— Ух! — Она с силой толкнула меня под ребро и усмехнулась. — Шучу, приятель. Если я когда-нибудь соглашусь с тобой переспать — а это вряд ли, — о капусте мы говорить не будем. Давай-ка поищем твой отель.
Сказано — сделано. Я заплатил за ключ. Вайоминг разыграла целое представление, но совершенно напрасно. Ночная дежурная даже глаз не подняла от своего вязания и не предложила нас проводить. Как только мы оказались в номере, Вайоминг закрыла дверь на задвижку.
— А тут очень мило.
Еще бы не мило! За тридцать-то два гонконгских доллара! Видимо, она ожидала увидеть просто конуру с койкой, но я не привел бы ее в какую-то дыру даже ради спасения жизни. У нас был комфортабельный номер с ванной и неограниченным водоснабжением. И еще телефон и лифт доставки, который лично мне сейчас казался жизненно необходимым.
Вайоминг раскрыла свою сумочку.
— Я видела, сколько ты заплатил. Давай договоримся, что…
Я протянул руку, замок сумочки щелкнул.
— Ты сама сказала — о капусте говорить не будем.
— Что? Ox, merde[11], но это же насчет перепихнуться! А ночлежку ты снял для меня, и поэтому будет справедливо…
— Выключись!
— Ну… хотя бы половину! Чем плохо — все пополам?!
— Nyet. Вайо, ты далеко от дома. Деньги тебе еще пригодятся.
— Мануэль О’Келли, если вы не позволите мне внести свою долю, я сейчас же уйду!
Я раскланялся.
— Dosvedanyuh, gospazha, ее sp’coynoynochi. Надеюсь, мы еще увидимся — И двинулся к двери, собираясь сразиться с задвижкой.
Она сверкнула на меня глазами и со злостью захлопнула сумочку.
— Я остаюсь. Чтоб ты провалился!
— Как вам будет угодно.
— Нет, в самом деле, я очень тебе благодарна. Но… я не привыкла принимать одолжения. Я женщина независимая.
— Примите мои поздравления. Я так и понял.
— Нечего язвить. Ты мужик с характером, я уважаю тебя за это. И рада, что ты на нашей стороне.
— Я в этом не уверен.
— Что?
— Не заводись. Я не на стороне Смотрителя. И ничего не разболтаю… Не хочу, чтобы Коротышка, упокой бог его щедрую душу, являлся ко мне по ночам. Но твоя программа кажется мне бесперспективной.
— Но, Ман, ты же не понимаешь! Если мы все…
— Помолчи, Вай, оставим в покое политику. Я устал и голоден. Когда ты ела в последний раз?
— Ох, бог мой! — Внезапно она показалась мне маленькой, совсем юной и измотанной, — Не помню. Надо думать, в луноходе. Дорожный рацион,
— Как тебе нравится такое меню: бифштекс с кровью по-канзасски, печеный картофель, зеленый салат и кофе… а перед этим выпивка?
— Божественно!
— Я тоже так считаю, но нам очень повезет, если в этой дыре, да еще в такой час, мы получим хотя бы суп из сине-зеленых водорослей и бутерброды. Что будешь пить?
— Все что угодно. Хоть этанол.
— О’кей. — Я подошел к лифту доставки и нажал на клавишу. — Меню, пожалуйста. — Оно тут же зажглось, я выбрал шашлык на ребрышках плюс гарнир и две порции Apfelstrudel[12] со взбитыми сливками. Потом добавил пол-литра водки со льдом и отметил звездочкой — значит, доставить в первую очередь.
— Как ты думаешь, я успею принять ванну? Ты не против?
— Валяй, Вайо. Будешь получше пахнуть.
— Негодяй! Посидел бы двенадцать часов в скафандре, от тебя бы тоже несло. Не луноход, а кошмарный сон какой-то. Я быстренько.
— Погоди-ка, Вайо! А грим не смоется? Он ведь еще пригодится, куда бы ты ни направилась…
— Смоется. Но ты купил втрое больше, чем нужно. Извини, Манни; я обычно беру с собой грим, когда еду по партийным делам, мало ли что может случиться. Как сегодня, например, хотя в таких переделках я еще не бывала. Но в этот раз я спешила, пропустила одну капсулу и чуть было не опоздала на луноход.
— Ладно. Иди отскребывайся.
