Мистер Кику нахмурился.

— Я не сомневаюсь, что вы объяснили, что у нас нет их пропавшего ребенка, что мы о нем даже и не слыхали, что у нас нет ни малейших оснований думать, что он когда-либо был на планете, и, напротив, самые серьезные основания считать, что его здесь никогда не было.

— Да, я объяснил. Надеюсь, вы простите меня за то, что я переведу их ответ словами хотя и грубыми, но не оставляющими места для сомнений. — Он опять «пожал плечами», на этот раз несколько виновато. — Они говорят, что вы лжете.

Мистер Кику не обиделся, он хорошо понимал, что рарджилли-анец, выступающий в роли посредника, столь же безличен и бесстрастен, как, например, телефон.

— Все было бы значительно проще, если бы я и вправду лгал. Отдать тогда им эту самую ихнюю красотку, и делу конец.

— Лично я вам верю, — совершенно неожиданно сказал доктор Фтаемл.

— Большое спасибо. А почему?

— Вы использовали сослагательное наклонение.

— О! Вы объяснили им, что на Земле находятся несколько сотен тысяч внеземных существ более чем семи тысяч различных видов? И что из них около тридцати тысяч — разумные? И что буквально на пальцах одной руки можно сосчитать тех из них, которые хотя бы отдаленно напоминают искомую хрошию? И что, наконец, мы знаем расу и планету происхождения всех этих немногих?

— Сэр, я же рарджиллианец. Я рассказал им все это, и много больше; на собственном их языке объяснил им яснее, чем вы сможете объяснить своему собрату-землянину. Мой рассказ жил, играл.

— Я вполне вам верю. — Мистер Кику задумчиво побарабанил по крышке стола. — Ну и можете вы предложить что-нибудь?

— Одну секунду, — вмешался Гринберг. — А нет ли у вас изображения типичного хрошии? Может это для чего-нибудь пригодится.

— Хрошиу, — поправил его Фтаемл. — Или, в данном случае, хрошиа. К сожалению — нет. Они не используют символику изобразительного плана. А у меня, к несчастью, нет оборудования, чтобы изготовить один из этих ваших фотоснимков.

— Они что, безглазые?

— Нет, ваше превосходительство. У них очень хорошее зрение, просто их глаза и нервная система осуществляют процесс абстракции совсем иначе, чем ваши. То, что является аналогом «картины» для них, выглядело бы для вас полной бессмыслицей. Даже для меня восприятие их «картин» довольно затруднительно, а ведь моя раса, по всеобщему признанию, наиболее способна к восприятию абстрактной символики. Если уж рарджиллианец… — он замолк.

— Ну, если так… А вы нам их опишите. Используйте семантический талант, которым столь знаменита ваша раса.

— С удовольствием. Все хрошии, находящиеся на этом корабле, относятся к военному классу и поэтому имеют размер…

— Военный класс? — прервал его мистер Кику. — Так что же, доктор, значит, этот корабль — боевой? Раньше вы мне этого почему-то не сказали.

На лице доктора Фтаемла отразилась обида.

— Я считал этот факт самоочевидным и, как бы это сказать, несколько непристойным.

— Да уж. — У мистера Кику промелькнула мысль, не стоит ли прямо сейчас известить Генеральный штаб Федерации. Нет, пожалуй, пока не стоит. Мистер Кику имел сильные предубеждения против впутывания военных в переговоры; он считал, что демонстрация силы не только являлась признанием полного провала дипломатии, но и вконец портила шансы на успешное завершение дела. Он мог бы при желании рационально сформулировать такое свое мнение, но никогда этого не делал, оно проявлялось у него в виде эмоции. — Продолжайте, пожалуйста.

— Военный класс является трехполым, различия между полами практически незаметны на глаз и не должны нас интересовать. Мои спутники по кораблю и доверители примерно на шесть дюймов выше этого стола и имеют длину приблизительно в полтора человеческих роста. У каждого из них четыре пары ног и две руки. Руки маленькие, сильные и удивительно ловкие. С моей точки зрения, хрошии необыкновенно красивы, их форма удивительно гармонирует с функциональными потребностями. Они исключительно умело управляются с механизмами, приборами и любыми тонкими операциями.

