— Незадолго до десяти.

— Следовательно, между этим временем и тем, когда карету нашли на набережной Рапе, прошло два с половиной часа.

— Да, и знаете, что меня удивляет и чего я не понимаю?…

— Чего?

— Когда Милорда нашли, на морде у него был мешок с овсом.

— О! Это хитрость, шитая белыми нитками. Хитрость воров, которые украли экипаж и затем, когда он стал им не нужен, снова надели на лошадь мешок с овсом, чтобы заставить думать, будто лошадь сама ушла.

— Это, может быть, и правда.

— Наверняка правда, — подтвердил Пьер.

— Итак, нет сомнения, что фиакр был оставлен на том месте, где он стал не нужен. Поэтому, вероятно, на нем ездили в сторону Берси, Венсена или Монтрейля, и я отдаю предпочтение Монтрейлю, так как там почва глинистая.

— Значит, по вашему мнению, они выезжали из Парижа? — спросил доктор.

— Да, повторяю, они выезжали из Парижа, и притом ехали по немощеной дороге. Поэтому направим наши розыски в сторону Монтрейля, не считая тех розысков, которые будет делать полиция по жалобе господина Лорио.

— Если фиакр переезжал через заставу, — сказал Этьен, — тогда, по всей вероятности, полицейские должны были заметить номер.

— Да, он, кажется, достаточно заметен, — сказал Лорио. — номер 13 — это привлекает внимание.

Рене обошел вокруг фиакра.

— К несчастью, этого шанса у нас нет, — сказал он.

— Почему?

— Негодяи все предвидели и приняли предосторожности. Посмотрите!

И он указал на беловатое пятно вокруг номера.

— Вижу, — прошептал доктор, — но ровно ничего не понимаю.

— Разве вы не видите, что они заклеили номера бумагой и следы клея еще видны?

— А, мошенники! — воскликнул Пьер. — Негодяи! Попадись они мне!

— К несчастью, мы еще не поймали их. Они слишком хорошо все предусмотрели, тем не менее я не теряю надежды. Час правосудия и мщения наступит!

— Дай Бог, чтобы это случилось не слишком поздно, — прошептал Этьен. — На что же вы решились? Надо действовать немедленно! Я не могу перенести мысли, что, может быть, Берта напрасно призывает нас!

— Прежде всего нужно, чтобы ваш дядя подал жалобу.

— Иду сию минуту! Дайте мне пуговицу от ботинка!

Рене подал пуговку Пьеру, который тщательно спрятал ее в портмоне.

— Я вернусь на улицу Берлин: хочу уведомить мистрисс Дик-Торн, что принужден оставить ее. Мне необходимо быть совершенно свободным и располагать своим временем. Тем не менее я не потеряю из виду эту даму.

— Что касается меня, — сказал Этьен, — то я не в состоянии оставаться без дела. Я отправлюсь собирать справки в указанные вами местности. Когда и где мы увидимся?

— Я буду приходить к вам каждый вечер, и мы будем отчитываться друг перед другом о результатах наших поисков.

— Вы по-прежнему живете на Королевской площади?

— Сегодня я перееду и дам вам новый адрес.

— Итак, до вечера.

Рене простился с дядей и племянником и поспешно сел в фиакр, который привез его.

Что касается Пьера Лорио, то он позавтракал с Этье-ном и отправился в суд.

ГЛАВА 2

Мистрисс Дик-Торн, разбитая усталостью, измученная ужасными волнениями прошлой ночи, несмотря на всю свою озабоченность, проспала несколько часов. Но сон ее был тревожен и полон ужасных сновидений.

Она встала в девять часов утра, поспешно оделась и сейчас же потребовала метрдотеля.

Ей отвечали, что Лоран вышел по делам. Но Клодия не обратила на это внимания, так как хотела дать ему какое-то пустое приказание.

Она оставила дом и поехала к герцогу де Латур-Водье, которого обвиняла в том, что он приказал Жану Жеди обокрасть ее.

Вне себя от ярости, она готова была на все.

Клодия пешком дошла до станции Сен-Лазар, взяла там карету по часам и приказала ехать на улицу По-де-Фер-Сен-Марсель.