— Есть, сэр, слушаюсь, капитан. Да… Потереть спинку мне не требуется, но я оставлю дверь приоткрытой, чтобы можно было поболтать. Просто ради компании — это не приглашение.
— Делай как знаешь. Мне уже приходилось видеть женщин.
— Как они при этом небось волновались, бедняжки! — Вайо усмехнулась и еще раз ткнула меня кулачком под ребра (неслабо), потом вошла в ванную и пустила воду. — Манни, может, ты хочешь вымыться первым? Для моего грима и той вони, на которую ты жаловался, вполне сойдет вода, бывшая в употреблении.
— Здесь, милочка, вода не лимитирована. Так что лей — не жалей.
— Какая песня! Дома я моюсь в одной и той же воде три дня подряд. — Она присвистнула тихо и радостно. — Ты что, очень богат, Манни?
— Не богат, но и слез по деньгам не лью.
Звякнул лифт доставки. Я приготовил мартини, то есть налил поверх ледяных кубиков водку, вручил Вайо ее стакан, вышел из ванной и сел так, чтобы ее не было видно. Впрочем, я и в ванной ее не видел — она по уши зарылась в балдежную пышную пену.
— Pawlnoi zheesni! — громко предложил я тост.
— Полной жизни и тебе, Манни. Вот лекарство, которое мне необходимо! — После паузы, потребовавшейся для приема лекарства, она продолжила: — Манни, ты женат? Ja?
— Да. Это видно?
— Ага. Ты с женщиной вежлив, но независим и не бросаешься, как голодный. Итак, ты женат и женат давно. Дети есть?
— Семнадцать на четверых.
— Клановый брак?
— Линейный. Принят в четырнадцать лет, сейчас я пятый из девяти. Так что семнадцать номинальных детей. Семья большая.
— Должно быть, это славно. Я толком и не видела линейных семей, они в Гонконге редки. Много браков плановых, групповых, всякие разные полиандрии, а вот линейные как-то не прижились.
— Это действительно славно. У нас брак почти с вековым стажем. Восходит ко времени основания Джонсон-Сити и первых ссыльнопоселенцев. Двадцать одно звено, девять из них живы, разводов не было. Ну, конечно, когда собираются все потомки, родственники и свойственники на дни рождений и свадеб — это натуральный дурдом. Детей-то куда больше, чем семнадцать, мы просто не считаем тех, что женятся, иначе у меня были бы детишки, которые по возрасту годились бы мне в деды и бабки.
Отличный образ жизни — не ощущаешь никакого гнета. Возьми хоть меня: никто не поднимает шума, если я целую неделю не появляюсь дома и даже не звоню по телефону. Зато все обрадуются, когда я вернусь. В линейных браках разводы редки. Что может быть лучше?
— Думаю, ты прав. А как пополняется семья? И как вы живете друг с другом? По очереди?
— Никакой очереди, живем, как кому удобно. А последнее звено пополнилось в прошлом году. Мы женились на девушке, хотя в семью вообще-то требовался парень. Однако случай был особый.
— В каком смысле особый?
— Моя самая младшая жена — внучка старейших мужа и жены. Во всяком случае, точно, что она родная внучка Ма. Старшую жену у нас зовут «Ма», мужья иногда называют ее по имени — Мими. Возможно, девочка действительно происходит от старика, но с другими супругами кровно не связана. Поэтому жениться на ней мы могли без проблем, хотя в некоторых семьях даже кровное родство не препятствие. А Людмила выросла в нашей семье, поскольку мать родила ее еще до брака, а потом, уехав в Новолен, оставила ее у нас.
Мила повзрослела, но даже слышать не желала об уходе из семьи. Плакала, умоляла сделать для нее исключение. Ну, мы его и сделали. Старик с генетической точки зрения в расчетах не фигурировал — его интерес к женщинам теперь скорее галантный, нежели практический. В качестве старшего мужа он чисто символически провел с ней брачную ночь. Второй по старшинству муж — Грег — позже довел дело до конца, и все сделали вид, что так и надо. Все счастливы. Людмила — очаровательная девушка, ей уже пятнадцать, и она носит своего первого ребенка.
— Ребенок твой?
— Я думаю, Грега. Мой, конечно, тоже, хотя фактически я тогда был в Новом Ленинграде. Вероятно, все-таки Грега, если Мила не прибегла к помощи со стороны. Но это вряд ли, она у нас домоседка. И замечательная повариха.
