И вновь раздался страшный грохот. И видение – рычащая черноволосая женщина с безумными глазами цвета морской пучины. И волк. Огромный, темно-серый, со сверкающим злобным взглядом оборотня.

Хельги очнулся только тогда, когда уже схватил за шею Снорри… Тот захрипел, задыхаясь, и Хельги ужаснулся, увидев вдруг прямо перед собой серые широко распахнутые глаза, полные боли. Отпустив мальчика, сын Сигурда издал торжествующий крик и без сил повалился на землю, рядом с Фриддлейвом.

– По правилам, мы должны схватить его, – потирая ушибленную шею, гулко произнес Йорм, кивая на Хельги. – Правда, решать должен старший.

– Нет. – Услышав его слова, Фриддлейв приподнялся на локтях. – Хельги, сын Сигурда, победил меня в честной битве, и я не хочу, чтобы потом люди говорили, будто Фриддлейв воспользовался чей-то слабостью. Когда он придет в себя, мы дадим ему возможность уйти и начнем преследование снова.

– Воистину, это слова благородного мужа! – восхищенно присвистнул Снорри, а Йорм кивнул, соглашаясь. Фриддлейв же слабо улыбнулся: превратить поражение в дело, достойное славы, это большое искусство, которое, очень на то похоже, удалось ему вот сейчас, здесь.

– Ты благородный воин, Фриддлейв, сын Свейна, – пошатываясь, поднялся на ноги Хельги. – Ты силен и отважен. Я горжусь, что победил тебя в честном бою.

– Мы пойдем за тобой, как только твоя спина скроется за теми деревьями. – Фриддлейв кивнул на ивы, росшие внизу, на правом берегу ручья. – Торопись же!

Хельги ничего не ответил, лишь улыбнулся. Он точно знал, куда идти, сообразил, придумал, пока лежал на земле рядом с тяжело дышащим соперником.

Фриддлейв, Снорри и Йорм проводили уходящего взглядом. Ни Йорм, ни Снорри не вспомнили о Приблуде Хрольве, что таился средь скал на том берегу бурного потока. Только Фриддлейв помнил о нем – потому и отпустил сейчас врага, не ведая, что о том, кто с шумом разбрасывал камни, не забывал и Хельги. Потому и не скрылся в зарослях ив, как советовал Фриддлейв, не пошел и меж скал, где поджидал неведомый враг, а, обогнув скалу по узкому карнизу, с которого только что чуть было не сорвался Снорри, прошмыгнул ползком, таясь меж сугробами, черными, такими же, как и быстро наступавшая вечерняя тьма. Напрасно поджидал его Хрольв, и напрасно тратили время на погоню Фриддлейв, Йорм и Снорри.

Он прополз вдоль ручья и поднялся на ноги недалеко от мостика, в лесу, перед родной усадьбой. Наступившая ночь была холодной и светлой – высыпали на небо звезды, как часто бывает на севере, недаром здешние места назывались Халогаландом, что значит «Страна света». Хутора и усадьбы Бильрест-фьорда, пожалуй, были самыми северными поселениями, даже нидаросские селения ярла Рекина, сына Гундера, были расположены в половине дегра пути к югу, не так уж и близко, ведь дегр – время плавания одного корабля за сутки.

Оглядевшись, Хельги побежал по лесной тропе, чувствуя, как сохнет прямо на теле мокрая от таявшего снега туника. Разводить костер, чтобы обсушиться, было бы верхом глупости: следовало помнить и о других вражеских группах, что рыскали сейчас по всей округе. Однако и бегать всю ночь по лесу – удовольствие ниже среднего, хорошо б было и выспаться, поднакопить силы к утру. И перекусить бы неплохо – в желудке пусто, как в рыжей башке Бьярни Альвсена, а лук и стрелы – пусть даже тупые – остались на дне пропасти, хотя, конечно, можно было бы и без них разжиться съестным – пособирать, к примеру, на скалах птичьи яйца… а еще лучше – отлежаться на верхних лугах, в каком-нибудь заброшенном пастушьем шалаше. Этот вариант и прокручивал в голове Хельги, пока бежал через лес. Вот показалась дорога, что вела на юг, к усадьбам Рекина. Хоть и несся Хельги почти на автомате, а все ж таки перед дорогой остановился, словно увидал знак «Проезд без остановки запрещен», – уж слишком открытое было место. Остановился не зря – почувствовал запах дыма, видно, кто-то разжигал костер. Кто-то? А кому тут еще быть-то, кроме соперников-конкурентов? Кругом один лес, пастбища начинались дальше. Хельги осторожно всмотрелся в только что вспыхнувшее пламя; близко подходить не стал, знал – сидящие у костра обязательно выставили часового. Себя выдавать не хотелось.