«Не подозревая о моем посещении, — думала она, — герцог, без сомнения, не позаботится приказать не принимать меня. Кроме того, меня ничто не остановит, — я готова войти силой».

Герцог Жорж, расставшись с Тефером, вернулся домой в состоянии полнейшего нравственного и физического истощения.

Напрасно он старался заснуть: воспоминания ночи терзали его. Перед его глазами стояла ужасная драма, развязкой которой был удар ножом и пожар.

Он вздрагивал от ужаса при мысли о своем преступлении, хотя говорил себе, что оно останется неизвестным, что смерть Берты прекратит борьбу и что его беспокойство должно закончиться, так как у него останется только один противник — Клодия Варни, которую он готов был обезоружить, пожертвовав частью своего состояния и будущностью приемного сына.

Жорж, следуя советам полицейского, решил расстроить брак Анри с Изабеллой де Лилье и принудить его жениться на Оливии. Он еще не знал, как возьмется за это дело, но рассчитывал на свою ловкость и находчивость.

Он обещал дать ответ в этот день, и надо было выиграть время, так как все считали его в отсутствии и он не мог переехать в свой дом на улице Святого Доминика.

«Во всяком случае, — думал герцог, — я дал ей вчера сто тысяч франков, что доказывает мою уступчивость и расположит ее к терпению. К тому же она слишком жадна и умна, чтобы зарезать курицу, которая несет золотые яйца».

Герцог сел за письменный стол и написал следующее письмо:

« Сударыня!

Особа, которая имела честь видеть вас вчера, поручила мне написать вам по поводу некоторых вещей, о которых вы условились. Вы ожидаете ответа, и он будет согласен с вашими желаниями, но не может быть дан сегодня по причинам, которые вы без труда поймете. Невозможно грубо разорвать брак, предполагаемый уже давно: необходима некоторая доза дипломатии, чтобы довести дело до нужного результата. Прошу вас не удивляться и не беспокоиться. Верьте, что ваше желание будет исполнено. Ожидайте близкого посещения и не сомневайтесь в искренней преданности вашего покорного слуги Фредерика Берара».

Герцог только что закончил письмо и перечитал его, как услышал стук колес остановившегося экипажа.

Он взглянул на часы.

— Еще нет десяти, — прошептал он. — Это, вероятно, Тефер.

Он положил письмо в конверт и надписал адрес:

« Мистрисс Дик-Торн, улица Берлин, 24».

В передней послышался звонок.

«Я не ошибся, — думал Жорж, — это Тефер. Какое у него может быть дело так рано?»

И он не спеша отправился отворять дверь, но в ту же минуту отступил, вскрикнув от удивления.

На пороге стояла Клодия Варни, и ее бледное лицо дышало ненавистью и угрозой.

Привратница, не получив от своего жильца никакого специального приказания, указала незнакомке на квартиру Фредерика Берара.

Жорж отступил, испуганный видом мистрисс Дик-Торн и угрожающим выражением ее глаз.

Клодия сделала несколько шагов и заперла за собой дверь.

— Я угадала, — насмешливо сказала она, — Фредерик Берар — не кто иной, как сам герцог де Латур-Водье.

Жорж, ничего не отвечая, отступил во вторую комнату. Он был бледен, крупные капли пота выступили на лбу, руки дрожали.

Напротив, мужество мистрисс Дик-Торн было возбуждено еще больше его испугом, и она следовала за ним по пятам.

— Итак, — продолжала она, — вы посмеялись надо мной, чтобы избавиться от угроз и не исполнить моих требований.

— Почему вы говорите это? — едва слышно спросил Жорж. — Неужели потому, что я скрыл от вас, кто Фредерик Берар?

— Может быть, вам было бы не совсем удобно высказать мне, по какому поводу благородный герцог де Латур-Водье покидает дом своих предков для такой лачужки? — продолжала Клодия.

— Я полагаю, что это обстоятельство не имеет ничего подозрительного, — возразил сенатор, к которому вернулось его хладнокровие.

— Но с какой целью это было сделано?

— Я знал о вашем приезде в Париж, знал ваш необузданный характер и хотел избавиться от первых безумных взрывов.