Когда она добралась до Французского квартала, было уже темно, а когда приблизилась к дому, теплое чувство рассеялось – его сменил страх.

Хейзел и ее мать – она любила, чтобы ее называли Королевой Мари, – жили в старой квартире над джаз-клубом. Несмотря на то что война уже началась, в городе царило праздничное настроение. По улицам бродили призывники, они смеялись и говорили о том, как поколотят японцев. Они делали себе татуировки в салонах и предлагали руку и сердце своим возлюбленным прямо на тротуарах. Некоторые поднимались к матери Хейзел, чтобы она предсказала им будущее или чтобы купить амулеты у Мари Левеск – знаменитой королевы амулетов.

«Нет, ты только послушай, – говорил потом кто-нибудь из посетителей, – две десятки за этот амулет. Я отнес его одному знакомому, он говорит, что это настоящий серебряный самородок. Всего за двадцать долларов! Эта колдунья с ума сошла».

Некоторое время такие разговоры увеличивали клиентуру Королевы Мари. Проклятие Хейзел поначалу давало о себе знать довольно медленно. В первое время оно даже казалось благословением. Драгоценные камни и золото появлялись лишь изредка и никогда – в больших количествах. Королева Мари расплатилась по счетам. Они стали раз в неделю есть стейк на обед. Хейзел даже купили новое платье. Но потом пошли слухи. Люди начали понимать, какие ужасные вещи происходят с теми, кто купил эти амулеты или получал плату драгоценностями Королевы Мари. Чарли Гассо потерял в жнейке руку, на которой был золотой браслет. Мистер Генри, владелец магазина, умер от инфаркта, взяв у Королевы Мари рубин в качестве платы.

Стали поговаривать и насчет Хейзел – как она умеет находить проклятые драгоценности, идя по улице. Теперь только заезжий люд ходил к ее матери, да и тех было немного. Мать Хейзел стала вспыльчивой. Она посматривала на Хейзел ненавидящим взглядом.

Хейзел бесшумно – на тот случай, если у ее матери клиент, – поднялась по лестнице. Внизу в клубе оркестр настраивал инструменты. В пекарне по соседству начали готовить пончики на завтрашнее утро, и на лестнице пахло жареным маслом.

Когда Хейзел добралась до верха, ей показалось, что из квартиры доносятся два голоса. Но когда она заглянула в гостиную, ее мать сидела одна за гадательным столом, глаза ее были закрыты, словно в трансе.

Хейзел много раз видела ее такой – мать делала вид, что разговаривает с духами для своих клиентов. Но такого не случалось, если она была одна. Королева Мари всегда говорила дочери, что ее амулеты – вранье и жульничество. На самом деле она не верит ни в амулеты, ни в предсказания, ни в призраков. Она просто играет, как актриса или певица, и таким образом зарабатывает деньги.

Но Хейзел знала, что ее мать все же верит в колдовство. Проклятие Хейзел вовсе не было жульничеством. Королева Мари просто не хотела думать, что это ее вина, что из-за нее Хейзел стала такой, какая она есть.

– Это твой треклятый папочка, – ворчала Королева Мари, когда пребывала в особо мрачном настроении. – Заявляется в своем костюмчике – черное с серебром. В тот единственный раз, когда я и в самом деле вызвала духа, – что я получила? Мое желание исполнилось, а жизнь была погублена. Мне нужно было стать настоящей королевой. Это он виноват, что ты такая.

Она так никогда и не объяснила, что это значит, и Хейзел научилась не расспрашивать ее об отце. Что толку – мать от этого только злилась.

Хейзел смотрела, как Королева Мари бормочет что-то себе под нос, лицо у нее было спокойное и расслабленное. Хейзел поразилась тому, как она красива – без угрюмой гримасы и вечных морщин на лбу. У нее, как и у Хейзел, была великолепная копна золотисто-каштановых волос, такая же смуглая кожа цвета жареных кофейных зерен. Сейчас на ней не было красного платья или золотых браслетов, которые она надевала, чтобы произвести впечатление на клиента, – только простое белое платье. Но вид у нее был царственный, она сидела прямо, исполненная величия, в позолоченном кресле, словно и в самом деле считала себя королевой.

– Там ты будешь в безопасности, – пробормотала она. – Вдали от богов.