Сын Сигурда осторожно пересек подернутую твердым настом лыжню и, нырнув в густой подлесок, затаился, прислушался. От костра слышался веселый смех и чьи-то громкие голоса. Хельги улыбнулся, узнав голоса Ингви и Харальда Бочонка. Даже как-то теплее на душе стало, словно повеяло чем-то родным, домашним, – друзья все-таки. Правда, друзья друзьями, а в данной ситуации словят Хельги, не моргнув глазом, – соперничество есть соперничество, ничего с этим не поделаешь, Хельги и сам бы поступил так на их месте. Поэтому углубился в лес, обошел костер, делая большой крюк, почувствовал, как легкий ветер принес запах жаркого – видно, жарили рябчика. Рот сразу наполнился слюной, в желудке заныло. Закусив губу, сын Сигурда прибавил шагу. Ночной лес обступал его со всех сторон, угрюмо шумели кусты, тянулись к небу черные лапы деревьев, где-то неподалеку утробно ухала сова. Тропа то была хорошо заметна, то вдруг исчезала совсем, и, несмотря на светлую ночь, Хельги изрядно намучился, отыскивая ее. Потом плюнул, пошел на запад, ориентируясь по звездам. Шел долго, спотыкаясь и падая, один раз даже чуть не угодил в болото, хорошо – вовремя заметил. Остановился передохнуть, осмотрелся – впереди, за деревьями, в серебристом свете луны блеснул лед. Озеро. Справа, вдалеке, темнеют приземистые строения хутора Свейна Копителя Коров. Значит, правильно шел. Теперь взять еще круче вправо, в предгорья, на верхние луга Сигурда ярла. Интересно, есть ли там сейчас хоть кто-нибудь? Может быть, Трэль Навозник? Именно его хотел Сигурд отправить подлатать старую хижину – пора было готовиться к новому пастбищному сезону – стоял конец марта, и все чаще дули с моря теплые ветра. Трэль Навозник… Самый никчемный и самый безобразный Сигурдов раб, как говаривала, бывало, хозяйка Гудрун. Насчет безобразности Трэля Хельги был с ней полностью согласен – черные волосы, смуглая кожа, янтарные глаза, как две миндалины, – на взгляд викинга, разве может что-то быть безобразнее? Ведь кожа должна быть белой, а волосы светлыми, глаза же – синими или серо-голубыми. Так и только так выглядят истинные герои, ну а все прочие – вот как Навозник.

Гулко залаяла собака. Как же зовут новую собаку Навозника, взятую вместо разорванного волком Айна? Кажется, Торс, здоровый такой пес, Хельги помнил его еще забавным щенком, любил играть с ним у очага, щедро бросая кости. И Торс вроде бы должен его вспомнить. Если здесь и в самом деле Навозник. Впрочем, кому же еще и быть?

– Торс, Торс! – тихо позвал Хельги.

Черная тень метнулась из кустов, сбив его с ног, чей-то горячий язык принялся облизывать щеки.

– Торс, Торс, – гладя собаку за ушами, приговаривал Хельги. – Хороший пес, хороший. Интересно, где твой хозяин, спит, что ли?

– Нет, я не сплю, – раздался из темноты ломающийся мальчишеский голос – голос Трэля Навозника. Рабу этой весной исполнилось четырнадцать лет. Хозяйка Гудрун, с подачи нового управителя Конхобара, собиралась осенью продать его в Нидаросе, на хуторах Рекина, или обменять на какую-нибудь нужную вещь, типа ткацкого стана или прялки. Незавидная судьба ждала Трэля – всем было известно, как жестоко расправлялся Рекин с нерадивыми рабами, а что Навозник был нерадив и туп, так про это весь Бильрест-фьорд знал, потому и продать раба здесь было уж никак невозможно. Кому он такой нужен-то?

– Мне нужен кров и пища…

Навозник молча кивнул на покрытую полусгнившей соломой хижину. Из полуоткрытой двери несло дымом.