Мистрисс Дик-Торн вынула другой ключ, открыла маленькую шкатулку и вынула из нее шелковый кошелек, в котором было несколько банковских билетов и около пятидесяти золотых монет, отсчитала три тысячи франков и передала Рене.

— Вот что вам надо. Идите и помните, что вы должны молчать.

— Не беспокойтесь!

«Нет сомнения, что это женщина с моста Нельи, — думал Рене, уходя. — Теперь сомнение невозможно. Имя Жана Жеди произвело на нее потрясающее впечатление. Она теперь говорит, что ее не обокрали, и не хочет жаловаться полиции, потому что боится встретиться лицом к лицу со своим бывшим сообщником и потому что в бумажнике, без сомнения, заключаются доказательства преступления, совершенного ею двадцать лет назад. Положительно, все идет к лучшему, и я прощаю Жана… Теперь мне только надо узнать причину отсутствия Берты, и, как только рассветет, я пойду на улицу Нотр-Дам-де-Шан».

Мистрисс Дик-Торн, оставшись одна, не думала больше скрывать свое волнение и беспокойство.

— Жан Жеди жив! — повторяла она. — И появляется через двадцать лет… Этот человек узнал Жоржа, сблизился с ним, и Жорж устроил всю эту ужасную комедию… Я сказала ему, что у меня есть завещание его брата и расписка Кортичелли, он захотел овладеть ими и поручил Жану Жеди обокрасть меня… Негодяй дал мне утром сто тысяч франков, зная, что вернет свои деньги вечером. Герцог де Латур-Водье, сенатор и миллионер, подлее, чем разбойник по профессии!… И этот человек обязан мне всем: богатством и титулом!… Но последнее слово еще не сказано. Мы увидим, герцог, что ответите вы мне завтра, когда я отправлюсь к Фредерику Берару!

В восемь часов утра Рене, отдав приказание, чтобы поставщики ждали его, взял фиакр и отправился к Берте.

Привратницы не было, он прямо поднялся на третий этаж и несколько раз позвонил у дверей.

Увы! Никто не ответил!

Рене приложился ухом к замку; мертвое молчание.

Сердце Рене сжалось.

«С Бертой случилось несчастье, — думал он. — Вчера я отказывался верить, но сегодня… Бедная девушка попала в ловушку!…»

Он в отчаянии спустился вниз, где встретил привратницу.

— Вы идете от мадемуазель Монетье? — спросила она.

— Да, и я сильно обеспокоен: вчера я два раза присылал за нею, а сегодня утром напрасно звонил у дверей.

— Это потому, что она не вернулась. Сегодня ночью я отворяла двери только кучеру.

— Не кажется ли вам странным ее отсутствие? — спросил Рене.

— Да, я тут положительно ничего не понимаю. Вы нанимали только одного кучера, господин Рене?

— Одного, того, который приезжал два раза.

— Каким же образом могло случиться, что другой приехал незадолго до условленного часа и спрашивал мадемуазель Берту от вашего имени?

— От моего имени?

— Да, я даже помню разговор, который вела с ним. Он хотел войти, не говоря ни слова, тогда я спросила его, куда он идет.

— Что же он ответил?

— На третий этаж к мадемуазель Берте Монетье от имени Рене Мулена, чтобы отвезти ее…

— Куда же он сказал нужно отвезти ее?

— Я не знаю, договорил ли он свою фразу, во всяком случае, я ничего не помню. Я ответила: «Идите», и он пошел.

— Мадемуазель Берта вышла вместе с ним?

— Да, может быть, минуту спустя.

— И, проходя мимо вас, ничего не сказала?

— Нет. Она сама заперла за собой дверь. И почти в ту же минуту, как она отъехала, другой фиакр остановился перед домом и второй кучер — на этот раз ваш — явился за тем же, за чем и первый.

— А вы хорошо видели первого?

— Так, как вижу вас.

— Вы убеждены, что это был настоящий кучер?

— Он был похож на кучера, но, конечно, не показывал мне своего билета.

— Можете вы описать его?

— С удовольствием, если это может быть вам полезно.

— Очень полезно. Отсутствие мадемуазель Берты необъяснимо, и я боюсь, не случилось ли с ней несчастья!

