— Ну, вы нашли его? — спросил доктор.

— Да, сегодня утром… И в каком состоянии! Милорд страшно усталый, весь экипаж покрыт жидкой грязью чуть не до верха, а мне, старому кучеру, пришлось проходить пешком целую ночь. Да еще заплатить пятнадцать франков.

— Полноте, дядя, вы от этого не разоритесь!

— Конечно, не разорюсь, но меня надули, и это приводит меня в ярость. Я с большим бы удовольствием заплатил тридцать франков, только бы этого не было. А так как я проезжал мимо тебя, то заехал поплакать тебе в жилетку.

— Вы хорошо сделали и, надеюсь, останетесь завтракать.

— Разве ты не едешь сегодня в госпиталь?

— Нет!

— В таком случае, я очень рад и с удовольствием позавтракаю с тобой, тем более что не расположен сегодня работать.

— А я, дядя, был сегодня ночью на балу.

— Вот как, ты ездишь по балам? Держу пари, что ты забавлялся больше, чем я.

— Я не особенно люблю большие сборища, но не мог отказаться от приглашения одной из моих клиенток.

— А, так это одна из твоих клиенток?

— Да.

— Значит, она живет в этом квартале?

— Нет, на другом конце Парижа, на улице Берлин.

Эти слова обратили на себя внимание Пьера Лорио, так как он вспомнил о рассказе своего приятеля Сан-Суси.

— На улице Берлин? А! На улице Берлин!

— Ну да, дядя, это, кажется, вас удивляет?

— Да, потому что напоминает одну историю, которую рассказывал товарищ как раз в то время, когда у меня украли фиакр.

— Историю, относящуюся к улице Берлин?

— Да.

— И о моей клиентке мистрисс Дик-Торн?

— Нет, другой особе, которую ты знаешь или, лучше сказать, знал.

— Особе, которую я знал? — повторил молодой человек, заинтересованный оборотом, который принимал рассказ.

— Да, и знал даже недавно. Но я полагаю, что после истории с медальоном и маленького объяснения, которое, за этим последовало, ты расстался с нею.

Этьен побледнел.

— Вы говорите про Берту Монетье? — спросил он дрожащим голосом.

— Конечно, я говорю о девчонке с улицы Нотр-Дам-де-Шан.

— Что же вам рассказали?

— Один анекдот, составляющий продолжение приключения на Королевской площади.

— Приключение, как вы его называете, — поспешно ответил Этьен, — теперь известно мне во всех подробностях. Ночная поездка мадемуазель Берты в сущности была совершенно невинна. Все было мне объяснено.

— А! — насмешливо сказал Пьер. — Тебе дано объяснение!

— Да, вполне достаточное.

— Кем? Этой барышней?

— Да, дядя.

— И тебе того достаточно?

— Да, так как я получил доказательство, что Берта говорила правду.

— Доказательство? У женщин всегда есть десятки доказательств. Итак, по твоему мнению, мадемуазель Монетье ездила на Королевскую площадь не на свидание?

— Нет, дядя.

— А вчера вечером, когда за нею приехали в экипаже от имени одного господина, тоже, по твоему мнению, не было ничего странного?

— За Бертой приезжали вчера вечером? — с удивлением вскричал доктор.

— Да, между десятью и половиной одиннадцатого.

— Вы в этом уверены?

— Конечно, уверен, и мой приятель Сан-Суси должен был отвезти ее на улицу Берлин.

— Вы знаете номер дома?

— Сан-Суси говорил про номер 24.

Этьен вздохнул свободно: он начал успокаиваться.

— От чьего имени приезжали?

— От имени некоего Рене Мулена.

— Я не ошибся! — сказал доктор скорее себе, чем дяде. — Берта и Рене исполняли роли в последней картине, я угадал!

Пьер Лорио слушал, разинув рот, и удивлялся спокойствию племянника.

— Как, вчерашняя поездка кажется тебе естественной?

— Да.

— Но ты сумасшедший!

— Нисколько. Я должен был предвидеть то, что вы скажете. Клянусь вам! Берта достойна меня, и, когда я объясню ее поездку на Королевскую площадь и присутствие ее в доме на улице Берлин, вы первый согласитесь, что внешность часто бывает обманчива.

Пьер Лорио совсем не чувствовал себя убежденным.

— Ты можешь объяснить мне сейчас?

— Нет, теперь еще не пришло время.

— Так, значит, это тайна?