Хейзел подавила крик. Ее мать говорила чужим голосом! И этот голос вовсе не походил на женский. Тон – мягкий, успокаивающий, но еще и непререкаемый, как у гипнотизера, отдающего приказания.

Королева Мари напряглась. Она скорчила гримасу, потом заговорила обычным своим голосом:

– Это слишком далеко. Слишком холодно. Слишком опасно. Он сказал, чтобы я не делала этого.

Ей ответил другой голос:

– Да что он сделал хорошего для тебя? Дал порченого ребенка? А мы сможем использовать ее дар во благо. Мы нанесем богам ответный удар. На севере, вдали от владений богов, ты будешь под моей защитой. Я сделаю моего сына твоим защитником. Ты наконец заживешь, как королева.

Королева Мари поморщилась.

– Но как быть с Хейзел…

Потом на ее лице появилась ухмылка. Оба голоса заговорили в унисон, словно обрели согласие.

– Порченый ребенок.

Хейзел кинулась вниз по лестнице. Сердце у нее колотилось, как бешеное.

Внизу она столкнулась с мужчиной в черном костюме. Он ухватил ее за плечо сильными холодными пальцами.

– Не спеши, дитя, – сказал он.

Хейзел увидела серебряный перстень с черепом на его пальце, потом обратила внимание на странную ткань его костюма. В полутьме плотная черная шерсть, казалось, шевелится и кипит, на ней появляются изображения агонизирующих лиц, словно потерянные души пытаются сорваться со складок его одежды.

У него был черный галстук с платиновым зажимом, рубашка цвета могильного камня. А лицо такое, что у Хейзел душа ушла в пятки. И кожа у него такой белизны, что чуть ли не отливала синевой, как холодное молоко. Сальные черные волосы ниспадали на лоб. Он улыбался доброй улыбкой, но глаза горели огнем и смотрели рассерженно, в них светилась какая-то безумная сила. Хейзел видела такой взгляд в киножурналах, которые показывали перед фильмом. Этот человек был похож на отвратительного Адольфа Гитлера. Усов, правда, у него не было, но в остальном он мог бы быть близнецом Гитлера. Или его отцом.

Хейзел попыталась отстраниться. Но даже когда этот человек ее отпустил, она, казалось, не могла пошевелиться. Его взгляд приморозил девочку к месту.

– Хейзел Левеск, – сказал он печальным голосом. – Какая ты стала большая.

Хейзел затрясло. Залитое цементом крыльцо скрипело под ногами этого человека. Сверкающий камень выскочил из бетона, словно земля исторгла из себя арбузное семечко. Человек без удивления посмотрел на него. Нагнулся.

– Не трогайте! – воскликнула Хейзел. – Он проклят!

Он подобрал камень – идеальной формы изумруд.

– Проклят, верно. Но не для меня. Прекрасный камень. Стоит, я думаю, больше всего этого здания. – Он сунул изумруд себе в карман. – Мне жаль, что у тебя такая судьба, дитя. Я думаю, ты меня ненавидишь.

Хейзел не поняла его слов. Говорил этот человек печальным голосом, словно лично нес ответственность за ее жизнь. И тут ее осенило: дух в черном с серебром, который исполнил желание ее матери и погубил ее жизнь!

Глаза ее расширились.

– Вы? Вы мой…

Он взял ее за подбородок.

– Я – Плутон. Жизнь у моих детей никогда не бывает легкой, но у тебя особое бремя. Теперь тебе тринадцать, и мы должны принять меры…

Хейзел оттолкнула его руку.

– Вы сделали это со мной? – спросила она. – Вы прокляли меня и мою мать? Вы бросили нас?

Слезы наполнили ее глаза. Этот белый богач в превосходном костюме был ее отцом? Ей исполнилось тринадцать, и он появился в первый раз в ее жизни и говорит, что ему жаль?

– Вы дьявол! – закричала она. – Вы погубили наши жизни.

– Что там наговорила тебе твоя мать, Хейзел? – Плутон прищурился. – Она тебе никогда не рассказывала, каким было ее желание? А почему ты родилась с проклятием, она не объясняла?

Хейзел была слишком зла, чтобы говорить, но Плутон, казалось, прочел ответ у нее на лице.

– Нет… – Он вздохнул. – Наверно, не говорила. Гораздо легче во всем винить меня.