация вызвала взрыв истерического смеха. Одна Корки сидела спокойно, наблюдая за шофером, пока тот открывал им дверь.

– Ты тоже станешь скотоводом?

– Вряд ли.

– Кем же ты собираешься быть, в таком случае?

– Она станет чьей-нибудь женой, – буркнула Корки. – Как и все мы.

После обеда они отправились кататься верхом. За домом располагались конюшня на пару десятков лошадей, просторный кораль, который здесь называли ареной, и обширное пастбище. Неподалеку в тени какие-то люди обрезали кусты и забрасывали ветки в тележку.

В джодпурах (специальных бриджах) и высоких башмаках для верховой езды, позаимствованных у младшей сестры Корки, Джинни чувствовала себя глупо, но остальные были одеты точно так же. Она думала, что прогулка будет долгой, четыре-пять часов, и немного пожалела, что не позавтракала поплотнее.

– У вас, наверное, тоже есть лошади, – сказала Натали.

– Да, а у вас?

– В Такседо-Парке для них мало места, – пожала она плечами.

– Зато для евреев предостаточно, – недовольно заметила Топси.

– Топси и Натали жили рядом с твоей бывшей соседкой по комнате.

– Ее отец купил дом десять лет назад, – продолжала Топси. – Но его не приняли в клуб, поэтому никто из членов этой семьи не имел права даже палец окунуть в озеро. Если кто-то слышал плеск воды с их стороны, немедленно вызывали полицию.

– Расскажи ей про свадьбу.

– Да, прошлым летом у них была свадьба, так ребята из Такседо-Парка взяли и развернули указатели, и никто из гостей не смог найти дорогу к их дому. Сорвали им праздник. – Она довольно улыбнулась. – Когда люди думают, что только из-за того, что у них есть деньги…

Джинни кивнула. Привели лошадей. Гнедые, но гораздо более стройные и длинноногие, чем лошади ковбоев.

– Это седло моей сестры, – сказала Корки, протягивая поводья. – Ты примерно ее веса.

Седло было без луки, простое; стремена оказались короткие и неудобные, как для ребенка.

Жеребец ростом около шестнадцати ладоней в холке, на вид резвый, на деле оказался еще резвее. По сравнению с обычной рабочей лошадкой он был почти как автомобиль. С рабочей лошадью можно договориться, ей можно дать волю, но этот красавец был не только резвым, но и стремился угодить седоку; свобода только сбивала его с толку, это все равно что отпустить руль автомобиля. Словно даже лошади – как и все прочее в жизни этих девиц – были созданы лишь для того, чтобы служить им.

Поводья оказались лишними, конь слушался малейшего движения ног; скакун был настолько отзывчив, что поначалу это даже мешало. Джинни чуть не усомнилась в своих способностях. Когда они пустились галопом, она с трудом удержалась в неудобном седле. Они помчались по скаковой дорожке, впереди виднелось несколько барьеров; Корки скакала впереди, Джинни, преодолев дурные предчувствия, последовала за ней. Все обошлось. Ее конь взял препятствие без всякого вмешательства с ее стороны.