Фтаемл говорил, а Гринберг тем временем позволил себе расслабиться. Несмотря ни на что, его все еще тревожила беспокойная мысль: а вдруг эта самая тварь, Ламмокс, все-таки относится к хрошии… но теперь он видел, что для мысли этой нет никаких оснований, кроме случайного совпадения числа ног. Этак и страуса можно считать человеком, как никак, а у него две ноги. Гринбергу не терпелось определить место Ламмокса в систематике, обязательно нужно будет продолжить такие попытки, но эта конкретная категория — хрошии — отпадала полностью.

— … но размер, форма, структура тела, даже ловкость в манипулировании механизмами, — продолжал доктор Фтаемл, — все это характеристики сугубо поверхностные, ни в малой степени не определяющие основную черту хрошии — их поразительную умственную мощь. Эта мощь буквально подавляет, — горгоноид издал короткий смущенный смешок. — Я был почти готов отказаться от своего гонорара и работать на них бесплатно, считая такую работу высокой для себя честью.

Довод был весомый. Видимо, хрошии и вправду сильны, ведь честные маклеры и толмачи рарджиллианцы скорее дадут человеку подохнуть от жажды, чем бесплатно скажут, как на местном языке называется вода. Их корыстолюбие было доведено до такой высокой степени, что казалось уже чем-то вроде религиозного культа.

— И вот что, — добавил Фтаемл, — спасло меня от подобного безрассудства: я понял, что хотя бы в одной области значительно превосхожу их. Они не лингвисты. Их язык богат и выразителен, но это — единственный язык, который прилично знает кто-либо из них. Или знал в прошлом. В лингвистических способностях они уступают даже вашей расе, — Тут Фтаемл широко взмахнул своими карикатурными руками; жест получился истинно галльский (а может, великолепная, тщательно разученная имитация). — Так что, — добавил он, — я несколько восстановил самоуважение и зарядил вдвое против своего обычного гонорара.

Он смолк. Мистер Кику мрачно водил пальцем по столу, а Гринберг попросту терпеливо ждал. В конце концов Кику спросил:

— И что же вы нам можете посоветовать?

— Мой высокочтимый друг, выход здесь может быть только один. Отдать им эту самую хрошиа, которую они разыскивают.

— Но у нас же ее нет.

Фтаемл довольно похоже изобразил человеческий вздох.

— Это очень печально.

Гринберг резко посмотрел на рарджиллианца; в его вздохе как-то не чувствовалось большой убежденности. Появлялось впечатление, что Фтаемл воспринимает тупик, в который они зашли, как нечто крайне забавное и интересное, а ведь это просто смехотворно; рарджиллианец, взявший на себя роль посредника, всегда крайне озабочен благополучным исходом переговоров; даже при не полной удаче они теряют лицо в своих собственных глазах.

Поэтому он заговорил.

— Скажите-ка, доктор Фтаемл, а вот когда вы брали это поручение хрошии, сами вы надеялись на успех?

— Сэр, — Фтаемл отвечал медленно и без обычной своей уверенности, — если хрошии дают поручение, отказываться не принято, вы уж поверьте.

— Хм-м… эти мне хрошии. Вы простите меня, доктор, но даже после вашего рассказа я, видимо, не совсем понимаю, что они такое. Вот вы говорите об их умственной мощи. Вдруг оказывается, что один из лучших умов высокоразвитой расы… то есть вы… практически «ошеломлен» ими. Из ваших слов почти явно следует, что это — не единственная их мощь. Ведь вы, представитель гордой, свободной расы, должны не раздумывая выполнять любое их желание. А теперь они здесь, их корабль один-одинешенек против целой планеты — столь мощной, что она установила гегемонию масштабов, невиданных прежде в этой части космоса. И вот в таких обстоятельствах вы заявляете, что будет «очень печально», если мы не выполним их бессмысленные требования.

— И это действительно так.

— Я не могу сомневаться в словах рарджиллианца, выступающего в своем профессиональном качестве. Но и поверить мне на этот раз трудно. Сверхсущества… так почему же мы никогда о них не слыхали?