— Будем надеяться, что нет. Бедная барышня! Вам нужно отправиться в префектуру и сделать заявление.

— Для того чтобы сделать это, мне нужно ваше показание.

— Кучер скорее мал ростом, чем велик, и довольно полон. У него были рыжие волосы и такие же бакенбарды. Очень длинное пальто светло-коричневого цвета с медными пуговицами и клеенчатая шляпа… Дальше я ничего не знаю!

— Благодарю вас. Еще одно слово. Вы знаете, что люди любят делать предположения и что репутация молодой девушки — вещь очень деликатная. Если кто-нибудь спросит, где мадемуазель Берта, отвечайте, что она уехала в деревню.

Оставив дом, Рене в сильном беспокойстве сел обратно в фиакр, который привез его.

Сведения, сообщенные привратницей, не заключали в себе ничего. По ее описанию нельзя было отыскать кучера среди пятнадцати или шестнадцати тысяч ему подобных. Кроме того, очень возможно, что этот кучер не настоящий, а переодетый.

Рене не сомневался, что несчастная девушка попала в ловушку. Но кто ее устроил?

Рене вспомнил про негодяя, которому он, по всей вероятности, был обязан своим арестом и который, пробравшись в его комнату на Королевской площади, подложил ему в стол бумагу, к счастью, найденную Бертой.

Вполне вероятно, что ловушка была подстроена именно им; но кто он? Очевидно, человек могущественный, так как имел достаточно влияния, чтобы арестовать Рене.

Но как найти его? Обратиться к полиции — невозможно: префект, узнав об исчезновении Берты, потребует объяснений.

Рене не допускал мысли, что Берту убили, и предполагал только, что ее задержали на время, рассчитывая напугать и принудить отказаться от своих планов.

Вдруг он вспомнил о бумажнике, украденном ночью Жаном Жеди. По словам мистрисс Дик-Торн, в нем, кроме денег, были документы. Может быть, они объяснят что-нибудь? И Рене велел кучеру ехать на улицу Ребеваль, где жил Жан Жеди.

Но и там он не застал никого. Привратница объявила, что не видела жильца. Время шло, а Рене не узнал еще ничего. Он начал бояться, что Жан Жеди убежал с украденными деньгами. А если это так, то все старания пропали даром.

Тем не менее Рене решил перерыть весь Париж, чтобы найти Жана.

Он вспомнил про доктора Этьена Лорио, который любил Берту больше жизни, и, не теряя ни минуты, отправился на улицу Кювье.

Этьен, вернувшись домой в пять часов утра, еще не ложился. Он вспоминал события прошлой ночи и спрашивал себя: правду ли говорила мистрисс Дик-Торн, объясняя причину своего обморока? Сначала он поверил ей, но теперь, подумав, начал сомневаться.

Впечатление, произведенное последней живой картиной, казалось ему странным, и он искал в нем тайны Рене Мулена и Берты, но мало-помалу усталость победила озабоченность, и он задремал, сидя в кресле. Около восьми часов утра его разбудил звонок.

«Кто так рано?» — подумал он, протирая глаза.

Этот вопрос был разрешен тотчас, так как служанка открыла дверь его кабинета, говоря:

— Дядюшка.

— Мой дядя Пьер! — вскричал молодой человек. — Введите его скорее!

Пьер Лорио в ту же минуту появился на пороге.

Выражение его лица сильно изменилось.

— Здравствуйте, дядя! — воскликнул Этьен, подбегая к нему. — Но что с вами?

— Дело плохо!

— Вы больны?

— О! Если бы только это, ты прописал бы мне слабительное, и все было бы в порядке.

— Так в чем же дело? Почему у вас такая погребальная физиономия?

— Почему? А, черт возьми! Есть от чего! Понимаешь: твоего дядю обманули как какого-нибудь мальчишку.

— Но что же с вами сделали?

— У меня украли фиакр…

Этьен удивленно посмотрел на него.

— Да, мой фиакр номер 13 и Милорда… Ты отлично знаешь Милорда, старую лошадь, которая тем не менее лучше всех молодых. А! Если бы мне попался этот негодяй, я задушил бы его собственными руками!

— Успокойтесь, объясните, что случилось.

— О! Это недолго рассказывать!

И достойный дядюшка рассказал, как накануне вечером исчез его фиакр.