— Да.

— Ты знаешь, что я не люблю тайн.

— Однако в семьях бывают тайны, дорогой дядя, тайны печальные и ужасные. Но будьте спокойны: близок час, когда все объяснится.

— Если это правда, тем лучше. Ты, конечно, влюблен, но я, как Фома неверующий, не успокоюсь до тех пор, пока не увижу собственными глазами…

Звонок, раздавшийся в передней, прекратил их разговор.

— Вероятно, за тобой пришли, — сказал Пьер.

В ту же минуту служанка вошла в кабинет.

— Что такое?

— Какой-то господин желает говорить с вами.

— Кто-нибудь из клиентов?

— Нет, я никогда его не видела. Он приказал сказать вам, что его зовут Рене Мулен.

— Рене Мулен! — в один голос вскричали Пьер и Этьен, одинаково удивленные.

— Введите его скорее! — сказал Этьен.

Затем, обращаясь к дяде, он прибавил:

— Я полагаю, что сейчас вы перестанете сомневаться.

В эту минуту в комнату вошел механик.

— Что случилось? — спросил доктор, увидев его расстроенное лицо. — Вы принесли мне известие о каком-нибудь несчастье?

— Я не хочу верить, что это несчастье. Но, во всяком случае, я принес дурное известие. Я пришел просить вашего совета и помощи.

— Я не откажу вам ни в том, ни в другом. В чем дело?

— Мы не одни, — сказал Рене, указывая на Пьера Лорио.

— Это мой дядя, я ему вполне доверяю. Он знает все мои дела, вы можете говорить при нем.

Кучер фиакра номер 13 внимательно рассматривал Рене и нашел, что у него открытое и благородное лицо.

— Речь идет о мадемуазель Берте, — ответил Рене, поклонившись дяде доктора.

— Я так и думал. Она больна?

— Нет, она исчезла.

— Исчезла! — воскликнул Этьен, пораженный в сердце.

— Да.

— После того как сыграла свою роль на балу мистрисс Дик-Торн?

— Вы знали, что она должна была туда приехать? — с удивлением спросил Рене.

— Одно совершенно случайное обстоятельство открыло мне это.

— Ну, так я должен вам сказать, что мадемуазель Берта не была на улице Берлин и я напрасно ждал ее. Я послал за нею экипаж, и мой кучер сообщил мне об исчезновении девушки.

— Боже мой! — прошептал доктор. — Что это значит? Были ли вы сами на улице Нотр-Дам-де-Шан?

— Я только что оттуда. Экипаж, который я не нанимал, приехал вчера вечером в десять часов за мадемуазель Бертой Монетье, с тех пор ее не видели.

— Экипаж, которого вы не нанимали? — повторил Этьен. — Я, право, не понимаю…

— Сейчас объясню…

Пьер Лорио слушал с глубоким изумлением, и в уме его происходила усиленная работа.

— А! — воскликнул он вдруг. — Я начинаю понимать.

Вы поручили заехать за барышней моему товарищу Сан-Суси?

— Я не знаю имени кучера, но у меня есть номер экипажа.

— Какой?

— 766.

— Да, это номер Сан-Суси. Я вас сейчас удивлю. Я сильно подозреваю, что мой фиакр, знаменитый номер 13, играл роль в этом деле.

— Ваш фиакр, дядя?

— Ты сейчас увидишь. Мы обедали вчетвером в трактире, и Сан-Суси рассказал, что должен ехать в половине одиннадцатого за мадемуазель Бертой Монетье от имени господина Рене Мулена. Вот каким образом Этьен узнал, что она должна была быть вчера на улице Берлин. Немного ранее десяти часов Сан-Суси вышел, чтобы отправиться за вашей барышней, и сейчас же вернулся сказать мне, что у меня украли фиакр. И вы не выбьете у меня из головы мысль, что им воспользовались для того, чтобы увезти барышню.

— Может быть, и так, — сказал Рене, — но это только предположение.

— Не можете ли вы узнать что-нибудь, дядя? — спросил Этьен.

— К несчастью, нет. Если бы я мог это сделать, то дорого заплатил бы тот, кто меня надул.

— Но вы нашли ваш экипаж?

— Да, сегодня утром, но ни лошадь, ни карета ничего не могут мне рассказать.

— А может быть, и могут, — возразил Рене.

— Вы шутите?

— И не думаю. Допустим, что ваш фиакр действительно увез мадемуазель Монетье…